А мы такие зажигаем

Музыканты «Барто» на трибуне люберецкого стадиона. Слева направо: Евгений Куприянов — синтезаторы; Мария Любичева — вокал, музыка; Алексей Отраднов — тексты, жизненная позиция

Во время последнего московского концерта группы «Барто», когда исполнялась песня с рефреном «Хочу в 90-е, назад к бандитам», на сцену внезапно выскочил человек в сером костюме, белой ру­башке и при галстуке. Вряд ли ему правда хотелось в 90-е — тем не менее он доблестно отпрыгал три минуты под агрессивный бит, после чего мирно спустился в зал. Музыканты «Барто» этого инцидента, впрочем, не помнят — зато рассказывают с чужих слов, что пришедший на тот же концерт банкир, услышав песню, посвященную представителям этой профессии («Я банкир, у меня маленький х…»), в негодовании покинул клуб. С ними вообще такое случается. В Краснодаре несколько накрашенных девиц в мини-юбках целенаправленно пришли, чтобы послушать ­песню «Хочу» («Хочу красивый дом, шикар­ную шубу, в платине телефон, каждый уикенд на Кубу»), — и группе пришлось играть ее трижды. В каком-то уральском городе промоутер, увидев выкрашенные в черное ногти диджея, немедленно повез «Барто» в парфюмерный магазин и купил жидкость для снятия лака, мотивировав это тем, что иначе группу порежут — и его заодно. В Иркутске, где они играли на фестивале байкеров, их вообще чуть не убили — отключили ап­парат после пяти песен, еле-еле спасли от бугая, вылезшего на сцену, чтобы разобраться. Короче говоря, группу «Барто» часто понимают неправильно. Работники госбезопасности в этом плане только подтверждают общую тенденцию.

Что такое «Барто»? Матерные электропанковые частушки про консюмеризм, гламур, тоталитаризм и кризис, пропетые порочным женским голосом. Речистый гоп-поп под прямую бочку и писклявый синтезатор; примитив от большого ума (вообще, как правило, чем тупее музыка звучит, тем более тщательно она придумана). Предельно конкретные манифесты жизненной позиции «все зае…ло, п…ц, на х…, бл…дь». Авто­ры которых для полноты картины проживают в оплоте люмпен-культуры Люберцах — ну да, первое правило революционной ситуации: низы не хотят. Там мы и встречаемся — прямо у станции, на привокзальном рынке, ни внешний вид, ни ассортимент которого, кажется, не изменились с 90-х: от чебуреков до дешевой бижутерии, которой «Барто» закупаются перед концертами.

«Люберцы как раз и стали катализатором создания «Барто», — объясняет Мария Любичева, та самая девушка, которая прочувствованно и едко матерится во всех песнях ансамбля. — Все эти ежедневные поездки в электричках по казанскому на­правлению, где люди просто звереют. Тут такое ощущение, что ты на планете обезьян живешь. И оно очень подстегнуло — отсюда и мат, и электропанк. До этого мы были очень лиричные, пели о высоких материях. Сидели в Коломне, работали на спокойных работах — жили в таком аквариуме, во внутренней эмиграции. А когда я приехала в Люберцы, первый раз прошла по городу — и думаю: мама дорогая!» Впрочем, у «Барто» все устроено довольно специфическим образом: поет Любичева с чужого голоса. Концепция группы и большинство текстов песен принадлежат Алексею Отраднову — упитанному человеку с кошачьим взглядом, похожему на владельца провинциального мебельного салона. «Когда Алексей стал писать такие тексты, я сказала, что нет, я не буду петь матом, — говорит Любичева. — Но он меня убедил. Говорит — смотри, мол, как родители наши живут, как все плохо, какие песни кругом бесхарактерные и бессодержательные. Надо, надо». Дело у «Барто» вообще несколько расходится со словом. Любичева, перед тем как произнести слово «жопа», извиняется и понижает голос; мат в нашем разговоре фигурирует только в цитатах из песен группы. Отраднов, как специально обученный гид, ведет экскурсию по Люберцам: от рынка через длиннющий переход и обшарпанные кварталы к бывшему заводу по производству синтезаторов «Алиса», рассказывая по дороге об исторических предпосылках возникновения легендарных бандитских группировок: «Перед Олимпиадой-80, когда началась массированная пропаганда спорта, Люберцы почему-то были сделаны центром силовых видов — тяжелой атлетики и борьбы; от этого все и пошло, и сначала этим занималась рабочая аристократия, белая кость, а потом аккумулировались все подряд, и стало страшновато». Позже мы едем к нему домой — в однокомнатной квартире с евроремонтом стоят полки с тысячью фирменных дисков и DVD; рядом с кроватью — беговая дорожка. Отраднов цитирует культурно-экономическую концепцию Александра Долгина и римского поэта Катулла («Из негодования рождается поэзия»); в процессе беседы произносятся слова «корреспондировать», «опинион-лидер» и «дискурс». Когда я говорю, что по большому счету все три альбома «Барто» звучат одинаково, Лю­бичева сильно удивляется и предлагает послушать Сати или Наймана — мол, слушателю-профану покажется, что у них тоже все одно и то же.

Тем не менее альбомы действительно звучат более-менее одинаково: ну да, на первом диске больше консюмеризма, а на последнем — опасливой любовной лирики; ну да, первый альбом был сделан нарочито тупо, а на последнем чувствуется работа над аранжировками; но все это, в сущности, погрешности. Группа играет все такой же простой, как два пальца, и емкий, как плевок в лицо, революционный поп на простейшей аппаратуре. Из­менились не «Барто» — изменился контекст. «Наш первый альбом вообще не имел отношения к му­зыке, — говорит Отраднов, сидя на трибуне еще одной люберецкой достопримечательности — ­стадиона местной футбольной команды треть­ей лиги «Торпедо». — Это был скорее проект, который должен был музыкальными средствами решать немузыкальные задачи. Идея была простая — сделать слепок с реальности. Потому что та русская музыка, которая была на тот момент, она с реальностью расходилась — мы слушали и понимали, что это совсем не про нас». «Мы тогда работали менеджерами среднего звена, очень плотно все это изнутри наблюдали и пи­сали о наболевшем — о ситуации, когда ценнос­ти заменяются потреблением, когда корпоративная этика становится выше морали, — дополняет Любичева. — Почему мы взяли эту форму — подмосковные дискотеки, «Ласковый май», «Руки вверх»? Потому что это три ноты, которые хо­чешь не хочешь у тебя сразу в голове начинают играть — и так потихонечку до тебя и смысл текста доходит. Когда мы делали первый альбом, Леша меня ломал и все время выкидывал гармонии; говорил: не надо этого, не надо, он должен быть такой, как удар под дых». Три года назад «Барто» возникли как потеха и отдушина для понимающих, как продолжение водочных кухонных по­сиделок, где в роли кухни — какой-нибудь клуб «Проект ОГИ», а в роли собутыльников — трое московских фриков под кличками Прохор, Пузо и Пахом; и горячая любовь к ансамблю Артемия Троицкого ситуацию изменила не слишком. Зато ситуация изменилась теперь. Из группы, которая выдавала нежелаемое за недействительное, «Барто» превратились в группу, которая выступает на оппозиционных слетах и многолюдных ми­тингах. Про которую снимает сюжеты REN TV и про которую пишет «Комсомольская правда». За последнее, конечно, спасибо служителям правопорядка. «Милиции уже можно открывать пиар-агентство, — комментирует Отраднов, — заплати 10 тысяч, получи по морде, попади на первые полосы газет. Парадокс просто: никакой Кушнир так не работает, как правоохранительные органы».

После концерта в защиту Химкинского леса на Пушкинской площади Любичеву вызвали на беседу следователи и сказали, что в песне «Готов», в припеве которой поется, что лирическая героиня готова «ночью поджигать машины ментов», можно усмотреть признаки экстремизма; несколько дней назад материалы по делу передали в прокуратуру, и теперь решается вопрос, возбуждать дело или нет. Любичева поспешила публично заявить, что признаков нет и песня про любовь; в ответ раздались упреки — мол, конеч­но, пели, пели, а теперь соскакивают. Но песня, в общем-то, и правда про любовь — и чтобы это усвоить, не нужно лингвистической экспертизы, достаточно пробежать глазами полный текст. «Мы пытались в этой песне изобразить чувства и отношения людей, которые находятся в конфронтации с системой, — говорит Отраднов. — Мы уже год ее играем, в Киеве под нее менты в оцеплении танцевали, в Перми мэр на концер­те слушал». Другой вопрос, что на официально изданном диске после первого куплета «Готов» следует аккордеонный проигрыш, а в буклете текст написан в переводе на французский: юрист компании «Союз» заявил, что, если песня выйдет без купюр, это грозит изъятием тиража и штрафом по административному правонарушению. И третий — что на том же диске есть, например, песня «Молотов», где вполне прозрачно излага­ется рецепт одноименного коктейля. «Барто» при этом не отказываются от убеждений; шагая по огромному люберецкому мосту через желез­нодорожные пути, Любичева и Отраднов охотно комментируют повестку дня: протестные песни Кати Гордон — цирк; Шнуров всегда умел поймать конъюнктуру, и в песне «Химкинский лес» нет ничего удивительного или омерзительного; оппозиция слаба, а ее лидеры скомпрометированы, но делать что-то надо; властям на все наплевать; гражданская позиция зачастую заканчивается на перепосте в ЖЖ — в общем, все то же самое, что может изложить среднестатистический комментатор, ведущий дискуссии в либеральном сегменте того же ЖЖ.

В случае «Барто» правда в глазах смотрящего: действительно, если у новых смутных времен есть свой Шевчук и свой предположительный Цой — должна быть и своя группа «Окна», и «Барто» на эту роль подходят, даром что на их новой ­пластинке куда меньше политики и куда больше лирики. Невольная трансформация, приключившаяся с «Барто» (ее наглядно иллюстрирует со­поставление названий последних двух альбомов: «Секс, насилие и хорошее настроение» vs «Ум, совесть и честь»), кажется вполне симптоматичной для общества, балансирующего в очень странной позе. Как пела по другому поводу та же группа «Ленинград», «стоял тогда над морем полней­ший штиль, а мир висел на волоске, горел уже фитиль» — вот «Барто» и пытаются, как умеют, указать на эту очевидную рифму (тем более что, как теперь знают все жители европейской части РФ, полыхнуть может и в безветренную погоду). Мы шагаем к последнему пункту экскурсии, атлетическому клубу «Титан», где когда-то качались первые любера, навстречу — бритые подростки с непроницаемыми глазами, которые, возможно, качаются там сейчас. Любичева рассказывает о поездках в электричках, о том, что у здешних людей отсутствует уважение к себе — а значит, и друг к другу, о том, что она перебирается в Питер, потому что здесь жить уже не может. Отраднов перебивает. «А еще есть дискурс счи­тать остальных м…ками — про это и «Афиша» писала. Я вот недавно смотрел фильм «Скотт Пилигрим против всех» — и там есть момент, очень точный, когда герою сила любви не помо­гает, а сила респекта — помогает. Вот Россия сейчас находится на стадии силы любви. Когда она придет к силе респекта — тогда выиграет».

Правда, я не уверен, что России помогает сила любви. Во всяком случае, группе «Барто» помогает уж точно не она.