По прозвищу Зверь

13 ноября в ресторане «Тинькофф» выступит Кид Коала

Специальность канадца Кида Коалы (урожденный Эрик Сан) по-английски называется turntablist. Он музыкант, более того – штатный участник поп-проектов Gorillaz и Lovage, но единственный инструмент, которым он владеет, – вертушки. Из царапанья иглы по пластинке у Коалы вырастают композиции с настроением и смыслом – а потом из них вырастают комиксы, которыми Коала иллюстрирует свои CD. Юлия Выдолоб позвонила Коале в Нью-Йорк и поговорила с ним про пластинки, рисунки, коал и детей.

– Почему вас так странно зовут – Кид Коала?     

– Была такая сладкая газировка. В мои 13 лет, я ее пил все время. У меня в комнате тогда были только вертушки, куча пластинок и пустые бутылки из-под этой штуки. Из-за нее друзья прозвали меня Коала Кид, а когда мы стали устраивать вечеринки в школе, мы решили оставить везде это имя – диджей Коала Кид. Через несколько лет все просто к нему привыкли. Такая вот история.

– Этот герой – коала – присутствует в ваших рисунках или видео?

– На самом деле у меня мало общего с этим зверем: я из Канады, у нас там нет коал.

– А вы как-то соотносите себя с героями собственных комиксов?

– Я, как правило, рисую что-то, навеянное собственным опытом, но нет определенного персонажа, который был бы моим альтер эго. У некоторых героев есть мои черты, другие больше похожи на моих друзей. Очень дипломатичный ответ, да?

– Вы прежде всего музыкант или художник?

– Сложно сказать. Вот сейчас я в Нью-Йорке, студии здесь нет, так что записываться особо негде, а когда я ничем не занят, я в основном рисую. На гастролях я занимаюсь музыкой во время шоу, но у меня все равно остается масса времени – перед выступлением, на вокзалах, в аэропортах. Для меня рисование – это способ заполнить паузы. Я не профессионал. Когда я был маленьким и гиперактивным, я иногда за семейным столом брал палочки для еды и начинал барабанить по посуде. И тогда мне просто давали ручку, чтобы я рисовал на салфетках и никому не мешал. Так меня было легче всего утихомирить – я сидел и весь обед спокойно рисовал. Так что это всегда была какая-то отдушина. Музыкой я стал заниматься в четыре года, играл на пианино, а делать скретчи попробовал в 13. Короче, мне оба эти занятия очень нравятся. Если бы меня попросили отказаться от одного из них, мне бы было очень плохо.

– Получается, что вы все время заняты: если не рисуете, то играете, и наоборот.

– На самом деле я рисую, только когда путешествую один и мне предстоит, например, шестичасовой перелет. Не стану же я перечитывать журнал авиакомпании – лучше я что-нибудь порисую. Всегда есть какая-то история, которой можно заняться. Всякие вещи случаются, а я их документирую.

– В Россию придется лететь целых 8 часов.

– Ну, видимо, я прилечу с парой готовых рисунков.

– Кстати, мы тут сделали иллюстрированный номер – только картинки, никаких фотографий, – и наш арт-директор спрашивает, могли бы вы что-нибудь для нас нарисовать?

– Да, отличная идея! Мне только надо будет вернуться в Монреаль. А то у меня с собой сканера нет. И еще размеры мне пришлите.

– Возвращаясь к музыке: вы не ощущаете превосходства над обычными диджеями, которые не используют вертушки так мастерски?

– Ну, каждый должен делать то, что помогает ему лучше всего самовыразиться. Для меня такое занятие – исполнять музыку с помощью вертушек. Когда диджеи выходят на танцпол и играют по пять часов, создают разные настроения – я понимаю, что в это вложен труд, и мысль, и любовь. И меня всегда радует то, что самим артистам это правда нравится. Я всегда могу сказать, увлечен человек по-настоящему тем, что он делает, будь то музыка, танец или театр. Я вижу, как люди относятся к работе – многие стали бы этим заниматься даже бесплатно. Когда мне было 13, у меня вообще не было перспектив когда-нибудь выступить с теми штуками, что я делал. Тогда, в конце 1980-х, было не так много скретч-диджеев, можно было выступать как часть какой-нибудь группы, но так, чтобы выйти со всеми этими делами соло… А мне хотелось играть именно так. Я именно в этом видел возможность самовыразиться. Я, кстати, однажды даже был свадебным диджеем, играл на свадьбе у моего друга!

– За деньги?

– Да нет, просто так. Они знали, что у меня есть пластинки, ну и пригласили меня. И я понял, что очень уважаю свадебных диджеев, потому что для людей это действительно важный день, и там не только жених с невестой, а еще и родители, бабушки и дедушки, и это совсем другое дело… И у каждого свое мнение, какая музыка больше подходит для свадьбы. Я никогда так не нервничал. Ко мне тогда подошли пять или шесть пожилых леди и попросили поставить танго. «Что значит – у вас нет танго? – говорят. – Это же свадьба!» Короче, я оказался совершенно не готов, зато теперь я знаю, что делать, если такая ситуация повторится.

– Как вы отбираете пластинки для выступления?

– Главное – это создать цельную историю, настроение. Можно наделать из скретчей что-то спокойное, меланхолическое, или, наоборот, что-то бодрое, или что-то злое и агрессивное, или что-то дурацкое и смешное. Когда я тренируюсь, я проигрываю пластинку так и эдак и смотрю, какие настроения она может создавать. Иногда получается что-то мелодичное, иногда – что-то чрезвычайно глупое.

– А в магазине как пластинки выбираете?

– Слушаю пластинку какое-то время и пытаюсь понять контекст, в котором ее можно будет использовать. Иногда попадаются универсальные – делай с ними что хочешь. А иногда там просто кто-то очень удачно кашляет, и тогда я делаю на пластинке маленькую пометку: «В конце третьей дорожки очень хороший кашель». Таким же образом я сортирую записи в моей диковатой коллекции: тут всякие странные шумы, тут звуки барабанов, тут мужские голоса.

– А во время сета как вы решаете, какую пластинку поставить?

– Ну, всегда есть какая-то разумная доля импровизации. А если честно… я просто играю то, что положил в сумку. В Москве мне именно так и придется поступить. Большая часть моей работы – это все запомнить и потом сообразить, где был тот или иной звук. Тогда я могу с ходу их распределять. Когда я достаю пластинку, я вспоминаю: ага, тут вот такой звук, а если перевернуть – этакий. Это все выглядит сложно, но когда начинаешь тренироваться, то погружаешься во все в это и начинаешь запоминать мелочи – где они припрятаны на пластинках. Чем больше практикуешься, тем меньше про это думаешь. Это то же самое, что играть на гитаре, не глядя на руки. Можно еще запоминать телефоны друзей – я таким образом память тренировал.

– Сколько пластинок вы привезете в Россию?

– Около сотни, думаю. Для сета в полтора часа этого хватит. Больше – это переизбыток информации. Думаю, и сейчас ее будет слишком много.

– Когда вы используете чужие пластинки для собственных записей, вы договариваетесь с каждым артистом?

– Я отдаю список моему лейблу, Ninja Tune, и они все улаживают. Хотя бывают такие люди – обычно они сочиняют ска: спрашиваешь у них разрешения использовать запись, а они не помнят, о чем идет речь! Некоторые звуки на моих альбомах мы делаем сами. Клавишные, перкуссия, какая-нибудь бас-гитара, например: мы их записываем и нарезаем штук 50 пластинок для записи и концертов. В общем, используем сэмплы, как и все, но все непременно проходит через вертушки.

– На аукционе потом не продаете эти пластинки?

– Да нет! Кому они нужны? И потом, они очень быстро портятся, одной хватает концертов на 20, потом надо брать следующую – для того и печатаем несколько копий. Но я просто не понимаю, кому бы они могли понадобиться!

– А вот еще вопрос: говорят, вы очень любите детей.

– Безусловно! Я ведь по образованию – учитель начальных классов. Это ужасно веселая работа, самая веселая, которая только бывает. Будто девять часов подряд смотришь хорошие комедии. Не поймите превратно – это тяжелый труд, который выматывает и физически, и морально, но это очень благодарная работа. Многие спрашивают меня, не собираюсь ли я снова стать учителем. Так вот: если я опять этим займусь, я ни минуты не буду думать, что это шаг назад. Это было бы очень, очень здорово!