«В мире идет настоящая война, вот только ее не объявляли официально»

— Неофолкеров обычно считают нелюдимыми самоедами — вот и вы отказываетесь давать интервью по телефону, предпочитая электронную почту. Вы можете назвать себя мизантропом? Связано ли это с тем, что в ваших песнях постоянно идет речь о смерти, насилии и конфликтах?

— Я скорее с подозрением отношусь к людям, чем с презрением. Хотя и держу в голове, что мизантропия — это урок номер 1 (Пирс отсылает к альбому Death in June «Lesson 1: Misanthropy». — Прим. ред.). На самом деле, любые интервью отнимают очень много времени, поэтому уж лучше я потрачу его на хорошие, продуманные ответы — а их сложно давать в устном разговоре, тем более по телефону. К тому же, насколько я помню, мой голос по радио звучит так, будто кто-то душит попугая. Что до тем, которые меня интересуют и отражаются в творчестве Death in June, то это Любовь, Магия Жизни, Разочарование и Вдохновение. То есть совсем не так просто, как то, что вы назвали.

— В этом году Death in June исполняется 30 лет, немалый срок. Вы когда-нибудь думали о том, чтобы оставить музыку и заниматься чем-то иным?

— Столь бессмысленные гипотезы и разрушительные мысли редко задерживаются в моей голове. К чему они? С самых ранних дней я знал, что Death in June — это нечто особенное, что борьба стоит того. Да, были очень мрачные, бесцветные годы, но все равно — Death in June всегда были моей личной историей успеха.

— Как вы стали сотрудничать с Миро Снейдром — словаком, который написал всю музыку к вашему последнему альбому, «Peaceful Snow»? Вы будете делать еще что-то вместе?

— Нас с Миро познакомили поклонники Death in June: мне показали несколько видео на YouTube, где он исполнял инструментальные версии песен с моего предыдущего альбома «The Rule of Thirds». Мне понравилось, и я попросил его сыграть целый альбом из своих любимых песен DiJ в таком ключе — так получился «Lounge Corps» (вторая половина «Peaceful Snow». — Прим. ред.). «Peaceful Snow» появился позднее: я слушал записи Миро в конце 2009 года, размышляя над теми разрушениями, которые произошли в моем имении в Австралии из-за поздних зимних бурь, — и придумал новый альбом. Записав несколько демоверсий под гитару, я понял, что больше не хочу делать «гитарные» альбомы, просто не могу это больше слышать. Я очень хотел вообще избежать роли музыканта и попросил Миро, чтобы он сделал фортепианные версии новых песен. А потом мы уже записали мой вокал поверх них. В итоге мне так понравился результат нашего удаленного сотрудничества, что я решил соединить эти два альбома в один. Это был уникальный, очень убедительный и искупительный опыт. Чтобы сохранить это чувство, я, скорее всего, не буду его больше повторять. А что касается других экспериментов в рамках Death in June — время покажет. Совершенно точно, что за эти годы я не сделал ничего подобного второй половине альбома «All Pigs Must Die», который вышел десять лет назад.

— Вы же в какой-то момент переехали из Англии в Австралию — почему? Что думаете о беспорядках в Лондоне?

— С точки зрения социальной напряженности в Великобритании с годами становилось все хуже и хуже. Существует развращенная, почти дикая часть населения, может, не слишком заметная на первый взгляд — но сильно увеличившаяся в последнее время. Это была их первая попытка показать мускулы. Особой неожиданности тут нет: свыше 80% из полутора тысяч арестованных во время и после беспорядков уже имели приводы в полицию и были хорошо известны следствию. Великобритания — это сплошное разочарование. К счастью, Судьба и Любовь привели меня в Австралию. Что я думаю по поводу будущего Европы? Это печально, но ей предстоит испытать множество неприятных потрясений.

— На последнем альбоме есть строчка «Murder Made History» — и песня с таким названием. Что вы имели в виду?

— Кажется, эта фраза пришла мне в голову пару лет назад — когда я посмотрел документальный телефильм о мировом терроризме после 11 сентября. В Москве, Лондоне, Мадриде, Нью-Йорке, Вашингтоне, Израиле, Ираке, Афганистане, Пакистане, Индии сотни тысяч людей — буквально сотни тысяч — погибли в результате террористических атак. Преимущественно от рук исламистов. Я был поражен, узнав такие колоссальные цифры, — оказывается, мы даже не о каждом теракте узнаем. В мире идет настоящая война, вот только ее не объявляли официально. И в этой войне «убийство сотворило историю, убийство сотворило радость». Вы когда-нибудь видели несчастного исламского террориста?

— А что за история с одеждой, брендированной логотипами Death in June, которой торгует уберхипстерский нью-йоркский магазин «Мишка»? Какой в этом смысл?

— «Мишка» несколько лет неофициально использовал один из логотипов группы на некоторых моделях одежды, но я ничего не предпринимал по этому поводу — решил, что это, видимо, такой оммаж. А в прошлом году они связались со мной и сказали, что хотят выпустить капсульную линию одежды этой осенью. Это совпало с 30-летним юбилеем Death in June, и я подумал, что линия одежды от «Мишки» может стать неожиданным и интересным дополнением к празднованию круглой даты. Честно говоря, меня не беспокоит их репутация, поскольку я давно знаю, что множество настоящих фанатов Death in June работают в больших домах моды по всему миру. Мне даже говорили, что мои песни звучат на модных показах! Что, по-моему, прекрасно. На самом деле, это отличное продолжение истории, начатой еще нашим сотрудничеством с Энрико Чарпарином, который работал на Донну Каран и Prada, — он оформлял нам диски еще в девяностых. Да и вообще: если бы ГУМ вышел на меня и дал карт-бланш, я бы им тоже сделал коллекцию!

Death in June выступят в московском клубе «Шестнадцать тонн» в это воскресенье, 9 октября.

— Вы считаете себя мизантропом?

— Раньше я был куда большим мизантропом, чем сейчас. Теперь моя неприязнь к человечеству сбавила обороты: есть, конечно, ужасные люди, и их большинство, но есть и те, кто вполне себе ничего, и мне нравится быть с ними рядом. Что мне помогло изменить свои взгляды? Не знаю, может быть, то, что я женился? С годами становится сложнее делать все в одиночку, и тогда начинаешь ценить помощь со стороны достойных представителей человечества. Приходит день, и ты понимаешь, что все вокруг далеко не черно-белое. Хотя я все равно настроен пессимистично.

— В ваших песнях постоянно встречались образы войны, убийств и так далее. Это уже в прошлом или вы до сих пор склонны поэтизировать насилие?

— Меня никогда не привлекал милитаризм сам по себе, меня привлекает война как тема, как эстетика, как место и время, где смешиваются низость и героизм. Милитаризм — это метафора, я ни в коем случае не воспеваю войну.

— Одна из ключевых тем в вашей музыке — это закат Европы. Как вы думаете, насколько связан этот процесс с постепенным уменьшением влияния христианства?

— Христианство как движущая сила современной Европы совершенно точно пребывает в агонии, но это сопутствующее явление, и я не уверен, что оно в данном случае является первичным. Это просто неизбежный процесс: цивилизация по своей природе является таким же организмом, как и отдельно взятый человек, и она стареет и в конце концов умирает, как и все живущее. Англия, будучи одной из стран, рано познавших христианство, переживает этот процесс тяжелее других — но я не могу сказать, что это хорошо или плохо. Таков порядок вещей — можно сколько угодно переживать, что ты умрешь, но этим не отменишь сам факт смерти. Поймите, я не против христианства как такового, как многие думают. Если твоя религия делает тебя лучше, то это хорошо, но не стоит забывать, что есть и обратная сторона — когда люди начинают обращаться с другими как с низшими существами только по той причине, что они не разделяют их веру.

— Вы когда-то спели: «And when we fall, we’ll fall like Rome». Не кажется ли вам сейчас, что прав был скорее Элиот, написавший, что этот мир закончится не взрывом, но всхлипом?

— Полностью с этим согласен. Закат Англии — он ведь совершенно английский по духу: эта страна уходит, как это принято у нас, незаметно, не привлекая внимания. Правила хорошего тона, эгоизм и равнодушие — вот что потопило Англию.

— Вас это самого не задевает? Вам не хочется бороться? Или позиция наблюдателя вас полностью устраивает?

— Как я уже сказал, это неизбежный процесс, просто именно мы стали его свидетелями. Я не испытываю желания вступать в конфликт с природой вещей — с тем же успехом можно бороться с наступлением зимы. Я провел очень много времени, занимаясь изучением различных идеологий, проповедующих великие утопии, и, честно говоря, ни одна из них не выдерживает критики. Они похожи на речи влюбленных подростков, считающих, что их чувства продлятся всю жизнь, а жить они будут вечно. Что до меня — один человек, сочиняющий музыку, не может ни на что повлиять. Я больше наблюдатель, чем участник.

— Я прошу прощения, но вы производите впечатление очень уставшего от жизни человека — и по вашим последним работам это тоже заметно. Осталось еще хоть что-то, что вас по-настоящему задевает?

— Я не обижаюсь на правду. Я действительно пожилой уставший человек, проблемы со здоровьем меня беспокоят больше, чем какие-либо другие (смеется). Я предпочитаю проводить время в Лондоне, с теми, кто мне близок, читать книги. Кроме того, я постоянно занимаюсь административной стороной своего дела, различными переговорами с издателями и промоутерами — это тяжкий труд, но он по-своему увлекает, позволяет отвлечься.

— Что вы думаете о беспорядках в Лондоне?

— Для атомизированного, разодранного изнутри капиталистического общества это очень предсказуемые события. Когда нет ценностей, которые можно было бы уважать, именно такие вещи и происходят. Это очень хорошая политическая метафора: люди, которые грабят тех, кто успел обзавестись чем-то ценным, попутно разрушая сами ценности. Я думаю, что в первую очередь беспорядки являются следствием того, что большинство людей в этой стране — полная дрянь.

— Вас не удивляет, что до сих пор находятся те, которые протестуют против ваших концертов, обвиняя вас в фашизме — только на основании ваших связей с Британским национальным фронтом четверть века назад?

— Тут ответ будет похож на предыдущий. Да, всякий раз находится горстка людей, которым нужно кого-то обвинять и демонстрировать свой страх и ненависть, основываясь лишь на паре фактов из обширной истории группы. С другой стороны, приятно, что все известные антифашисты и их организации просто игнорируют подобные затеи, у них есть более серьезные занятия. А так... Что мы можем сделать с пятью идиотами, которым просто нравится привлекать к себе внимание?

Sol Invictus выступят в московском клубе «Дом» в субботу, 22 октября.