Рыбий глас
Конец фестиваля «Молодежь России против СПИДа» – хоровое исполнение гимна, написанного Паштетом из группы I.F.K. Дельфин петь не будет. У него за спиной внушительная история группы «Мальчишник». Только что вышел его новый альбом «Глубина резкости». По MTV каждые два часа крутят его клип «Я буду жить». Петь гимн против СПИДа он не собирается. Наталья Кострова решила поинтересоваться – почему.
Настоящее имя: Андрей Лысиков. Родился в Москве 29 сентября 1971 года. После окончания школы поступил в Радиомеханический техникум, ушел с 3 курса. Работал осветителем в театре, где проводились детские утренники, продавал на Арбате матрешки. Получил кучу грамот на разных конкурсах по брейк-дансу. На стене в кухне висит большая керамическая тарелка – приз лучшему танцору на фестивале в 1991 году. Тогда же образовался «Мальчишник». 2 июня 1998 года родилась дочка Ева. В октябре этого года Дельфин выпустил второй сольный альбом под названием «Глубина резкости».
– Да потому что это полный отстой! Паштет парень отличный. Но у него в последних строчках идет какое-то перечисление аббревиатур типа МВД, РФ, ну и так далее. Я это петь не буду.
Да у тебя же слуха нет?
И голоса. Припев в «Осени», с альбома «Глубина резкости», я очень долго пел. А потом из всего этого нарезали по слову. И нормально получилось. В речитативе важен не слух, а чувство ритма. У меня музыкального слуха нет, а бытовой есть.
Твой последний альбом «Глубина резкости» получился очень музыкальным. Как ты его оцениваешь?
На тот момент, когда я его делал, меня там все устраивало. А сейчас устраивает процентов на 20. Там много сэмплов совершенно разных коллективов. Перед тем как записывать, я пошел к друзьям в магазин «Новая музыка». Они мне дали на одну ночь сто компактов, и я выписывал оттуда разные кусочки. Потом склеили. В одной песне может быть до 20 разных кусочков.
И как это называется?
Сэмплерная музыка с использованием речитатива.
Ты представляешь, для кого пишешь песни?
Недели три назад специально узнавал, сколько продалось дисков с «Глубиной резкости», – 13 тысяч. Думаю, одна тысяча – это те люди, которые еще с «Мальчишника» остались, взрослели со мной. И новые – молодежь какая-то.
Сколько тебе самому было лет, когда появился «Мальчишник»?
Сейчас скажу... Это был 91-й год. Лет 18, наверное.
А где ты познакомился с Мутабором и Дэном?
Мы все тогда были увлечены новомодным течением брейк-данс и варились в этой тусовке. Как мы с Павликом Мутабором познакомились, я вообще не помню. Случайно где-то... А с Дэном случилось так. Кто-то мне сказал, что есть парень, который очень круто танцует. Я специально с ним встретился, чтобы посмотреть, как он это делает. А поскольку Дэн сам из Оренбурга, то мы как познакомились, так он у меня дома и завис. На полгода. Но это было очень давно: года за два-три до «Мальчишника». А потом чего-то Арбат, «утюги», все дела, весело.
Ты помнишь, как в первый раз оказался на Арбате? Один, без родителей.
Не знаю. Лет, наверное, в двенадцать.
И тут же попал к брейкерам?
Нет, просто путешествовал. Стащил у папы бутылку шампанского, которая осталась после Нового года, и мы с другом сели на Арбате и выпили. Уже была мода на брейк-данс и все такое. Я даже не знал, как это выглядит сначала. Потом уже начал смотреть видеофильмы...
Где вы тогда веселились? Ходили на вечеринки?
Редко. Я не очень люблю куда-то ходить. Единственное, в клуб «Джамп» часто ходил: близко от дома был. Мы с ребятами приезжали туда днем, покупали «Амаретто», бутылок десять, заходили в туалет и прятали в вентиляции. А потом приходили вечером на дискотеку, шли в туалет, доставали и нормально себя чувствовали. Это был конец 80-х – начало 90-х. Стало возможно торговать, «утюжить», мутить что-то.
А как вы «Мальчишник» замутили?
Как-то раз звонит Дэн и говорит, что есть человек, который собирает группу и вкладывает в нее деньги. И, типа, у нас все есть (а Павлик тогда уже музыку делал), но нет текстов. И, говорит, если есть что продать, можешь приехать и продать. Я подумал: «О, круто!». Приехал, и мне просто предложили самому в проекте поучаствовать. Я согласился, но с условием, что поменяем концепцию. Человек хотел делать мальчиковую группу, вроде New Kids on the Block. Поговорили и решили, что правильнее делать что-то более эпатажное, чтобы нравилось нам самим.
Он хоть слышал твои тексты?
Когда записали пару песен, ему понравилось. Здесь наши интересы сошлись.
А как ты начал писать тексты?
Все хотели делать рэп. В то время если один из 10 человек мог объяснить, что такое рэп, это было круто. Тогда я и начал писать.
Все тексты «Мальчишника» были на одну и ту же тему: про «телок» и «кожаные пули». Что, волновало?
Мы делали то, что хотели делать на тот момент. И были этим очень довольны.
Помнишь первый концерт?
В сентябре 92-го года, в Минске. Еще никто не знал, что такое «Мальчишник», еще даже не продавались кассеты. И мы поехали на концерт вместе с «Сектором Газа». Приезжаем, а там цирк. Заходим. Я выглядываю из-за кулис, смотрю – все одинаковые сидят, знаешь, в таких свитерах Team Boys. И мы отходим и понимаем, что попали. Очень суровые гастроли. Хорошо, что живыми остались.
Что, кидались в вас бутылками?
Кидались. Но мы особо не расстраивались.
А затем вы стали секс-символами. Много было женского внимания?
Достаточно.
Пользовались?
Конечно, на гастролях. Ходили слухи, что от нас беременеют девушки в разных городах. На моей практике такого не было. Хотя, может быть, конечно, кто-то и забеременел...
Ты понимал, что это – работа?
Никто не думал о перспективах. Так само собой все катилось, катилось, катилось... У нас даже не было никаких определенностей вроде: надо записать следующий альбом. Когда приезжали в Москву после гастролей, созванивались: «Пойдем типа на студию, что-нибудь запишем, можь, там?» – «Ну да, давай там». – «А сегодня нельзя». – «А можь, ночью можно?» – «Давай ночью». – «Во-о, круто! Давай». Ну и так чего-то делали и – бац! – еще одна пластиночка получалась.
Третья и последняя пластиночка называлась «Кегли». Она, честно говоря, совсем не получилась.
Да, вообще – отстой. Ну там пара-тройка песен есть, а остальное...
Почему?
Да мы чего-то начали писать, все хотели сделать его более реальным. Но не понимали, что нам просто надо полгода посидеть, подождать, чтобы все само собой в башке уложилось. Контракт с фирмой поджимал. Альбом был записан уже в совершенно новых условиях. Мы уже ничего не хотели делать. Нам предложила фирма: «Может, альбом запишете? Мы вам студию дадим». – «Ну, может, чего-нибудь и запишем». И началось... Я не думал тогда: «Что же дальше?».
Ну а деньги зарабатывать. Мысли такие были?
М-м-м... Вообще не было.
А ты жил тогда с родителями?
Нет, я жил один. Просто что-то делал. Какой-то материал готовил. Но ни о чем глобальном не думал. Первые два альбома мощно финансово поддерживались. И было все очень круто. А когда «Кегли» вышли, денег был ноль.
Исчез «Мальчишник» – появился героин?
Да, потихонечку.
Зачем?
Причину что-то я не припоминаю... Была история, не знаю, стоит ли об этом писать, когда я очень мощно загерился. Нам как раз спонсоры надавали каких-то денег немыслимых на видео «Мальчишника» с куклой. И мы встречались с клипмейкером Константинопольским в первый раз. Приехали к нему, а я вообще не в адеквате. Он разговаривает со мной, а я почти на полу лежу. Думаю, сложился у меня имидж нереальный...
А ребята как к этому относились?
Да все нормально было. Тем более не было столько работы, чтобы это как-то могло мешать. И так потихонечку, потихонечку. И просто настало время записывать альбом после «Кеглей». И что-то я там начал делать, записал пару песен, а потом... Так получилось, что Павлик учился, чего-то никак не мог на студию приехать, Дэн тоже роги парил. Ну и решили, что это никому не надо. И я вместо «Мальчишника» записал сольник.
То есть хоть они были поздоровее, прорваться получилось именно у тебя?
Ну да.
У меня после твоих клипов сложилось впечатление, что какой ты сейчас, не важно. Ты все равно продолжаешь поддерживать имидж героинщика.
В «Дилере» – да. Это входило в концепцию альбома «Не в фокусе». А «Я буду жить» – просто неудачное видео, и все.
Кажется, ты эксплуатируешь свое прошлое.
Наверное. Использую в коммерческих целях. Это не было специально сделано, это просто само как-то сработало...(речитативом)
Само на меня сработало...
Само по себе сработало...
Само почему-то сработало...
Подожди, ты же бросил?
Бросил.
У тебя получилось достаточно ловко.
Вовремя, главное. На самом пике. Мы все были в одном кругу и все были такие. Понимали друг друга. А потом как-то все одновременно бросили. Повезло. Тех, кто остался, мы практически уже не видим.
Тебе было бы интересно снова поработать с людьми из «Мальчишника» – Дэном и Мутабором?
Дэн готовит новую пластинку. Я ему текст написал в духе «Мальчишника»: о телках, о сексе... Было бы круто чего-нибудь сделать. При условии, чтобы это был проект на троих.
А это возможно?
Об этом можно было бы говорить. Главное, не делать новый коммерческий проект, заново создавать «Мальчишник» или еще что-то такое. Если уж собираться, то делать нечто радикально новое, пусть даже для очень узкого круга людей. Что можно только дома послушать.
А ты что дома слушаешь?
В основном гитарную музыку. А когда напьюсь – Агузарову. Старую.
А что ты думаешь про Земфиру?
Нельзя так мучить человека. Это я о ее гастрольном туре. Она же после этого в больницу легла. То, что она делает, – нормально и очень качественно. Но сам бы я такую музыку не стал слушать. Просто это не мое настроение.
Как ты пишешь тексты?
Просто иногда возникает такое ощущение, что сегодня вечером можно попробовать что-нибудь записать. Но как бы не факт, что получится. Сажусь дома. Чтобы не мешали, обычно удаляюсь в туалет. Сижу полчаса. Если ничего не приходит в голову, бросаю это дело. Если все в порядке, то сижу еще долго.
Существует русский рэп?
Очень много. Bad Balance – самые яркие представители. Я вообще не очень рэп люблю. Если только отдельные его проявления, Public Enemy, например.
А из наших?
Мне они не нравятся. Когда много слов, должно быть много смысла. А здесь я смысла мало вижу. Иногда говорят, что, мол, Дельфин – это рэп или там мощный хип-хоп. Выпускается на разных сборниках, его приглашают в рэп-фестивалях участвовать. На самом деле, я очень далеко от всего этого. Но мне это тоже на руку, потому что есть свои люди и там и там. Все как-то само собой обрастает. Главное, что я для этого никаких усилий не прилагаю.
И не будешь прилагать? Это же твоя профессия. Ты знаешь, что будет с тобой после «Глубины резкости»?
Да, полный ужас. Я точно знаю – надо делать что-то другое. Что именно – я не знаю. Наверно, хватит уже коматозить. Все равно, как бы ты ни хотел делать не похожее на то, что делал раньше, по-любому, блин, будет похоже. Это очень сложно. Я не знаю таких людей.
Эй, не сдавайся!
Не-не, я не сдаюсь. Важно внутри себя сделать что-то радикально другое, чтобы в итоге снаружи получилось хоть чуть-чуть по-другому.