Гендиректор «Первого музыкального издательства» о массовом вкусе, адекватности РАО, Иване Дорне и цинизме

— «Первое музыкальное издательство» же начиналось как компания по управлению авторскими правами. А потом вы превратились в лейбл. Почему?

— Ну мы же занимаемся бизнесом. В бизнесе, связанном с авторскими правами, как в авиации: есть ведущий и ведомый. То есть артист и его лейбл, которые записывают и продвигают музыку, — и собственно автор этой музыки, который как бы остается в тени и ждет: раскрутит артист песню или нет. И когда ситуация на рынке начала меняться, мы поняли, что нам проще уже начать брать в свои руки все — не только собственно права, но и самих артистов. То есть появились новые способы использования произведений. До 2003 года основной бизнес шел через носители. А потом возникли мобильные телефоны, рингтоны, реалтоны, рингбэктоны, вот это все. И часто получалась такая ситуация: вот, допустим, фонограмма принадлежит вам, а авторские права — мне. Вы продюсер, но по какой-то причине действуете неэффективно, песня не идет. Я в убытке, но я ничего сделать не могу — фонограмма-то у вас. Поэтому мы в тот момент стали приобретать права именно на фонограмму. То есть разговаривать не только с автором, но и с артистом — о том, что мы будем заниматься продвижением фонограммы. Именно фонограммы, а не песни.

— То есть именно на всяческих сервисах, а не в хит-парадах и в СМИ, грубо говоря?

— Да. Будем ее продвигать путем продажи прав. Ну а дальше уже стало понятно, что продвижение нужно и самим артистам, с ними нужно работать, — и мы потихоньку-потихоньку стали лейблом.

— И как вы решаете, с кем будете работать?

— Да так же, как все конкуренты. Если мы считаем, что это будет продаваться, мы за проект беремся. Другое дело, что я считаю нас одной из немногих компаний на рынке, которая заинтересована не только в работе с максимально монетизируемыми артистами, но и с проектами, которые могут произвести какие-то изменения… Ну, не знаю, в умах и душах людей — это слишком сильно сказано, наверное. Но музыка — это же все равно эмоции. А эмоции — это то, что делает нас счастливее, веселее или, наоборот, так сказать, грустнее. Поэтому мы часто поддерживаем музыкантов, которые на сегодня могут не принести большого количества денег, но при этом мы считаем, что они заполнят определенный вакуум, существующий в нашей музыке.

— Это кого, например?

— Ну вот сейчас мы активно занимаемся группой Franky.

— Да, я первый раз о ней услышал, когда готовился к интервью и залез на ваш сайт.

— Да, я не могу сказать, что сейчас они очень популярны. Но музыка у них своеобразная. Такой, я бы сказал, а-ля поп-рок. Причем у них своя особенность: все куплеты они поют на русском, а припевы — на английском. Но молодежь же сейчас прогрессивна в этом отношении — моя шестнадцатилетняя дочь слушает музыку на английском и на 90% понимает, о чем там речь. Конечно, у Franky музыка интересная, но потому и проблемная. То есть мы приходим на одни радиостанции, и нам говорят: ребята, это рок, не наш формат. Приходим на рок-станции — нам отвечают: ребята, это поп, это не к нам. Ну приходится искать альтернативные пути продвижения. Franky есть на всех музыкальных телеканалах, и интерес к ним хороший.

— Все-таки даже группа Franky — это эстрада, и именно из нее состоит так или иначе весь ваш каталог. Почему? Во всем другом нет экономического смысла?

— У нас формат деятельности такой: мы зарабатываем деньги на том, что сейчас является популярным, но не боимся свои доходы инвестировать в инди-проекты, которые могут быть на сегодняшний день интересны узкой прослойке слушателей. «Первое музыкальное издательство» — это только вершина айсберга. У нас 5 юридических лиц, по сути, отвечающих за разные направления нашей деятельности. Есть направление, целиком посвященное танцевальной музыке, клубной, мы представляем интересы компании Armada, где основной артист — Армин Ван Бюрен, но там есть и очень много музыки, которая сегодня реально нигде не звучит. Кстати, вот вам пример: в прошлом году одним из наиболее ротируемых треков на танцевальных станциях стала песня такого проекта Ton!c «Lead The Way». Артист этот вообще в России никому не известен — но мы откопали трек, предложили его DFM, им понравилось, и он стал настоящим хитом. И это инди-музыка, которая была не похожа ни на что, — это сейчас уже многие его копируют. Еще… Есть группа «Нервы», которая уже достаточно популярна, но на радио их, например, нет — то есть их знает 5 процентов аудитории, а не 65. Это как — знаете, за рубежом есть такая группа The Mars Volta? Очень мне нравится. Но я прекрасно понимаю, что они тоже нишевые. Просто ниша может быть разных размеров. У меня тут желание одно: сделать музыку нишевую и независимую широкой известной. И для этого наши усилия и нужны. Потому что когда сейчас говорят, что радио уже никто не слушает, достаточно интернета… Да ерунда это все. Нужно радио все равно. Чтобы группу узнала широкая аудитория, радио необходимо. Достаточно отъехать на 200 километров от Москвы и посмотреть: не в каждом доме есть интернет, но в каждом есть приемник. Да, молодежь ориентирована на интернет, но без помощи средств массой информации нельзя сделать так, чтобы трек услышали бы, скажем, 50 процентов населения.

— И так и дальше будет, вы думаете?

— Трудно сказать. Может быть, что-то в технологиях изменится. С другой стороны — вот появился iTunes в декабре. Конечно, как-то это отразилось на ситуации, но глобально ее не изменило. Понятно, что iTunes доступен людям, у которых есть определенные устройства; устройства эти недешевые, они тоже определяют аудиторию. Но если мы посмотрим статистику продаж, которая так или иначе свидетельствует о вкусах публики, мы увидим, что в пятерке стоит господин Лепс, Земфира, Иван Дорн. То есть — знакомые, в общем, лица. Да, в топ-60 по скачиваниям нет Стаса Михайлова. Но мы все понимаем, что его целевая аудитория не пользуется этими устройствами. При этом если говорить о произведениях Стаса Михайлова с точки зрения заработка — ну я бы готов был на них зарабатывать.

— То есть у вас есть в этом смысле определенный цинизм.

— Цинизм свойственен любому бизнесмену. Но это все-таки не такого рода цинизм, как зарабатывать на продаже колбасы, а потом вкладывать деньги в производство таблеток от ожирения, например. Наша компания старается работать с достойным материалом. Если взять российских лидеров по продажам за прошлый год, это будут Иван Дорн и Ева Польна; и тот, и другая — наши артисты, с очень качественными, на мой взгляд, песнями. Кстати, часто можно было наблюдать ситуацию, когда их песни вообще были единственными в топ-20 — остальное все зарубежное. Хотя там-то тоже песня песне рознь. Потому что есть Лана Дель Рей и Адель, скажем. А есть — «Harlem Shake». По мне, так это практически болезнь уже. Или вот Сай — я когда его первый раз увидел, сразу понял: это прикол, такой корейский Сердючка. А потом весь мир на нем помешался. Кто его знает, о чем это говорит — может, у людей в жизни все так плохо, что им только такого и не хватает, чтобы думать не надо было. А может, наоборот.

— А вы вообще за зарубежной повесткой дня следите?

— Да, конечно. Я слушаю очень много музыки, и нередко мне реально нравится. Кстати, как раз инди-вещи зачастую. Сейчас ведь вообще интересная тенденция — большие артисты уходят на инди-лейблы. Pet Shop Boys ушли, Depeche Mode…

— Depeche Mode ушли с Mute на Columbia.

— А, ну да. Ну есть Radiohead еще, которые вообще пошли своим путем. То есть тенденция существует, и мы о ней задумываемся, разумеется. Нам не хочется быть глобальной циничной компанией, которую никто не любит. Мы поэтому и стараемся как-то все диверсифицировать, заработав на одном, вложить в другое. Если хотите, это руководство к действию для тех, кто это интервью читает: если есть талантливые ребята, у которых есть материал, но он не вписывается в какие-то рамки, — приносите, посмотрим, послушаем, поговорим.

— Ну тут как раз самое время задать мой любимый вопрос — почему в нашей индустрии не работает система, когда берется уже создавший определенную базу слушателей молодой артист и дальше с помощью индустрии он превращается в большую звезду. Ну вот, условно, Tesla Boy, Motorama, NRKTK…

— А с Tesla Boy мы общались, кстати. Но тут палка о двух концах. Такие артисты нас очень часто воспринимают… Ну не как врагов — скорее они считают, что нам до них дела нет и не будет. И потому стараются либо сами все делать, либо сотрудничают с маленькими независимыми компаниями. Ну и потом, образно говоря, — вот представьте себе группу «Люмен». Вот встретимся мы с ними, сяду я напротив них, как сейчас сижу напротив вас — в галстуке, в костюме, с визиткой… Я уже этим их испугаю. Потому что они в большей степени про музыку, не про бизнес. Зачастую у них есть своя ниша — и им этого хватает. И чтобы с ними работать, нужно быть для них своими в доску. К тому же они считают, что если мы продаем попсу, то в их музыке ничего не понимаем. Что, конечно, заблуждение. И кстати, я уверен на самом деле, что время засилья поп-музыки кончается. Следующий шаг — возрождение рока. Когда оно случится — другой вопрос. Вряд ли уже завтра на нас с биллбордов будут смотреть новые Nickelback и 3 Doors Down. Но ситуация меняется, это точно. Новому поколению совсем другая музыка интересна.

— У меня было ощущение, что ему интересен скорее хип-хоп.

— Хип-хоп… За рубежом есть Джей-Зи, например. Для меня это в первую очередь музыкант-экспериментатор. У него там и джаз, и что только не, и музыка очень важна. Это не гангста-рэп, где звук играл второстепенную роль. Я думаю, что наш хип-хоп тоже куда-то в эту сторону будет двигаться.

— Ну может быть. Мне вот что еще было интересно. Вы сотрудничаете с Иваном Дорном, у которого изначально был целиком свой менеджмент. У вас же теперь Нюша, которая начинала на Gala Records. Как это происходит? Чем вы привлекаете таких артистов?

— Мы с Дорном стали работать еще в начале 2012-го. На тот момент он был популярен в интернете в каком-то объеме — и все. А дальше мы поставили себе определенные задачи — и их добились. Сделали так, чтобы Дорн зазвучал в российском медиапространстве. Выпустили альбом. Провели вместе с компанией Ikon презентацию в «Известиях». Что касается Нюши... Просто в России ситуация несколько менее организована, чем на Западе, например. Там ситуация понятная: артист подписал контракт, дальше, если все выполняют свои обязательства, он по этому контракту работает, пока тот не истечет. Подписали 10 альбомов на 10 лет — значит, так и работаем. Расторгнуть можно только через суд. В России все иначе. Артист по большому счету действует так — я поработал, мне не понравилось, я пошел. Скажем так: видимо, у Нюши были причины поменять партнеров. Вы поймите вот еще что: у нас случаев, когда компания создала продукт сама либо нашла его в зачаточном состоянии и затем развила, — их единицы. Обычно ситуация выглядит так: тебе приносится готовый материал, и твоя задача — понять, интересен он или нет.

— Ну, кстати, учитывая ваш 17-летний опыт в индустрии, — как бы вы могли описать: что интересно русской публике? Вы наловчились это определять?

— Мне такие предсказания лучше всего с иностранными артистами удавались, как ни странно. Когда мне году в 85-м первый раз в руки попала пластинка Dire Straits, которых тогда толком у нас никто не знал, я сразу сказал — эту группа будет популярна везде. Еще через 15 лет такая же ситуация была с Muse. И с Linkin Park. Из русских... Я помню, как нам в 2000 году принесли демо-альбом группы «Би-2» — с песней «Варвара» и прочим тогдашним материалом. Я за него цеплялся руками и ногами, очень хотел, чтобы мы взяли этот материал. Знал, что это выстрелит. Но — кризис, денег не было. А правила-то тут простые. Чтобы песня в голове задерживалась. Чтобы я мог мотив напеть. Чтобы мурашки по телу бежали.

— Вы ведь являетесь заместителем председателем совета директоров РАО. При этом, исходя из всего нашего предыдущего разговора, я полагаю, что вы прекрасно отдаете себе отчет в том, какова репутация этой организации.

— Вы знаете, репутацию зачастую делает не сам человек, а то, что происходит вокруг него. В любой, я думаю, стране про организацию, которая занимается управлением правами, все подряд будут отзываться нелестно. По одной простой причине — мы хотим у пользователей забрать как можно больше денег, а пользователи этих денег отдавать не хотят. Эта ситуация и формирует информационный фон. В советские-то времена все платили эти деньги и не задумывались — потому что платили из бюджетных денег, а не из своего кармана. А сейчас все наоборот. Организация вынуждена бегать за участниками рынка, подавать в суды, требовать деньги. А ведь зачастую бывает так, например: проводит концерт какое-нибудь OOO — а потом просто пропадает. Ну нет его, прекратило свое существование. Как автору получить деньги за использование своих песен — непонятно. А дальше собранные деньги надо распределить. 80 процентов тех, кто использует музыку, не обременяют себя тем, чтобы правильно предоставить информацию по ее использованию. Конечно, возникают ошибки, иногда авторы недополучают чего-то. Но схема-то предельно простая. Если информация предоставлена правильно — РАО распределит деньги и автор их получит. А проблема репутационная — это проблема всех участников рынка. Некоторые этими кивками на репутацию прикрывают нежелание платить.

— Насколько я понимаю, претензии к РАО еще и в том, что это очень непрозрачная организация. Даже если ты автор, заключил договор и тебе приходят деньги, ты никак не можешь верифицировать эту сумму, она никак не проверяется — действительно ли ты столько заработал.

— Авторам приходит отчет об использовании произведений. Но для того чтобы понять, сколько денег он получает относительно других, автор должен сравнить себя с другими. А доходы других — это, разумеется, конфиденциальная информация. Авторов что интересует: вот телеканал заплатил РАО 100 рублей, как они распределились? А мы не можем этого показать! Понятие «прозрачность» в ситуации, когда речь идет о чужих доходах, очень относительно.

— Ну допустим. А почему промоутеры так переживают? Чуть ли не бандитской организацией РАО называют.

— Да тоже понятно почему. Вот вы организатор, вы продали на 1 млн рублей билетов, 5% вы должны заплатить. А вы деньги-то платите из своего кармана и хотите минимизировать затраты, чтобы увеличить прибыль. Давайте возьмем пример. Допустим, промоутер провел концерт группы «Би-2». Все песни написаны Левой и Шурой, творчество других авторов не используется. Мы взяли 5% от продаж билетов — ну, допустим, продали на миллион, 50 тысяч, — и разделили на двух авторов: каждый получил по 25 тысяч рублей. Минус комиссия РАО в 20%, которая берется за то, чтобы заключить договора, собрать деньги, распределить деньги и так далее, — то есть по 20 тысяч рублей на самом деле.

— Звучит довольно абсурдно. Люди сыграли и спели свои песни, явно уже и без вас получили за это деньги…

— Как артисты! Понимаете? Ведь любой труд должен быть оплачен, согласны? Когда человек выходит на сцену и поет — оплачивается труд артиста. Когда пишет песню — оплачивается труд автора. Бывает, что артист и автор — одно лицо. Но бывают-то и разные. Не писать же разные законы про них. Я считаю, что на сегодняшний момент главная проблема вот в чем. Промоутер приходит и говорит: господа, я заплатил гонорар 100 рублей, еще 100 отдал за рекламу, еще сколько-то за аренду; в общем, потратил я 1000 рублей — а билетов продал на 800. В общем, попадалово. Поэтому платить ничего не буду. То есть обычно вопрос ставится как-то так. Но позвольте — это же бизнес! Это его проблемы. Когда я вкладываюсь в группу Franky, я понимаю, что могу это окупить потом, а могу и не окупить. Мы, кстати, сейчас в «Первом музыкальном» сами начали заниматься концертным бизнесом — у нас в каждой смете существует отдельная статья расходов на авторские отчисления.

— А вам не приходило в голову, что сам закон вообще-то имеет смысл пересмотреть. То есть да, любой труд должен быть оплачен, но почему этот труд по написанию песни должен быть оплачен столько раз? Или вы считаете, что законы об авторском праве адекватны современной ситуации?

— Адекватны абсолютно, за одним но — автор самостоятельно должен определять, как использовать свои произведения. Если он хочет, чтобы оно было в открытом доступе и чтобы все его использовали безвозмездно, — пожалуйста, у него должно быть такое право. А в остальном, я считаю, закон адекватен и справедлив. Давайте опять на примерах. Вы купили машину один раз, но если вы ее сдаете в аренду, вы берете плату за каждый месяц, а то и за каждый день. Или — у вас же не возникает вопроса, почему вы в такси платите не только за посадку, но и за километраж? Деньги за песню платятся, когда песня используется. Когда автор ее сочиняет, он никаких денег не получает. Но если ее выпустили на диске, проиграли на радио, послушали в интернете, спели на концерте — ему должна быть заплачена копеечка. Это справедливо. Мы с вами просто по разные стороны баррикад. То, о чем вы говорите, — это, знаете ли, возвращение к 1917 году. Давайте сделаем все бесплатно для всех. Помните, что потом происходит? У вас срабатывают стереотипы, вот и все. Если у вас, не дай бог, умрет дальний родственник и оставит вам в качестве наследства квартиру или бриллианты, никто не будет у вас пытаться их отнять. Потому что это несправедливо. Потому что за это уже были в свое время заплачены деньги. А по поводу авторских прав все возмущаются – почему, мол, 70 лет после смерти автора надо платить наследникам, причем тут они вообще? Да потому что это то же самое имущество — просто оно выражается в правах. И то, и другое меряется деньгами. И это абсолютно нормально. Знаете, я все-таки на флоте служил, у меня обостренное чувство справедливости. И я считаю, что то, как все устроено сейчас, — это абсолютно справедливо. Потому что это логично. А если это логично — значит, правильно.