Максим Федоров, Everything Is Made In China

«В Tequilajazzz я врубился, только когда услышал «Целлулоид» — до того я был слишком молод и в такую музыку не очень въезжал, а потом они начали служить своего рода критерием качества для русских музыкантов. И когда я послушал «Вирус» — я понял, что «Целлулоид» был просто продолжением и закреплением. До сих пор ведь очень многие наши андеграундные музыканты — вроде «7 расы» или «Небо здесь» — на них ориентируются, они остаются таким эталоном, потому что нашли собственный, очень свой звук. Я тоже, когда пытался когда-то петь на русском, невольно подражал Евгению Федорову — хотя, наверное, на музыке Everything Is Made In China влияние Tequilajazzz не очень сильно отражается. А что до «Вируса», то я очень люблю оттуда «Бей, барабан», «Пулю», «Зверей» — ну и «Самолет»: я эту песню в свое время очень эмоционально переживал, она сильно прошлась по моей душе».

Александр Гагарин, «Сансара»

«Сейчас-то все уже более-менее понятно, но в 90-х меня и самого удивляло, каким образом Егор Летов со своими мышеловками, самоотводами, дурачками, винтовками и вечной весной очутился в одном строю с любимыми параллельно Queen, например. Но все было очень серьезно: «Богемская рапсодия» могла очутиться в плейлисте аккурат перед заглавной песней лучшего русского психоделического альбома конца 20-го века. Все это как то способствовало тому, что мы имеем сегодня - отношение к музыке ни в коем случае не ограничивается знанием о наличии нот, жанров, стилей, течений и пр. Музыка помимо всего прочего - экзистенциальный опыт. Средство осознания самого себя. Средство самоорганизации некоторой, что ли — либо наоборот инструмент разрушения. И «Прыг-скок», наверное, первый альбом, который я осознал именно в таком ключе. Целостный, яркий, страшный, веселый, наивный, юродивый, концептуальный. Последнее понятие тогда было для меня синонимом слова «смелость». Это очень смелый альбом. Егор для меня — это такой русский Флэш Гордон, если угодно: сказочный герой-футболист, который, как и сборная Камеруна (достижению коей и посвящен альбом), «вышел за флажки», чем значительно расширил окружающее пространство — в том числе и музыкальное. Когда моей дочери Мирославе где-то в полгода срочно понадобилась колыбельная, так получилось, что я неожиданно для себя спел «Отряд не заметил потери бойца». С тех пор это единственные слова и единственная мелодия, под которые она, улыбаясь, спокойно засыпает».

Кирилл Малышев, EnFace

«Я выбирал между тремя альбомами «Кино»: «Звезда по имени Солнце», «Группой крови» и этим. Впервые я услышал Цоя в школе, классе в седьмом-восьмом — но тогда, понятно, «Кино» казалось просто еще одной группой из того же ряда, что и весь русский рок; это потом, когда было послушано много другого, стало ясно, кто на самом деле чего стоит. На «Последнем герое» из всех альбомов «Кино» самый близкий мне звук — может быть потому, что он сводился во Франции. По-моему, он вообще никак не уступает западным аналогам тех лет — для 89-го года это ровно то, что надо; и The Cure там слышатся, и The Smiths, и все остальное, до чего другим, чтобы дойти, еще десять лет понадобилось».

Женя Иль и Юлия Накарякова, «Лемондэй»

Женя: «Мне вообще сложно всегда словами описывать — почему мне что-то нравится или не нравится. Словами всегда как-то коряво и плоско получается, и липа. Тут для меня только два понятия существует — круто и некруто. «Ноль» — это круто, и все тут. Мне один друг когда-то рассказывал, что такое рокэнрол. Не то, чтобы я тогда этого не знала, просто человек свое личное отношение и переживание по этому вопросу мне передать хотел. Довольно много говорил. И прав был чертовски. Типа - это не только музыка, это больше, чем музыка. Это что-то такое, что в состав человеческого организма входит. У кого-то его больше, у кого-то меньше. Поэтому кто-то рубит, а кто-то нет. А потом он просто «Ноля» поставил. В общем, я с того вечера и поняла, что такое рокэнрол».

Юля: «О группе «Ноль» хорошо рассказывает мой друг Леха Панк. Леха Панк знает все. Он мне как-то давно все рассказал. А потом поставил запись концыка из цирка на Фонтанке, и мы молча это дело прослушали. И слушать «Ноля» оказалось круче даже, чем знать все. Федя - это самое свирепое и живучее мясо. И не то чтобы все так категорично, но я вот его сейчас слушаю, и что-то больше никого не могу вспомнить из русской музыки. Без Чистякова мне это все как бы и нахуй никогда не надо».

Кирилл Иванов, «Самое большое простое число»

«В то время, если ты жил в Петербурге, группа «Кирпичи» не могла не быть для тебя важной — вплоть до того, что, помню, в магазине «Караван» популярностью пользовалась какая-то редчайшая запись их концерта в «Полигоне», где песни с альбома «Кирпичи тяжелы» исполнялись в таких приджазованных версиях. Вообще, мне никогда не нравилась «альтернатива» — там, не знаю, Limp Bizkit или Korn. Понятно, что у «Смерти на рейве» откуда-то оттуда ноги растут, и сыграно даже хуже — но как-то это все очень остроумно, и есть ощущение, что это своя вещь, родная. Это очень разнообразный альбом, в нем куча всего происходит — и именно это меня в нем тогда подкупало и сейчас подкупает, как-то примиряет с этой культурой скейтеров, велосипедистов и гранжа, которая мне всегда казалась довольно омерзительной. Да и сейчас кажется — и то, на что в итоге «Кирпичи» повлияли, это, конечно, мрак: вот эти люди, которые на канале А-One кричат, всякие разудалые веселые панки, дегенеративная совершенно культура. Да и даже Noize MC — для него, конечно, Вася Васин тоже важная фигура, но «Кирпичи» были как-то потоньше. По звуку «Смерть на рейве» похожа на альбом «Алиса» на Шаболовке», который мне тоже одно время нравился: такой же героиновй звук, тягучий, мрачный, тяжелый. Но при этом у «Кирпичей» все это сыграно с какой-то радостью, безалаберностью, дурашливостью — с какой-то легкостью и глупостью, которая у них потом улетучилась; да и тексты очень крутые — мало кто еще такого уровня достигал. От «Смерти на рейве» было ощущение, что смерти нет. Правда, потом у них погиб барабанщик, и стало понятно, что есть».

Василий Зоркий, 19:84

«Понятно, что «Кино» — одна из важнейших групп в истории русской музыки. Но меня всегда смущала претенциозно-пафосная часть творчества Цоя — песня «Перемен» и так далее; мне больше нравится та музыка, которую он делал, когда был не самым известным в мире музыкантом и пел очень трогательные песни. Как вот «Солнечные дни» на «45» — я, наверное, из-за нее «Кино» и полюбил. Цой для меня вообще позднее открытие — я в школе, когда все в балахонах «Кино» ходили, очень осторожно к нему относился и больше любил Майка. А потом понял, что это круто — в том числе именно с точки зрения музыки, пусть это и много на кого похоже. И «45» мне нравится как раз тем, что он никак ни на что особо не повлиял — и поэтому кажется симпатичным, трогательным и настоящим. Такая история про человека, который идет ночью по улице, и пойти ему некуда».

Иван Калашников, Moremoney

«Дельфин – один из немногих музыкантов в России, кто очень тщательно относится к звуку. У него очень много деталей в музыке — местами она, конечно, смоделирована, но всегда звучит очень по-европейски и очень качественно. Наверное, когда я впервые его услышал, я еще не совсем это понимал — но этот альбом для меня стал каким-то прорывом. Это было настоящее откровение, это было совсем непохоже на ту музыку, которая меня окружала на тот момент. Другой вопрос, что, мне кажется, как была плохая музыка у нас, так и есть. И Дельфин до сих пор — первый среди худших. И тогда был на три-четыре шага впереди остальных, когда еще не было никакой адекватной инди-сцены, и сейчас остается».

Александр Веселов, ill!noiz

«Этот альбом — квинтэссенция «Звуков Му» как группы (а не только Петра Николаевича). Я его впервые прослушал 4 года назад — после того, как наткнулся по телевизору на живой концерт Мамонова. Под крышкой тут собраны все хиты-шлягеры-боевики-баллады. Чувствуется влияние новой волны, постпанка и много еще чего, однако ж альбом очень русский, потому как в отличие от многих сегодняшних музыкантов, копирующих те или иные своих стилевые эталоны, у «Звуков» самобытность на первом месте. Вернее, они ее туда и не ставили, сама пришла. Тексты и манера исполнения Петра Николаевича, как везде пишут и говорят, «скоморошные». Но, невзирая на это, во всех композициях чувствуется такая абсурдная правда — как следствие во многом абсурдной повседневной жизни. Кто-то сказал, что «Звуки Му – не группа музыкантов, а подлинная «русская народная галлюцинация». Не могу не согласиться. Еще говорят, что альбом получился куда более спокойным, нежели живые выступления группы. По-моему, в этом тоже есть плюс, некая искренность — поскольку сам Петр Николаевич является, на мой взгляд, все-таки человеком интеллигентным, иногда поющим не очень интеллигентные песни. В любом случае, несомненно, «Простые вещи» показали, что предела нет — как в музыке, так и в текстах. Что существует очень много свободного пространства — просто надо его увидеть».

Влад Паршин, Motorama

«Альбом «Ночь» я услышал году в девяносто седьмом — уже в ремастерингованной версии, с четырьмя бонус-треками. Мне было одиннадцать лет, и воспоминания остались точечные — «Ночь», «Игра», строчка «Я люблю ночь за то, что в ней меньше машин». У меня была пиратская кассета, и там на развороте была фотография, которая произвела сильное впечатление: 1986 год, они впятером на берегу Невы, Цой, кажется, с серьгой в ухе, стоит, широко расставив ноги, у него плащ ниже спины. Они выглядят как какая-то немецкая авангардная или нью-вейв группа — и когда я это увидел, сразу понял, что это очень серьезные люди. На фоне остальных групп, которые выглядели как какие-то хиппи, «Кино» смотрелись куда собраннее. Сейчас для меня это один из самых важных альбомов «Кино» — наряду с «Группой крови». В отличие от других пластинок «Кино» на «Ночи» очень воздушный звук — менее компрессированный. И мне очень нравится прямолинейность в текстах, минималистичность, математическая точность — там только все самое нужное: кажется, что уберешь из текста какое-нибудь одно слово – и все развалится».

Арсений К., Padla Bear Outfit (прислал список из 20 альбомов «Аквариума» — Прим. ред.)

«Я подумал – а что еще я могу написать? Когда в восьмом классе все слушали «Серьгу», Сукачева и «Гражданку», я вообще ничего не слушал, кроме БГ — и я понял, что, на самом деле, так сильно не люблю больше ничего. А «Русский альбом» — мне кажется, это вершина. Башлачев не успел разработать тему — а после его смерти этот артист подхватил и очень хорошо развил. Это очень естественная вещь, в отличие от многих других записей начала 90-х: мне один из людей, заставших ту эпоху, говорил, что это было сложное время, потому что до того они были как бы против системы, а потом все поменялось, и они оказались как бы согласны — и это многих сломало. И в данном случае, сделав такую штуку, БГ избежал удела многих рядом с ним. Мне кажется, в «Русском альбоме» поймана такая темная, настоящая, русская так называемая душа простого человека. Как у Дилана, у которого она возникла из чтения газет про Америку XIX века с целью понять человека, корнями растущего из земли. Вот «Русский альбом» — это настоящий русский рок, не рок как музыка, а рок как рок. Я в детстве долго к нему подступался — у кассеты было очень странное оформление, какой-то круг, на котором не было надписей, внутри написаны очень странные вещи типа истории взятия Казани Иваном Грозным. И я каждый раз слушал первую композицию и дальше двинуться не мог — вот я вчера Merzbow слушал, так первая вещь с «Русского альбома» такие же чувства вызывала: дудки громкие, вырывающиеся, адские. Поэтому сначала было впечатление такого черного ящика, из всех пластинок эта была самой загадочной. Но это действительно же страшный альбом. Там есть образы, которые вызывают почти физическую боль. «С белыми глазами да по мутной воде» — это же страшно».