Максим Семеляк, Константин Кинчев и Илья Лагутенко разговаривают друг с другом

 

24 октября в «Лужниках» группа «Алиса» справляет свой двадцатый день рождения. К празднику продюсерский центр Игоря Матвиенко выпускает ее новый альбом «Небо славян». Группа «Мумий Тролль» положенного ей двадцатилетнего юбилея по ряду соображений не отмечает, но новый альбом (музыка к фильму «Похитители книг») также готовит. Очную ставку Константину Кинчеву и Илье Лагутенко устроил Максим Семеляк.

 

Семеляк А вы какие бы песни друг друга сами спели?

Кинчев Я точно знаю, что я неплохо бы спел «Владивосток-2000».

Лагутенко Я за «Мое поколение» все же взялся бы.

С. «Алиса» и «Мумий Тролль», по-моему, похожи: двадцать лет рок-н-ролла, нововолновые дела, ставка на мимическое шоу. У вас даже были почти идентичные песни – «Я меломан» и «Кассетный мальчик». Как раз двадцать лет назад появились.

К. Ну по поводу волны – я всегда больше тяготел к хард-року.

Л. А «Кассетный мальчик» – это не 1983 год. Сейчас скажу… в 84-м, по-моему, ее записали.

К. «Меломан» тоже в 84-м написан.

С. Да ладно, все равно двадцать лет.

Л. Ой, мне вообще так странно сейчас сидеть это вспоминать.

К. У меня было ощущение собственного предназначения.

Л. А я игрался только в это.

К. Я тоже в свое время игрался, но только в 73-м. Мне все-таки 45 уже.

Л. А мне 35.

К. Поэтому я свою телегу на этот год называю таким образом: двадцать лет в «Алисе», тридцать в рок-н-ролле и сорок пять на Земле.

Л. Понятно, что у Кости были какие-то сложившиеся взгляды. Для меня же в те времена это все было так… не хобби даже. Я же говорю – игра. Вот я себе придумал, что где-то что-то такое есть. Ну вот новая волна… Так-то они выглядят и звучат… Мне хотелось сделать примерно то же самое. Зачем – я себе не отдавал отчета.

С. А «Алису»-то вы слушали тогда?

Л. Ну, с «Алисой» вообще…

К. Мы когда к вам приехали – в 87-м, кажется?

Л. Да, в 87-м; я, помню, из армии как раз уходил, как это называется… Увольнительная.

К. Самоволка.

Л. Самоволка была на следующий день, потому что шторм начался и уже назад не добраться было. В сентябре это было. И был как раз концерт ваш. А еще до этого в промежутке с 84-го по 85-й или… Подожди… Когда «Энергия» официально появилась?

К. Мы записали в 85-м.

Л. Правильно, это, значит, я поступал как раз на первый курс, и были у меня каникулы. Я приехал в Петербург, и мне дали с собой кучу номеров телефонных, по которым можно было обратиться. И у меня была, значит, наша запись, ну и вообще – попросили с Владивостока довезти какие-то группы – все, чем занимался так называемый Владивостокский рок-клуб…

К. Но ты как-то по скромности, видимо, решил не обращаться.

Л. Да, я был весьма скромный; единственный, кому я дозвонился, помню, был Тропилло. Он сказал: да, приезжай срочно, я возьму все записи, я про тебя что-то знаю и должен тебе что-то передать во Владивосток. И я себя чувствовал частью очень важного дела – еще бы, встречаюсь с самим Тропиллой, о котором только легенды ходили. Встретились на остановке метро, я как сейчас помню, очень далеко куда-то надо было ехать. Купчино, есть такое? Далеко?

К. Окраина.

Л. Ну, встреча заняла десять минут, он вручил мне пару бобин, и одной из них как раз была «Энергия». А потом уже 1987 год – апофеоз.

К. Мы вообще первые приехали во Владивосток.

Л. Да, потому что до этого принципиально никто не приезжал, кроме там… не знаю… «Савояры». Филармонические такие коллективы.

К. Город-то закрытый был. Совершенно такой режимный, но при этом чистый, красивый. Меня очаровал сразу же.

Л. А, нет – первый даже был «Объект насмешек». В матросском клубе они выступали, разрушенном.

К. А, точно, Рикошет первый добрался.

С. Там еще Ник Рок-н-Ролл гужевал одно время.

Л., К. (хором): Не-е, ну он-то позже приехал в город, когда уже свобода началась. А тогда-то все было по-старому, и тут вдруг появляются…

К. Взрыв!

Л. Я помню, половина курсантов с ума посходила. Костя в этом самом – в гриме…

К. Да, это меня местные девчонки раскрасили.

Л. …в рваной майке, босиком. Все о нем помнят, это такие уже реликвии. Для меня это был, наверное, первый настоящий рок-центр. Я ни разу ни на что не попадал ни в Москве, ни в Питере.

С. А сейчас еще играются настоящие рок-концерты?

К. Мне концерты приносят радость. Я себя чувствую абсолютно органично. И, я думаю, Илья чувствует то же самое. И если говорить о схожести, то тут мы, как яркие фронтмены, похожи. Именно по ощущению своего места на сцене. Тебя купает это ощущение.

Л. Схожесть в том, что мы верны тому, что сами для себя придумали. Странно, если б «Мумий Тролль» был бы сейчас второй «Алисой». Хотя в свое время я думал: вот бы мне сочинить такую песню, как «Мое поколение». Но у меня получилась другая. (Смеется.)

К. Ну «Владивосток-2000» тоже такая… призывная песня.

Л. Да, от концертов не хочется убегать. Мне всегда эти вопросы типа «вам не надоело»… ой. Да что тут может надоесть? В один момент это становится неким спортом: ты вчера играл стадион, а сегодня приезжаешь в клуб, послезавтра во Дворец культуры какой-то разрушенный…

К. Я не знаю, как у тебя, а у меня удивительно куражное ощущение от цирков. Так люблю в цирке играть! Весь этот запах цирковой…

Л. И когда люди по кругу сидят.

С. Первый раз слышу о концертах в цирке.

К. Да очень много, во всех городах есть цирк.

Л. В Краснодаре, в Омске. Особенно смешно, когда пишут объявления: там же цирковые программы не прекращаются…

К. Интересное ощущение, когда не ты возвышаешься над всеми, как некий учитель…

Л. А гладиатор…

К. А здесь наоборот все, твоя задача – чтобы все, кто сидит наверху, медленно сползли вниз.

Л. Круглую сцену – ну как сцену – вот это пространство вообще труднее контролировать.

К. Бегаешь больше.

Л. Но приходится все время следить, чтобы люди не задевали проводки. Они, например, могут чего-нибудь украсть со сцены.

К. Ну я на эту тему не задумываюсь, у меня есть техники, которые…

Л. Доверяй, но проверяй: люди-то разные сидят. Причем интересно, что некоторые люди в цирке стремятся встать напротив тебя, а некоторые садятся сзади – они ничего не видят, ничего не слышат, но зачем-то они там сидят…

С. В цирке, должно быть, вся пластика перестраивается: вы же там не вниз, а вверх поете.

Л. Не знаю, я не думал насчет перестраиваться – не перестраиваться…

К. Если ты органичен, неважно, какая площадка. Тебя начинает с первых аккордов втягивать, дальше тащит, и уже конец концерта. Так, в общем, всегда и происходит. У Ильи, наверное, так же.

Л. Ну вышел и пошел. Назад дороги нет. Я вообще не знаю, как там люди жалуются: у нас того нет, нам этого не слышно…

К. Ну не слышно – купите альбом, послушайте. Мы, в общем, здесь для другого все собрались.

Л. Я очень спокойно отношусь ко всем этим мониторам…

К. Я вот сейчас себе в уши купил – и вообще не парит.

Л. И чего – приятно?

К. Очень хорошо.

Л. А я не могу. Попробовали, и я не слышу, что вокруг происходит.

К. Второй год я с ними, и очень хорошо.

Л. А я никак: такое ощущение, как в воде. Уши затыкает.

К. А я видишь, чего делаю: я берушу в одно ухо вставляю…

Л. Ну у нас вот клавишник так играет, а я не могу…

С. Послушайте, вы своих главных высот в музыке уже, очевидно, достигли. Разочарование к горлу не подкатывает?

К. Песни тогда наступают, разочарование-то вряд ли. В чем же разочаровываться?

Л. Что – высоты? Ну вот какие?

К. Журналист предлагает нам позицию абсолюта. Мы абсолюта не достигли.

Л. Что такое высоты? Что такое высоты?

С. Ну как… Вот я в 14 лет пришел на концерт «Алисы» и немедленно понял, что это некий абсолют. В 24 года я пришел на «Мумий Тролля» и осознал примерно то же самое, а теперь…

Л. Ну дай бог тебе в 34 зайти на какой-то концерт и ощутить то же самое.

К. У нас-то этого ощущения не было! Ты не даешь нам такой возможности, чтоб твои ощущения разнились с нашими? Видимо, у нас еще пока не наступило ощущения абсолюта.

Л. Откуда я знаю, какие ты высоты себе ставишь?

С. Поставим вопрос по-другому. Вот Петр Николаевич Мамонов. Я у него этой весной что-то там пытался выспросить, и он мне, в частности, сообщил, что весь этот рок-н-ролл – просто хлопушки, конфетти, так или иначе загубившие ему жизнь.

К. Ну, он имеет право на свое мировоззрение. Для меня рок-н-ролл любим и по сей день. Я его составная часть.

Л. И тебя уже не вычеркнешь. (Смеется.) Ну… каждый делает свои выводы, как себя поставил для самого себя. А другой скажет – нефтевышки загубили нам жизнь.

К. Разочарование – весьма печальная вещь. Хотя и очарование не полезно. Нужно так… сдержаннее к себе относиться. Не будет чрезмерных очарований, так и не будет разочарований. Хотя, повторюсь, он имеет полное право рассуждать о мрачности того периода, который мне видится радужным. На то мы все и люди, на то мы все и интересны.

С. Но «Алиса» с годами изменилась сильнее, чем «Мумий Тролль».

К. Да какие у Ильи годы!

Л. Да, конечно, чего мы тут рассуждаем о возрасте? В принципе, дискография насчитывает пять лет. О каких тут можно говорить переменах?

К. Мировоззрение-то не изменилось. Оно вы-кри-стал-ли-зо-ва-лось. Все стало более ясно. Шелуху отбросил, то, что я исполняю как автор. Больше ответственности за каждое слово. Это все чисто возрастные темы. Понятно, зачем я иду по Земле, понятно, что я хочу сказать, меньше вторичности, больше сути. Форма поменялась. Петь «Меломана» – глупо в сорок пять лет, мне кажется.

Л. Ну… форма обязана меняться. Технологии другие.

С. И пишетесь вы теперь, соответственно, один в Лондоне, другой в Германии.

Л. А чего Лондон?

К. Просто профессия саундпродюсера у нас еще не стала профессией, и все.

Л. Это ж тоже дело выбора. Хочешь это делать – делай.

К. Результат-то есть. «Точно Ртуть Алоэ» звучит обалденно.

Л. Другой разговор, зачем это делать. Донести мысль можно гораздо проще.

К. И с меньшими затратами. С другой стороны, когда начинаешь так размышлять, на ум приходят крылатые слова Раневской – я сейчас привожу не дословно: если к делу, которое мы выбрали, относиться поверхностно, то это пук в вечность. Вот не хотелось бы пускать пуки в вечность.

Л. Запись – это ж жизнь твоя.

К. Мне мой басист говорит: давай все на портостудии запишем нормально.

Л. Ну да, дома будем сидеть, курить. А чего дома сидеть, в принципе?

К. Дороги – вот они, разложены, выбирай, какую считаешь верной и правильной.

Л. (задумчиво): С другой стороны, почему бы и не портостудию? А как у нас ситуация в 2003 году среди молодых групп?

К. Мне «Пилот» нравится. Но я их знаю уже лет десять. «Король и Шут». Молодые они? Наверно, не очень.

Л. Я «Король и Шут» знал, по-моему, до записи нашей пластинки «Морская».

С. Кстати, если внимательно послушать «Наше радио», то обнаружится удивительное: половина новых групп косит под «Алису», это те же «Пилот» и «Король и Шут», а половина – под «Мумий Тролль». Ну там «Мультфильмы», «Би-2».

Л. Радоваться надо.

К. Значит, мы действительно весьма талантливые персонажи, раз под нас кто-то косит.

Л. Плохо бы было, если б никто не косил… А в принципе, и неплохо бы было, если б никто не косил…

С. А почему же ничего мало-мальски нового не происходит?

Л. Да происходит, наверное, просто мы не знаем. Может, вы, журналисты, нам не доносите?

К. Наверняка придут те, кто принесет тебе ощущение абсолюта. В 34 года. Просто есть исполнители, которые хороши в домашнем кругу, а при выходе на более широкий они обламываются. Таких большинство. Ну есть, допустим, мой горячо любимый, уважаемый человек Слава Бутусов. Он не любит играть концерты. Для него это мука. Концерт – это необходимость, которая поддерживает семью. Он любит сидеть в студии и тихо работать

С. Его последний альбом очень хорош.

К. Ну это Славино место, там он дома. На сцене ему не нравится, и это чувствуется.

Л. Поэтому до тех пор, пока не продаются пластинки…

К. Вот если б с пиратством издатели поборолись, то такие исполнители, как Бутусов, большие художники…

Л. …могли бы спокойно…

К. …работать в студии.

Л. А сейчас выживают бойцы. Той или иной армии. Темных или светлых сил, это уже другой разговор. Я вот сейчас, пока ехали по улицам, рассматривал в окошко афиши на заборах. Я, в принципе, могу понять раздражение некоторых людей.

К. Я просто по сторонам вообще в этом плане не смотрю. А то можно увидеть сплошные негативы и вспомнить Петра Мамонова. Я вообще живу далеко от города.

Л. А где?

К. В деревне живу.

Л. Далеко?

К. 650 км.

Л. А там лес?

К. Да, конечно, озеро, грибочки. У меня баня сгорела, я сейчас баню строю. Бани – они горят время от времени.

Л. Я в армии баню строил. Она тоже горела, и мы тогда построили ее из вертолетных покрытий. Железная баня. Все приезжали, ржали. Зато стоит до сих пор.

К. На века.

Л. А грибы там белые, наверное?

К. Да, там полно.

Л. Белые и всякие такие… другие разные. (Усмехается.)

К. Я их не беру просто.

С. А на концерты вы ходите?

К. Я, честно говоря, нет.

Л. А я хожу.

С. Кого в последний раз слушали?

Л. Я был на прошлой неделе на этой немецкой электронной группе с плохо выговариваемым названием… «Рехен»…

С. «Рехенцентрум»?

Л. Да.

К. Я был на Борисе Борисовиче Гребенщикове, находясь на сведении в Кельне; они там играли. Я посетил, было очень мило.

Л. А еще я был на Fun Lovin’ Criminals в Англии.

К. А мне как-то лениво. Я Clawfinger пропустил… Я много что пропустил. Сопоставляя, нужно мне или нет, почему-то выбор всегда в сторону того, что мне не особо это нужно.

Л. А у меня присутствует некий такой интерес…

К. А мне просто лет больше.

Л. Меня просто интересует электронная музыка, экспериментальная: как же они ее представляют на сцене? Я хожу и пытаюсь разобраться, что в этом есть. У меня диджей один знакомый транс играет. Я говорю: слушай, объясни мне про этот ваш психоделик-транс. Как стать звездой в психоделик-трансе, мне интересно. Он говорит: знаешь, для начала нужно избрать некое звучное имя.

К. Вот, оказывается, что самое важное.

Л. Вот кто у вас мэтр среди психоделик-транса? Он говорит – «Нью Айдол». Вот выходит «Нью Айдол» в каске римского воина и заряжает. Ну круто, конечно. А вышел просто там диджей Макс, и уже как-то…

С. Я попросил бы!

К. Для меня здесь нет сердечности – сплошные фантики, а там, где фантики, неинтересно. Глубины и человека хочу увидеть.

Л. Ну да, на сцене хочется человека: как он рот открыл, как что. Чего, слова, что ли, разбирать? Надо, чтоб – несется на тебя какой-то ком, и вот он тебя завалил, и тебе нравится.

К. Такое ощущение у меня было на Генри Роллинзе, он меня завалил конкретно. А вроде ничего не было. Когда личность видно, мне это по сердцу.

Л. А вот еще мюзиклы народ берет. Я три раза был в жизни на мюзиклах, на первом уснул, честно, не понял ничего. Но люди-то ходят, смотрят. Чем же они их берут? Я понимаю «Jesus Christ Superstar», где хит на хите, а вот проходные вещи…

К. Сложно поддержать разговор, я не был ни на одном мюзикле.

С. Но личностей сейчас куда больше в искомой фантичной электронике, чем в рок-н-ролле как жанре.

Л. Значит, жанр должен трансформироваться во что-то, я так считаю. Мы тоже ставим какие-то рамки жанра…

К. А существует еще понятие формата, которым молодой исполнитель с целью в него попасть нивелирует свое «я». Так что отчасти вы к этому руку прикладываете.

С. Я?!

К. Ну я имею в виду радиостанции.

Л. А с другой стороны, можно сказать, что это мы к этому руку прикладываем. Вот определили какой-то формат и…

С. Вот именно.

К. Я бы на твоем месте, Илья, вообще не задумывался, сколько у тебя будет последователей.

Л. Получается, что надо уходить и от себя тоже. Брать на себя ответственность за то, что ты не будешь останавливаться. Отойти от себя вчерашнего, чтобы показать всем, что это возможно.

К. Я об этом не задумываюсь, потому что меня это мало интересует. Я ощущаю себя самодостаточной личностью. Если это нравится кому-то еще, мне приятно.

Л. Это очень легкая позиция. (Смеется.) Меня ничего не интересует, а вы принимайте меня, как хотите.

К. Разве это не так?

Л. Вот так и… подвели черту. Результат разговора – будем заниматься чем хотим, а вы уж там как-нибудь разберитесь, чтобы было более или менее понятно. Главное, что пластинка выходит, концерты…

К. Жизнь продолжается.

Л. …все люди живы-здоровы и не собираются менять… свои приоритеты. Не собираются.

К. Побегу-ка я. Сейчас футбол-то уже минут двадцать как идет, на второй тайм хотя бы успеть.

С. Кто играет?

К. «Арсенал» – «Локомотив».