«Я не увлекаюсь модой»: владелец Brandshop о своем новом магазине

• Зачем вообще нужно было Brandshop закрывать и переделывать?

• Магазин на Петровском бульваре просуществовал три года, и пространство перестало соответствовать нынешним реалиям — вещи в магазине стали лучше, чем сам магазин. Места стало мало, нам уже не нравились развеска, потрепанный пол, цвет стен. При этом никаких кардинальных изменений в бренд-листе не произойдет — мы остаемся на своей волне. Это привычная совокупность спорта, классики, дорогих вещей, очень дешевых. Суть в том, что они дополняют друг друга: куртка за три тысячи не портит куртку за семьдесят, а ботинки за тридцать нормально смотрятся с кедами за четыре. Просто на балансе.

• То есть Brandshop дороже не станет? Есть показательный пример магазина British Shoes, который тоже хорошо себя чувствовал в жанре добротной обвуви за 7–12 тысяч рублей, а с началом кризиса превратился в Gray, где теперь все стоит под 50, — и эти вещи покупают топ-менеджеры и чиновники, которым на курс доллара плевать.

• Илья Гребенщиков, владелец BrandshopФотография: пресс-служба BrandshopНет, такого у нас не произойдет, потому что мы работаем для всех. Разумеется, падение рубля на нас тоже отразилось. Мы со многими марками работаем напрямую без дистрибьюторов, и текущие заказы были сделаны в одной финансовой реальности, а выкупать их нужно сейчас. Вероятно, какие-то бренды придется подождать — либо попросить у них дополнительную скидку. Но мы в любом случае все привезем.

• Вообще владельцы магазинов любят ныть, что никто ничего не покупает, рубль падает, одеждой в Москве никто не интересуется. Вы как оцениваете в этом смысле успешность Brandshop?

• Brandshop начинался с заказа вещей на eBay, с привоза прошлых коллекций с распродаж. В 2008 году у нас был маленький шкаф в офисе наших знакомых, которые занимались туристическим бизнесом. В тот момент еще не все умели пользоваться PayPal, не все понимали, как оплачивать заграничные покупки картой и как заказы вообще доставляются.

• То есть вы были посредниками?

• Можно и так сказать. Потом у нас появился маленький шоу-рум на Таганке — настолько маленький, что людям приходилось мерить вещи на улице, в переходе. Потом мы сидели на Новослободской в подвале с комнатой побольше, потом переехали на Фадеева, где более-менее началась какая-то взрослая жизнь. В 2012-м переехали на Петровский бульвар — в самый центр. Когда у нас был магазин в подвале, я думал, что это потолок, выше уже быть не может. Так что я могу сказать, что да, похоже, у нас получается. И надо учитывать, что значительная часть покупок совершается онлайн, а тут границ для развития просто нет.

• То есть по процентному соотношению вы больше продаете через сайт, чем через магазин?

• Сложно сравнивать статистику онлайн- и офлайн-продажах, потому что мы изначально думали о себе как об интернет-магазине, а место на Петровском бульваре — это хороший шоу-рум, точка самовывоза, сделанная в виде магазина. Основная идея — все, что есть на сайте, есть и там. Бывают ситуации, что человек едет к нам на метро и покупает вещь с телефона по дороге, а в магазине уже может ее померить и уточнить размер. Реальный магазин работает, чтобы следить за крутыми релизами и иметь возможность быстро их купить. Очень мало покупателей приезжают в Brandshop, не посещая сайт, не зная ассортимент. Это, может быть, какие-то субботние и воскресные посетители, которые гуляют по центру. Мы сами стимулируем продажи через сеть — даем дополнительные скидки на заказы с мобильной версии.

• А много заказывают из других городов? Пришло ли в глубину России понимание той моды, что представляет Brandshop? Стали ли носить ботинки Red Wing в Кинешме, уважают ли анораки Fjällräven в Новокузнецке?

• В районе 25% заказов идет из регионов, причем цифра не снижается и не растет. Мы часто становимся заложниками сторонних сервисов доставки, которые, к сожалению, не всегда работают так, как заявлено. И в результате слышим много критики. Также масса покупателей не верит, что у нас оригинальные вещи. Есть ощущение, что в сегменте такой одежды Россия еще не готова к онлайн-заказам.  

• Занятно, что никакого емкого определения для этого сочетания старомодных курток Barbour, высокотехнологических парок Ten C, каких-нибудь ботинок The North Face с делитными релизами Adidas, классикой Nike и Reebok никто не придумал. Была сакраментальная фраза сооснователя магазина Fott Паши Осовцова, что все это «херитейдж, аутдор и преппи». Нормальной формулировки даже на Западе ведь нет.

• Я тоже не смогу определить этот сегмент. Мне легче рассуждать о жанре стрит-ретейла, который в нашем городе находится в удручающем положении: все привыкли делать покупки в торговых центрах. На улице себе могут позволить держать бутики только гиганты моды. Большинство покупок, которые совершаются в Brandshop, — адресные, то есть наши клиенты хорошо знают марки, и их одежда интересует больше, чем магазин. 
  
  Но сознание людей в Москве довольно быстро развивается. Если взять Садовое кольцо, бульвары, центр, то за семь последних лет появилось много приятных персонажей, они хорошо одеты. Я просто, если честно, не очень увлекаюсь модой. И я не считаю, что наш магазин задает какое-то направление моды. Для меня это просто хорошая качественная одежда.

• Самые модные барбершопы тоже предпочитают, чтобы их называли просто «мужскими парикмахерскими». Но в Москве этот трудноопределимый жанр моды — ну или не моды — тесно связан с фанатским движением…
• Это очень старая история, она уже как «Легенды и мифы Древней Греции». Да, я болею за «Торпедо-Москва», есть много фанатов «Спартака» среди моих друзей, и за ЦСКА, и за «Динамо» топят. Мы не принадлежим к какой-то одной фракции. Конечно, начиналось все с околофутбольного движения, с доставки в Москву Stone Island, Burberry, Lacoste, винтажных Adidas — с одежды, которую любят болельщики. И сейчас у нас много спортивной одежды, которая при этом никак с футболом не связана. Например, то количество кроссовок, что мы продаем, — это уже скорее черта уличной культуры, хип-хопа какого-нибудь. Приятно, что москвичи наконец-то полюбили кроссовки и привыкли к мысли, что не надо их покупать на рынках или в дисконтах, — теперь они следят за новыми коллекциями и покупают их. Кроссовок много не будет никогда — это точно. Сейчас они становятся каким-то отдельным направлением, новым блоком — появились сникерхеды, которые приходят только за кроссовками.

• А сколько пар у вас, например?

• У меня вообще мало и кроссовок, и одежды. Я покупаю пару и ношу, пока она не сносится. Сейчас у меня их две — белые и синие Nike.

• То есть вы не увлекаетесь модой, не коллекционируете кроссовки и вас, наверное, раздражает нездоровый ажиотаж вокруг адидасовских Yeezy?

• Я не понимаю этого. Я хочу работать и радовать людей этими релизами, но сам я от фетишизации одежды удовольствия не получаю. 

• Невозможно не упомянуть ваши отношения с магазином Fott — вы же как «Пепси» и «Кола».

• Время конкуренции прошло. Года два назад, возможно, мы соревновались. Когда Brandshop был маленьким, мне было интересно равняться на Fott, потому что это был уже сформированный магазин с командой, которая понимала, куда и зачем она идет. Изначально было стремление догнать парней. Для меня Fott — это мои знакомые, мои друзья. Парни также болеют за «Торпедо», и мы ходили вместе на футбол, пили пиво, но как только уходили со стадиона, становились врагами. Это была не конкуренция, а некая игра, борьба за марки, они бодрили меня, и я не давал расслабиться им. Сейчас, мне кажется, что по клиентам мы пересекаемся процентов на 30. То же самое и по набору марок, что мы продаем, — в пиковые моменты мы совпадали на 35% по бренд-листу.

• Ну а внутренняя уверенность, что вы их победили, есть или нет?

• Мы ни с кем не воевали — моя игра закончилась, когда парни разошлись в другие проекты. После этого Fott стал не интересен.

• Еще одна трудная тема — кризис. Стали меньше покупать в 2015-м? Или выбирают какие-то другие вещи — более дешевые, более долговечные?

• Весной курс был 54 — заказы делались исходя из него. Сейчас, когда их надо выкупать, евро стоит 80. Был определенный бюджет, план. Но эта ситуация происходит не в первый раз — зимой было то же самое, и мы выкупили все, просто чуть позже. А если говорить про продажи, то для нас 2015-й стал годом очень быстрого роста. Правильный выбор коллекций, адекватное ценообразование. Естественно, и покупатели начали понимать, что ветровка не может стоить семь тысяч — она должна стоить пятнадцать, что кроссовок по три-четыре тысячи уже нет — они стоят по семь. Однако я совершенно не берусь предсказывать, как сложатся наши дела зимой. Мы достаточно мобильный проект — можем двигаться и вниз, и вверх. У нас нет завышенных планок по оборотам.

• Да, есть ощущение, что наценку вы все же не ломите.

• Если поставить рюкзаку цену 15 000 р., то купят одну штуку, а остальные пойдут на сейл. Если поставишь 12 000 р., продашь три. Мы сейчас не будем менять цены, несмотря на то что евро вырос.

• А что вы думаете про русские марки? Вы же продаете куртки Grunge John Orchestra. Explosion, но дальше них дело не пошло.

Я дружу с Игорем (Исаевым, совладельцем и дизайнером марки. — Прим. ред.), мне нравится его подход. Нам вообще часто присылают письма с презентациями мастерские, которые занимаются сумками, носками, аксессуарами, футболками, но ничего крутого, что мы могли бы поставить к себе, к сожалению, нет. 

• А сами вы одежду где покупаете? Какие московские магазины нравятся?

• Если честно, никуда не хожу — покупаю только у себя. Мне даже смотреть неинтересно — у каждого свой мир.

• А в Европе или Америке?

• В Америке я не был, в Европе тоже больше ничего не впечатляет — в Brandshop выбор кроссовок, например, лучше, чем у них.

• Про Гошу Рубчинского что думаете?

• Я не знаю. Просто знаю, что есть такое имя – Гоша Рубчинский.