перейти на мобильную версию сайта
да
нет
Архив

Премьера нового альбома «Есть Есть Есть» «Сатана в отпуске»

«Афиша» представляет вторую долгоиграющую пластинку группы Михаила Феничева, прежде отвечавшего за голос и сюжеты в 2H Company, — а участники «Есть Есть Есть» выбирают свои любимые поэтические тексты на русском языке: от Кибирова и Пастернака до «4 позиций Бруно» и МС Василия.

Монолог самоотверженного солдата, сражающегося в третьей мировой войне с персонажами диснеевских мультфильмов и Бартом Симпсоном. Длинное и крайне подробное повествование о том, как призрак Анны Ахматовой устроил на улицах Петербурга вечеринку для культурных мертвецов. Подробный отчет о том, как дьявол провел каникулы — и как тяжело работать в аду с ненормированным рабочим графиком.

Тех, кто хоть раз слышал, как и что читает Михаил Феничев (в прошлом — эмси 2H Company, в настоящем — голос «Есть Есть Есть»), вряд ли уж слишком удивят сюрреалистические сюжетные повороты, встречающиеся на альбоме «Сатана в отпуске», — но хоть немного удивят, конечно, больше так никто на русском языке придумывать не умеет. Впрочем, и настоящих неожиданностей на этой пластинке хватает. Взять хотя бы музыку — если по первости «Есть Есть Есть» и можно было счесть дружественным коллективом, собравшимся вокруг талантливого эмси, чтоб талант не пропадал, то сейчас таких подозрений возникать уже не должно: это именно что группа, в полном смысле слова. На «Сатане в отпуске» выстроен очень цельный звук — сухой, но при этом хлесткий, юркий, какой-то щелкающий; а кроме того — и это, может быть, даже важнее, — намечено существенное и впечатляющее развитие в сторону песен: легко себе представить, как припевы «Журналистовцев» или титульной вещи поются нестройным хором на концертах; более того, здесь есть два емких и трогательных номера вообще без речитатива — и это уже куда-то в сторону поздних «СБПЧ». Кроме того, всегдашнюю претензию что к 2H Company, что к «Есть Есть Есть» — мол, тексты такие, что без бутылки (ну или бумажки) не разберешь, — тут уже не предъявишь: притом что на альбоме есть самая продолжительная по времени вещь Феничева («Святки», длящиеся неполные четырнадцать минут), что сюжетная канва, что мелкие словесные изыски и парадоксы здесь зачастую слышны с первого раза; все понятно и без либретто.

Музыка усилилась, слова стали яснее — но важно не только это: «Сатана в отпуске» — это еще и чуть ли не самый близкий к повседневной реальности альбом из тех, что Феничев записывал. То есть про третью мировую и Сатану, понятно, фантастика; но есть же тут и «Журналистовцы» (про, собственно, журналистов), и «Капитошки» (которые вообще про митинги — с упоминанием печени, которую размазывают по асфальту). Однако ж на реальность лирический герой «Есть Есть Есть» смотрит с очень неортодоксальной точки зрения. Собственно, по оптике «Сатана в отпуске» даже чем-то похож на группу «Птицу емъ» — просто если уральские пересмешники говорят от имени социальных аутсайдеров, то Феничев и компания поют от лица человека, который поневоле включен во все происходящее, но, если по-честному, с куда большей радостью увидел бы на экране логотип Sony Playstation, чем новости канала «Дождь». Это дает очень интересный эффект, который даже не назовешь остранением, здесь требуется какой-то другой, еще более нелепый термин, — а диковинная поэтика Феничева, которая вытаскивает и гиперболизирует абсурд из любой обыденной ситуации, удваивает силу этого эффекта. То есть, строго говоря, ответ на предположительный риторический вопрос — чего это «Есть Есть Есть» поют про митинги, Медведева и Парфенова, какого черта — должен быть такой: это не Михаил Феничев сменил тему. Это реальность изменилась так, что мы все теперь живем в песне Михаила Феничева.

 

Премьера: «Есть Есть Есть» — «Сатана в отпуске»

Есть Есть Есть «Сатана в отпуске»

Скачать альбом можно на Bandcamp группы

 

 

12 любимых поэтических текстов на русском языке: выбор «Есть Есть Есть»

 

1. «4 позиции Бруно» «Ехала домой»

я нашла в себе силы и свернула с соблазнительно кривой
под стрекотню цикад и под волчий вой
каждому готова дать отпор
ну подойди любой!
каждому готова дать отпор Показать полностью

я нашла в себе силы и свернула с соблазнительно кривой
под стрекотню цикад и под волчий вой
каждому готова дать отпор
ну подойди любой!
каждому готова дать отпор

я ехала домой...

мне не раз говорили о спасительной возможности ухода
да, я предала
да, это подло
но сияют города огни
значит покрыто полпути
еще чуть-чуть и я свободна...
мне ли проливать слезы горькие?
здесь почти все время под горку и
крутятся послушные колесики верного скейтборда

я ехала домой...

позади все беды оставлены
мышцы лицевые расслаблены
я шепчу: «Еще чуть-чуть, и я свободна!». Я шепчу: «Еще чуть-чуть, и я свободна!»

я ехала домой...

Скрыть

Михаил Феничев (голос, тексты): «Гениальная песня. Я много позже узнал, что это цитата из романса, тоже очень хорошего, — моя начальница Анна Валерьевна рассказала мне об этом и тут же очень проникновенно пропела оригинал. Слова этой песни могут звучать в любые времена — впрочем, как и слова остальных песен у этой группы. Жалко только, что мало у них со словами песен. Еще я тащусь, когда в рассказе о драме, которая могла происходить в любом столетии, в окрестностях любого города, вдруг появляются колесики верного скейтборда. Тут у меня мурашка каждый раз пробегает при прослушивании».

 

 

2. «Химера» «Вода-огонь»

Вода должна течь
Сквозь пальцы вселенной
Вода должна течь
Через тебя и меня
Вода должна течь
Сквозь эхо любви
Вода должна течь
По трубам огня Показать полностью

Вода должна течь
Сквозь пальцы вселенной
Вода должна течь
Через тебя и меня
Вода должна течь
Сквозь эхо любви
Вода должна течь
По трубам огня

Огонь должен жечь
Пальцы порока
Огонь должен жечь
Гипноз пустоты
Огонь должен сжечь
Лебединую песню
Огонь должен беречь
Очаг красоты

Вода должна течь
Огонь должен жечь

Воздух дышать
Земля рожать

Скрыть

Михаил Феничев: «Какие-то совсем ни о чем слова — но зацепили меня мгновенно и создали визуальный образ бесконечности. Возможно, тут дело в исполнении, в том, как Старков (вокалист «Химеры». — Прим. ред.) орет все это. Вообще, он потрясающая личность, по-моему. Как он завораживающе исполнял: хватает с пола помятую трубу, дудит в нее неистово, отшвыривает, чтоб прокричать о давлении вечности. Героиновая его судьба в серые девяностые в сером городе... Если б я был режиссером, сразу же снял бы про него фильм».

 

 

3. «Кассиопея» «Воробушки»

голосят воробьи на мостовой,
смеется грязная улица,
гладит гланью вихры,
но глупо с тобой.

 

лишь одни воробьи голосят,
возвещая о светлой весне.
грязно-серые улицы спят
и пахнут во сне. Показать полностью

голосят воробьи на мостовой,
смеется грязная улица,
гладит гланью вихры,
но глупо с тобой.

лишь одни воробьи голосят,
возвещая о светлой весне.
грязно-серые улицы спят
и пахнут во сне.

о чем поют воробушки в последний день зимы?
«мы выжили!»
о чем поют воробушки в последний день зимы?
«живы мы!»

хихикают воробушки,
чирикают стихи.
окунают перышки
в журчащие ручейки.

а если я не покормлю их,
и мама не покормит,
и Костя не покормит,
и друг мой не покормит,
и дворник не покормит,
никто их не покормит,
они не станут петь.

о чем поют воробушки в последний день зимы?
«мы выжили!»
о чем поют воробушки в последний день зимы?
«живы мы!»

Скрыть

Михаил Феничев: «Мы выжили» — это то, о чем поют воробушки после зимы. Точнее не скажешь. У группы «Кассиопея» все тексты гениальны. Ну и конечно, в данном случае можно надумать, что зима — это Лукашенко, а воробушки — народ белорусский. Но можно и не надумывать, а просто за воробушков порадоваться».

 

 

4. Тимур Кибиров

Нелепо сгорбившись, застыв с лицом печальным,
овчарка какает. А лес как бы хрустальным
сияньем напоен. И даже песнь ворон
в смарадной глубине омытых ливнем крон
отнюдь не кажется пророческой. Лесною
дорогой утренней за влагой ключевою
иду я с ведрами. Июль уж наступил.

Алексей Помигалов (бит, клавиши): «Кажется, нам с Максом (Поляковым, гитаристом группы. — Прим. ред.) дал эту книжку Кибирова наш товарищ Вениамин Ковригин, когда мы учились классе в 10-м. Тогда этот стих понравился просто как смешной — потому и запомнился. Тут появляется образ, который заставляет улыбнуться; это поэзия, лишенная присущей этому жанру литературы чрезмерной серьезности и переигранности».

 

5. МС Василий «Повесть о вороне»

ворона проснулась рано утром и вышла из дома покататься на трамвае,
и тут она зашла в трамвай, но не было билета,
и она ехала вообще без билета,
и тут к ней подошел контролер,
и она к нему стала очень не добра.
И ушла ворона из этого трамвая
ходить пешком по городу Москва, йоу. Показать полностью

ворона проснулась рано утром и вышла из дома покататься на трамвае,
и тут она зашла в трамвай, но не было билета,
и она ехала вообще без билета,
и тут к ней подошел контролер,
и она к нему стала очень не добра.
И ушла ворона из этого трамвая
ходить пешком по городу Москва, йоу.
Она ходила по городу Москва недолго, потому что убрела вскоре в другой город, случайно, а город тот другой назывался по-другому,
Не Москва совсем, йоу.
И в этом городе злые милиционеры...
А нет, подождите! Лучше сначала про ворону!
Ворона была такая вообще маленькая!
У нее клюв был огромный!
А еще у вороны синие перья, и рога торчат на голове!
И с сумкою она ходила кожаной,
но ворона была такова, йоу.
И тут, значит, ворона вышла из города,
к ней подошел милиционер с такой большой ножой
и начал угрожать вороне и говорил: «Покажи мне свою прописку».
Она говорит: «Я те ща свою пропопку покажу! Козел, извращенец, м…к и пидорас!»
И ворона испугалась милицию и убежала с глаз его долой, йоу.
Но милиционер был упрямый, он начал за вороной идти по пятам и чуть за хвост ее не ухватил!
Но ворона была мудрее,
она летать вовсе не умела, хоть и была вороной, но она от него очень быстро убежала,
и нож у милиционера того она забрала,
и ничего страшного не было!
Ворона шла по тому городу другому и оказалась в городе Москва.
И вот она села опять на трамвай с такой ножой большой, ой-ой-ой, вот!
И короче, опять контроллер заметил ту ворону, что едет без билета,
и подошел к ней и спросил билет,
а ворона сказала, что билета нет.
И ничего страшного опять не приключилось — ворона вышла и пересела на другой трамвай,
в другой вагон, где не было контролера,
и поехала она домой, йоу.

Скрыть

Алексей Помигалов: «Самый добрый русскоязычный хип-хоп, очень крутая игра с ритмом и сюжетом вопреки здравому смыслу. Очень классные мифологемы у Василия, я одно время безостановочно слушал его».

 

 

6. Автор неизвестен

Эни-бэни, рики-факи,
турба-урба, сентебряки
дэу-дэу-краснадэу бац!

Алексей Помигалов: «Вершина ритмики, абсолютно гениальное словотворчество. Тому, кто придумал этот кусок считалки, нужно поставить памятник или вручить диплом по лингвистике».

 

7. Борис Пастернак «Конец»

Наяву ли все? Bремя ли разгуливать?
Лучше вечно спать, спать, спать, спать
И не видеть снов.
Снова — улица. Снова — полог тюлевый,
Снова, что ни ночь, — степь, стог, стон
И теперь и впредь. Показать полностью

Наяву ли все? Bремя ли разгуливать?
Лучше вечно спать, спать, спать, спать
И не видеть снов.
Снова — улица. Снова — полог тюлевый,
Снова, что ни ночь, — степь, стог, стон
И теперь и впредь.
Листьям в августе, с астмой в каждом атоме,
Снится тишь и темь. Bдруг бег пса
Пробуждает сад.
Ждет — улягутся. Bдруг — гигант из затеми,
И другой. Шаги. «Тут есть болт».
Свист и зов: тубо!
Он буквально ведь обливал, обваливал
Нашим шагом шлях! Он и тын
Истязал тобой.
Осень. Изжелта-сизый бисер нижется.
Ах, как и тебе, прель, мне смерть,
Как приелось жить!
О, не вовремя ночь кадит маневрами
Паровозов; в дождь каждый лист
Рвется в степь, как те.
Окна сцены мне делают. Бесцельно ведь!
Рвется с петель дверь, целовав
Лед ее локтей.
Познакомь меня с кем-нибудь из вскормленных,
Как они, страдой южных нив,
Пустырей и ржи.
Но с оскоминой, но с оцепененьем, с комьями
B горле, но с тоской стольких слов
Устаешь дружить!

Скрыть

Максим Поляков (гитара, труба): «Очень молодые стихи, лихие. Я толком не знаю историю, но когда пытаешься читать вслух, кажется, что он думал: «Ах вот тут кто-то лесенками пишет, чтобы полегче было населению. Нате акцентный стих из одних согласных!» Каждый раз, когда до конца дочитываешь, — как будто прошел полосу препятствий, расположенную в хорошем музее. Устал, победил, искусства насмотрелся».

 

8. Тимур Кибиров «Греко- и римско-кафолические песенки и потешки»

Их-то Господь — вон какой!
Он-то и впрямь настоящий герой!
Без страха и трепета в смертный бой
Ведет за собой правоверных строй!
И меч полумесяцем над головой,
И конь его мчит стрелой!
А наш-то, наш-то — гляди, сынок, —
А наш-то на ослике — цок да цок —
Навстречу смерти своей. Показать полностью

Их-то Господь — вон какой!
Он-то и впрямь настоящий герой!
Без страха и трепета в смертный бой
Ведет за собой правоверных строй!
И меч полумесяцем над головой,
И конь его мчит стрелой!
А наш-то, наш-то — гляди, сынок, —
А наш-то на ослике — цок да цок —
Навстречу смерти своей.

А у тех-то Господь — он вон какой!
Он-то и впрямь дарует покой,
Дарует-вкушает вечный покой
Среди свистопляски мирской!
На страсти-мордасти махнув рукой,
В позе лотоса он осенен тишиной,
Осиян пустотой святой.
А наш-то, наш-то — увы, сынок, —
А наш-то на ослике — цок да цок —
Навстречу смерти своей.

А у этих Господь — о-го-го какой!
Он-то и впрямь владыка земной!
Сей мир, сей век, сей мозг головной
Давно под его пятой.
Вкруг трона его веселой гурьбой
— Эван эвоэ! — пляшет род людской.
Быть может, и мы с тобой.

Но наш-то, наш-то — не плачь, сынок, —
Но наш-то на ослике — цок да цок —
Навстречу смерти своей.
На встречу со страшною смертью своей,
На встречу со смертью твоей и моей!
Не плачь, она от Него не уйдет,
Никуда не спрятаться ей!

Скрыть

Максим Поляков: «Это, наоборот, стихи пожилого человека, пожившего. Одно из последних случайно обнаруженных стихотворений, которые прочел, а потом заметил, через пару секунд, что тебя будто водой облили. Столько восклицательных знаков, но они, мне кажется, обозначают громкий шепот сказки перед сном. Притом что это первый номер в цикле, который дальше так со мной не работает. А тут такая колыбельная теология, уважительный тон, неожиданный финал».

 

9. «А Бао А Ку» «С.Прокофьев. Сказка старой бабушки»

Вот волк прошел просить себе у Бога пропитанья,
а Бог ему сказал: иди в деревню,
да там найдешь на лугу себе кобылу.
вот он пошел. как Бог ему сказал, так он и пошел в деревню, на луг.
ну приходит, там кобыла пасется, и жеребята тоже.
ну он жеребят-то не трогает, ему Бог не велел.
Он к кобыле. Говорит: кобыла, у меня зубы тупые,
у меня ноги худые,
я есть хочу.
Я ходил к Богу просить пропитания, он мне велел тебя съесть.
Кобыла отвечает: волчок, ну как же ты меня съешь?
Я ж почтовая лошадь! Показать полностью

Вот волк прошел просить себе у Бога пропитанья,
а Бог ему сказал: иди в деревню,
да там найдешь на лугу себе кобылу.
вот он пошел. как Бог ему сказал, так он и пошел в деревню, на луг.
ну приходит, там кобыла пасется, и жеребята тоже.
ну он жеребят-то не трогает, ему Бог не велел.
Он к кобыле. Говорит: кобыла, у меня зубы тупые,
у меня ноги худые,
я есть хочу.
Я ходил к Богу просить пропитания, он мне велел тебя съесть.
Кобыла отвечает: волчок, ну как же ты меня съешь?
Я ж почтовая лошадь!
Как это так — почтовая?
Ну я почту вожу!
Да где ж у тебя почта-то?
Да в ящике!
Да где ж у тебя ящик-то?
Да вон, под хвостом!
Ну волк полез посмотреть, где там у нее ящик-то под хвостом,
а она ему как даст копытами!
Так он и покатился.
Ну больно, конечно, что. Пошел отлеживаться под куст.
пошел опять просить у Бога.

вот волк пошел просить себе у Бога пропитанья,
а Бог ему опять: иди в деревню,
да там найдешь на горе себе барана.
вот он пошел, как Бог велел ему, так и пошел.
теперь уж на гору.
ну там баран пасется, и правда.
ну и овцы и ягнята,
он их не трогает, конечно, ему Бог не велел.
он к барану. говорит: баран,
у меня зубы тупые,
у меня ноги худые,
я есть хочу.
Я ходил к Богу просить пропитания, он мне велел тебя съесть.
Баран говорит: ну что ж, давай.
Я встану на гору, а ты вставай под гору.
Ты пасть-то разинь поширше, я с разбегу тебе в пасть-то и запрыгну.
Ну так и сделали.
Волчок стал под гору, пасть разинул,
А баран на гору.
Разбежался с горы, да ка-а-ак даст ему рогами в бок!
Ну волчок кубарем, совсем уж побитый, в кусты пополз —
Опять отлеживаться.

Пошел опять просить у Бога.
Вот волк прошел просить себе у Бога пропитанья.
А Бог ему опять: иди в деревню, да там найдешь на печи себе собаку.
Вот он пошел, как Бог ему велел, так и пошел опять, уж теперь в саму деревню.
Идет, страшно, конечно, а что делать?
Ну вот заходит в деревню,
а чего-то нету никого,
пусто в деревне-то.
Тишина.
Вот идет он по улице,
видит — в одну избу дверь открыта. Он туда.
Вот он заходит в избу,
видит — на печи сидит собака. Он ей говорит:
Собака, у меня зубы тупые,
у меня ноги худые,
я есть хочу.
Я ходил к Богу просить пропитания, он мне велел тебя съесть.
Ему собака отвечает: волчок, а зачем тебе меня есть?
Смотри, у меня тут на печи водочка сладкая,
разные кушания,
ну-ка полезай ко мне.
Ну вот волчок лезет на печь.
Поели они,
водочки напилися,
собака затянула песенку тоненьким своим голоском,
ну и волк тоже своим голосищем.

Пошел волчок просить у Бога.
Вот волк пошел просить себе у Бога пропитанья.

Скрыть

Максим Поляков: «Есть такой довольно великий композитор Александр Маноцков, который, пока не переехал в столицу, играл в трио «А Бао А Ку». Они исполняли всякую музыку... Хотел сказать — «странную», но она не странная, а позабытая какая-то, что ли. Но ты ее тут же вспоминаешь, когда слышишь в первый раз, и становится получше, чем обычно. А тут еще и история хорошая, смешная и поучительная».

 

 

10. Корней Чуковский «Закаляка»

Дали Мурочке тетрадь,
Стала Мура рисовать.
«Это — елочка мохнатая.
Это — козочка рогатая.
Это — дядя с бородой.
Это — дом с трубой».
«Ну, а это что такое,
Непонятное, чудное,
С десятью ногами,
С десятью рогами?»
«Это Бяка-Закаляка
Кусачая,
Я сама из головы ее выдумала».

«Что ж ты бросила тетрадь,
Перестала рисовать?»

«Я ее боюсь!»

Федор Погорелов (ритм-гитара): «Это одно из самых нежных стихотворений Корнея Ивановича, в котором очень часто — это характерно для всего Чуковского — меняется размер, смежная рифма сдается верлибру, и все это вместе создает очень мощный эффект движущегося поезда, сминающей склоны лавины, селевого потока. Под этот стих моя дочь Муся выучила слово «дом» и чрезвычайно комично показывала, как она боится, — зажмуривала глаза и замирала».

 

11. Валерий Брюсов «О закрой свои бледные ноги»

Федор Погорелов: «Я ненавижу вопросы без ответа. Кто убил Кеннеди? Осознание того, что кто-то это знает, а я — нет, натурально сводит меня с ума. Та же история с открытыми финалами. В свое время я звонил в час ночи великому кинокритику Максиму Андрееву с вопросом: «Что значит финал «Однажды в Америке»?!» Максим ответил: «Федор, успокойтесь, это открытый финал». То есть я смотрел три часа кино, чтоб обнаружить, что в конце концов режиссер предпочел не объяснять мне, что, собственно, случилось?! Те же самые мысли терзали меня, когда год назад я досмотрел могучий сериал «Бригада». В этом случае выход «Наследника» хотя бы частично объяснил, почему никто не объяснил, что случилось с Сашей Белым. Так вот, о Брюсове. Считается, что этот моностих — обращение к распятому Христу. При этом доказательств этой трактовке нет: чьи-то мемуары, мол, как-то в салоне Брюсов обмолвился. Есть свидетельство того, что Брюсов много работал с глаголом: были варианты и с «прикрой», и «накрой», что подтверждает вероятность того, что изначально Брюсов трудился над каким-то переводом, и уже в процессе работы обнаружил, что одна из черновых строк — сама по себе стих. Я часто думаю об этом, переслушивая песню «Палитра» с первого альбома «Есть Есть Есть».

 

12. Иосиф Бродский «Письмо генералу Z»

Генерал! Наши карты — дерьмо. Я пас.
Север вовсе не здесь, но в Полярном Круге.
И Экватор шире, чем ваш лампас.
Потому что фронт, генерал, на Юге.
На таком расстояньи любой приказ
превращается рацией в буги-вуги. Показать полностью

Генерал! Наши карты — дерьмо. Я пас.
Север вовсе не здесь, но в Полярном Круге.
И Экватор шире, чем ваш лампас.
Потому что фронт, генерал, на Юге.
На таком расстояньи любой приказ
превращается рацией в буги-вуги.

Генерал! Ералаш перерос в бардак.
Бездорожье не даст подвести резервы
и сменить белье: простыня — наждак;
это, знаете, действует мне на нервы.
Никогда до сих пор, полагаю, так
не был загажен алтарь Минервы.

Генерал! Мы так долго сидим в грязи,
что король червей загодя ликует,
и кукушка безмолвствует. Упаси,
впрочем, нас услыхать, как она кукует.
Я считаю, надо сказать мерси,
что противник не атакует.

Наши пушки уткнулись стволами вниз,
ядра размякли. Одни горнисты,
трубы свои извлекая из
чехлов, как заядлые онанисты,
драют их сутками так, что вдруг
те исторгают звук.

Офицеры бродят, презрев устав,
в галифе и кителях разной масти.
Рядовые в кустах на сухих местах
предаются друг с другом постыдной страсти,
и краснеет, спуская пунцовый стяг,
наш сержант-холостяк.

***

Генерал! Я сражался всегда, везде,
как бы ни были шансы малы и шатки.
Я не нуждался в другой звезде,
кроме той, что у вас на шапке.
Но теперь я как в сказке о том гвозде:
вбитом в стену, лишенном шляпки.

Генерал! К сожалению, жизнь — одна.
Чтоб не искать доказательств вящих,
нам придется испить до дна
чашу свою в этих скромных чащах:
жизнь, вероятно, не так длинна,
чтоб откладывать худшее в долгий ящик.

Генерал! Только душам нужны тела.
Души ж, известно, чужды злорадства,
и сюда нас, думаю, завела
не стратегия даже, но жажда братства:
лучше в чужие встревать дела,
коли в своих нам не разобраться.

Генерал! И теперь у меня — мандраж.
Не пойму, отчего: от стыда ль, от страха ль?
От нехватки дам? Или просто — блажь?
Не помогает ни врач, ни знахарь.
Оттого, наверно, что повар ваш
не разбирает, где соль, где сахар.

Генерал! Я боюсь, мы зашли в тупик.
Это — месть пространства косой сажени.
Наши пики ржавеют. Наличье пик —
это еще не залог мишени.
И не двинется тень наша дальше нас
даже в закатный час.

***

Генерал! Вы знаете, я не трус.
Выньте досье, наведите справки.
К пуле я безразличен. Плюс
я не боюсь ни врага, ни ставки.
Пусть мне прилепят бубновый туз
между лопаток — прошу отставки!

Я не хочу умирать из-за
двух или трех королей, которых
я вообще не видал в глаза
(дело не в шорах, но в пыльных шторах).
Впрочем, и жить за них тоже мне
неохота. Вдвойне.

Генерал! Мне все надоело. Мне
скучен крестовый поход. Мне скучен
вид застывших в моем окне
гор, перелесков, речных излучин.
Плохо, ежели мир вовне
изучен тем, кто внутри измучен.

Генерал! Я не думаю, что ряды
ваши покинув, я их ослаблю.
В этом не будет большой беды:
я не солист, но я чужд ансамблю.
Вынув мундштук из своей дуды,
жгу свой мундир и ломаю саблю.

***

Птиц не видать, но они слышны.
Снайпер, томясь от духовной жажды,
то ли приказ, то ль письмо жены,
сидя на ветке, читает дважды,
и берет от скуки художник наш
пушку на карандаш.

Генерал! Только Время оценит вас,
ваши Канны, флеши, каре, когорты.
В академиях будут впадать в экстаз;
ваши баталии и натюрморты
будут служить расширенью глаз,
взглядов на мир и вообще аорты.

Генерал! Я вам должен сказать, что вы
вроде крылатого льва при входе
в некий подъезд. Ибо вас, увы,
не существует вообще в природе.
Нет, не то чтобы вы мертвы
или же биты — вас нет в колоде.

Генерал! Пусть меня отдадут под суд!
Я вас хочу ознакомить с делом:
сумма страданий дает абсурд;
пусть же абсурд обладает телом!
И да маячит его сосуд
чем-то черным на чем-то белом.

Генерал, скажу вам еще одно:
Генерал! Я взял вас для рифмы к слову
«умирал» — что было со мною, но
Бог до конца от зерна полову
не отделил, и сейчас ее
употреблять — вранье.

***

На пустыре, где в ночи горят
два фонаря и гниют вагоны,
наполовину с себя наряд
сняв шутовской и сорвав погоны,
я застываю, встречая взгляд
камеры Лейц или глаз Горгоны.

Ночь. Мои мысли полны одной
женщиной, чудной внутри и в профиль.
То, что творится сейчас со мной,
ниже небес, но превыше кровель.
То, что творится со мной сейчас,
не оскорбляет вас.

***

Генерал! Вас нету, и речь моя
обращена, как обычно, ныне
в ту пустоту, чьи края — края
некой обширной, глухой пустыни,
коей на картах, что вы и я
видеть могли, даже нет в помине.

Генерал! Если все-таки вы меня
слышите, значит, пустыня прячет
некий оазис в себе, маня
всадника этим; а всадник, значит,
я; я пришпориваю коня;
конь, генерал, никуда не скачет.

Генерал! Воевавший всегда как лев,
я оставляю пятно на флаге.
Генерал, даже карточный домик — хлев.
Я пишу вам рапорт, припадаю к фляге.
Для переживших великий блеф
жизнь оставляет клочок бумаги.

Скрыть

Федор Погорелов: «Я иногда комментирую матчи «Зенита» на радио «Зенит» и канале «100 ТВ». И у меня есть специальный блокнотик — естественно, молескин, — куда я выписываю разные разности, чтоб использовать в репортажах. Помимо фактоидов и образов, это еще и разные строчки: запомнить я их не могу, поэтому, как курсистка, переписываю от руки. В «Письме к генералу» в каждой строфе раздолье. «Генерал, наши карты — дерьмо (в репортаже я говорю «фуфло»), я пас» — концовка матча, одна команда крупно проигрывает. «Я считаю, что надо сказать мерси, что противник не атакует» — и без объяснений все понятно. «На таком расстоянии любой приказ превращается рацией в буги-вуги» — для объяснения того, что тренер не может по ходу игры повлиять на команду».

 

 

«Есть Есть Есть» представят альбом «Сатана в отпуске» концертами в петербургском клубе Dada (в эту пятницу, 14 декабря) и в московском клубе «Мастерская» (в субботу, 29 декабря)

Ошибка в тексте
Отправить