Максим Семеляк встречается с группой Electrelane

11 июня в «Икре» выступит группа Electrelane

Нет такого слова — electrelane, его выдумали в 1998 году четыре англичанки, потому что им понадобилось имя для рок-группы. Помимо имени они придумали целый музыкальный стиль (после трех чудесных познавательных пластинок уже можно говорить о стиле Electrelane). Правда, каким именно словом его обозначить, пока непонятно, Electrelane ведь привили себе сразу несколько злачных дичков: шестидесятнический психорок с органом Farfisa навытяжку, монотонный барабанный алгоритм немецких групп Faust и Neu! (про который многие слышали, да мало кто освоил), постпанк женского рода, безличный построк и еще песню «Partisan» из репертуара старого сердцееда Л.Коэна. Получилось одновременно умно и бесхитростно. Музыка Electrelane не странная, она необычная. Поначалу ее отличительной чертой было отсутствие вокала — в первой же композиции первого альбома лаял какой-то электрический пес и изящно пошаливали гитары. И по сей день многие композиции Electrelane напоминают финал «Фотоувеличения» Антониони: игра идет, правила соблюдены, но мячик-то иллюзорен. Между тем игра настолько азартна, что ты буквально принимаешься подпевать тому, чего на самом деле нет, — это своего рода рок-н-ролл по умолчанию. В случае с другими инструментальными группами такого эффекта не возникало — немота Mogwai или Tortoise воспринималась совершенно естественно. Молчание же Electrelane оказывалось полной неожиданностью, оно как бы служило восклицательным знаком несогласия, оно провоцировало и беспокоило. Как говорил в свое время Гребенщиков, ты чувствуешь сквозняк, оттого что это место свободно. (Прием, вообще говоря, не слишком сложный, и он здорово бы выручил многие англоязычные ВИА средней руки: перестаньте голосить, станет не в пример интереснее. Возможно, ощутив уже некоторую тривиальность этого хода, Electrelane в последнее время как раз запели, причем делают они это все чаще и все лучше.)

Музыканты оказались совсем маленькими девочками: крохотные ноготки, сапожки, колечки, глаза долу, в руках пакеты какие-то. Они встречали меня на вокзале в Брайтоне — шел сильный дождь, они были втроем, Рос, Миа и Верити, барабанщица Эмма Гейз (на фотографии вторая слева) куда-то запропастилась. Я подумал: ну вот, три англичанки и континент, почти Трюффо. Зашли в паб, исполнительницы заказали воды. Гитаристка Миа стеснительно сообщила, что хочет выучить русский язык, я спросил: на кой. Она сказала: чтоб читать литературу в оригинале. Я спросил: кого, например. Она ответила: Евтушенко, например. Я некстати припомнил, что у нас однажды сожгли его чучело, — короче, разговорились.

Я представлял себе их несколько иначе, думал, что это будут длиннорукие девахи с порывистыми движениями и лаконично-насмешливым взором. По крайней мере именно такое впечатление производит их музыка — какая-то мстительно хорошая, очень осведомленная и в сознанку угловатая. При всей своей миловидности эта музыка много чего аккуратно отрицает. У Electrelane не найти душещипательных баллад, они, к великому счастью, чужды всей этой акустической исповедальности, они вообще никоим образом не «поэтессы». Они могут и умеют звучать наивно (послушайте, как они втыкают цитату из «Popcorn» в композицию «Long Dark»), однако в них нет ни грана юродства, которое пышным цветом расцвело в пространстве того же неофолка. Короче говоря, это та самая рок-музыка, которая одновременно и притягивает, и рождает столь распространенное и предательское мужское подозрение: наверняка некрасивые. Неверное, говорю вам как очевидец, подозрение.

Electrelane сказали, что родом из Брайтона, но теперь они все живут кто где: Испания, Берлин, Чикаго. Теперь они, случается, играют по двадцать концертов в месяц, а первое выступление у них состоялось в саду у друзей, и шел дождь, и самодельные флаеры промокли так, что названия группы было не разобрать. Верити спрашивает меня про женский рок в России, я называю какие-то имена, и она немедленно записывает их в невесть откуда взявшийся блокнотик. Странно, но ни в речах, ни в повадках, ни собственно в песнях не чувствуется никакой матерости, хотя они уже вполне статусные музыканты, а последнюю пластинку им вообще записывал Стив Альбини (который продюсировал Nirvana, PJ Harvey, Godspeed You! Black Emperor и еще много кого). Альбини за это был хором охарактеризован девицами как «очень смешной человек».

Верити говорит о том, что на репетициях Миа обычно наигрывает на гитаре некий «крошечный рифф» — и с этого начинается песня. Крошечный рифф — это очень точно, возможно, это вообще ключевое понятие для Electrelane. Они определенно не обладают сверхъестественными сочинительскими способностями, зато умеют очень красиво настоять на своем, на крошечном.

Постепенно мы приходим к мысли, что их музыка — это в некотором роде недостающее звено между женским гранжем первой половины девяностых (Пи Джей Харви, Лиз Фейр и др.) и анемичным инструментальным роком половины второй (все те же Tortoise и Mogwai). С другой стороны, им явно близок агрессивный девичий постпанк начала восьмидесятых (Delta 5, Ludus и The Slits) — достаточно послушать, как они ухают в песенке «On Parade». Очевидно подустав от музыковедческих домыслов, басистка Рос заявляет: «Знаете, на самом деле наша музыка — она какая угодно, но только не интеллектуальная. Это все чистая аффектация, и, конечно же, нам очень нравится торчать на сцене, работать на публику и всякое такое».

В момент, когда речь наконец заходит о феминизме (Electrelane славятся соответствующими воззрениями) и Рос заводит речь о равноправии полов, у Верити звонит телефон — она вынимает смешную толстую трубку, которая издает совершенно детские, пухлявые трели, после этих звуков ни о каком равноправии полов речи уже быть не может.

«Откуда вы, собственно говоря, такие взялись, — спрашиваю я. — Чем вы занимались до Electrelane?» Девушки застенчиво пожимают плечами: «Ну как чем — мы в школе учились».