Максим Семеляк разговаривает с Дэвидом Брауном

22 июня в клубе Ikra выступит группа Brazzaville

Группа Brazzaville мало кому известна что в Америке, что в Европе, и только ж в России ее печальные, красивые, до костей пробирающие песни стали вдруг всем нужны. Чувства оказались взаимными: на новом альбоме Brazzaville «East L.A. Breeze» появилась песня Цоя «Звезда по имени Солнце», лидер же группы Дэвид Браун приезжает в Москву с очередным концертом — и книгой «Old Folks», отрывки из которой он будет читать на Книжном фестивале в ЦДХ.

— Дэвид, когда я несколько лет назад брал у тебя первое интервью для России, никто и в страшном сне не мог представить, что ты станешь местной поп-звездой. Каково это — на четвертом десятке покорить чужую страну?

— А я, что ли, поп-звезда? Ну и ну. То есть я польщен, разумеется, что по каким-то странным причинам мои песни пришлись ко двору именно в России. Мне всегда казалось, что Россия — это полная противоположность Западу. Собственно, это мне в ней больше всего и нравится. Должен признаться, что, когда я путешествую по России, я чувствую себя такой… не в меру вольной птицей. Русские, как я заметил, в основной массе спокойные, сдержанные. На их фоне я ощущаю себя капризным и недалеким американским неженкой.

— На новом альбоме «East L.A. Breeze» ты перепеваешь цоевскую «Звезду по имени Солнце». Это, по-моему, вообще первый кавер за всю историю Brazzaville? Почему Цой? Честно говоря, «Кино» как-то мало ассоциируется с твоей музыкой.

— Я действительно никогда не записывал кавер-версий в составе Brazzaville, хотя и собираюсь сделать целый альбом где-нибудь в конце года. Я пока не знаю, будет ли это пластинка Brazzaville или просто мой сольник. Поживем — увидим. А «Кино» я впервые услышал в России в прошлом году. Я шел вечером по набережной в Сочи и услышал первые аккорды песни из какого-то ресторана. И меня, правда, как пригвоздило. Я вообще-то не очень люблю музыку. Мне больше нравится читать. Я к тому, что это большая редкость, чтобы меня что-то так завело. Я спросил нашего гида, что это, и она сказала: «Кино». Песня была про то, что все в порядке, пока есть пачка сигарет. Я купил пластинку, сборник хитов, и довольно долго слушал. И песня «Звезда по имени Солнце» меня никак не отпускала. Я понятия не имел, о чем она, но в какой-то момент я сел и подобрал ее на гитаре. Я играл-играл и постепенно понял, что это в принципе похоже на то, что я обычно сочиняю. Тогда-то я и решил написать песню на мелодию Цоя. В сущности, это была вполне невинная прихоть, я совершенно не собирался набирать себе в России очки за счет цоевской песни. Вообще, я немного трусил: вроде как забрался на священную территорию. Потом я нашел в интернете английский перевод песни. Стихи довольно красивые, но петь их у меня не получалось, они все-таки для меня слишком русские. Как ни крути, но это мироощущение русского парня в определенный период русской истории. И я написал свой текст — он про тот день, когда умерла моя мама. Ее душа отошла в космос, откуда она может все очень четко различать. Она видит прошлое и будущее. И она говорит: что бы ни случилось на Земле, все хорошо, и я не должен волноваться. А моя строчка про то, что на каждую земную песчинку приходится миллион звезд — это чистая правда, я по Би-би-си слышал.

— Как тебе живется в Барселоне? Что там вообще происходит?

— Я живу очень простой жизнью. У меня есть студия и приятная квартира. Я всегда был мечтателем и искателем легких путей, вдобавок я ленив, и Барселона для таких, как я, — самое место. Катаюсь на велосипеде, хожу по книжным, тусуюсь, ем всякие вкусные вещи. Барселона оказалась совершенно неисчерпаемым городом. Вчера знакомый отвел меня в закрытый клуб, а там библиотека — в пять этажей! Высокие потолки, мозаика, такая, знаешь, особая увядающая красота.

— Песни Brazzaville могут быть траурными, светлыми, радостными — какими угодно, короче. Но они всегда как-то намеренно и нервозно красивы. Есть ощущение, что песня для тебя — это просто неустанная погоня за красотой.

— Я никогда про это не думаю. Я просто прислушиваюсь и прикидываю, как будет лучше самой песне. На самом деле все просто: ты берешь аккорд, и следующий аккорд будет или естественным продолжением, или насильственным вторжением. То же самое с текстами. За это я и люблю музыку и литературу — их смысл возникает из ниоткуда. Ты вроде бы говоришь об приземленных или трагических вещах, а все почему-то превращается в нечто вневременное и прекрасное.

— У тебя, как правило, мелодия всегда нежная и успокоительная, а стихи довольно мрачные. Это твоя версия того, что португальцы называют saudade?

— Забавно, что ты заговорил про саудаде. Говорят, что на английский это слово не переводится. В лучшем случае — тоска. Думаю, в русском найдется слово и почище. Знаешь, я в жизни довольно много и долго грустил, как и все мы. Жизнь вообще кисло-сладкая штука. Если ты кого-то любишь, то всегда ставишь себя в позицию человека, эту любовь утратившего, ты всегда примеряешь на себя эту боль. И выхода нет. Это закон природы, как свет и тень. По крайней мере в моей музыке все происходит именно так. Я не могу быть ни очень мрачным, ни очень светлым.

— Ты еще не оставил свою знаменитую идею арендовать или выкупить корабль и пуститься с компанией в кругосветное плавание? Есть какие-нибудь корабельные новости?

— Я как раз недавно ездил в Осло, встречался с людьми из норвежского правительства. Дело вроде бы движется, но очень медленно. Довольно сложно уговорить кого-нибудь дать тебе десять миллионов евро. Вдвойне сложно, если этим занимается ленивый и асоциальный тип вроде меня.

— Твое выступление значится в программе Московского книжного фестиваля. Что ты там будешь делать?

— Это будет представление про стариков. Меня воспитала бабушка, и я очень люблю все, что касается старости. Со стариками сейчас обращаются как с мусором — по крайней мере у нас на Западе их просто отсылают в какие-то приемники, чтобы они там незаметно умерли. Никто не хочет, чтобы ему напоминали о том, что смерть — это реальность.

— Назови, пожалуйста, несколько вещей, которые тебе кажутся сугубо русскими.

— Здания XIX века в голубых и белых тонах. Здоровые мужики в кожаных куртках. Железные зубы. Чай без молока. Капучино за десять долларов. Пробки. Грязные улицы. Музыка в такси. Очень-очень грустные проститутки.

— Какой у тебя любимый фильм?

— «Гарольд и Мод».

— Что ты в последнее время покупал из одежды?

— Только что приобрел ботинки в магазинчике на бульваре Грасиа. Я покупал у них точно такие же два года назад, но они уже развалились. А такую модель они продают только летом, поэтому пришлось ждать. Я приеду в них в Москву, посмотришь.