Девяностые
«Мы называли Путина неандертальцем»: главред The eXile о русофобии в Америке
«Город» разыскал в Нью-Йорке Марка Эймса, бывшего главреда язвительной газеты The eXile, где печатали Лимонова, высмеивали Ельцина и поносили экспатов, — и поговорил с ним о том, когда Америка и Россия стали врагами в медийном поле и какой новая Россия видится издалека.
- С тех пор как вы уехали в 2008-м, окружающая действительность в Москве стала меняться стремительнее. Такое ощущение, что у москвичей сейчас совсем по-другому сознание устроено.
- Это после протестов. Внимание постоянно перескакивает с одного на другое. Тут тоже такое творится. Сильнее всего меня удивило то, что вчера я смотрел «Дождь» — и там Ксения Собчак брала интервью… Помню, как мы с ней разговаривали в 2007-м для GQ и она мне страшно не понравилась. И вот она реально задавила в беседе этого гребаного украинского фашиста из «Свободы» (речь про интервью Собчак с Олегом Тягнибоком. — Прим. ред.), и тут-то я понял, насколько все у вас поменялось.
- Такое ощущение, что расширилось обитаемое пространство. Все те места, в которых мы с вами пересекались в 2000-е — «Солянка», «Пропаганда», «Кризис жанра», — теперь оно ими не ограничивается. И экспатская сцена теперь совершенно другая.
- А что, у вас еще остались какие-то экспаты?
- Да, но, кажется, их влияние на социально-психологический климат сильно упало после закрытия The eXile. Нам не хватает вашего сарказма, чтобы описать собственную страну в таком же ключе. К сожалению, ничего подобного не возникло.
- Ну и в Нью-Йорке ничего такого тоже нет. Причиной моего приезда в Россию было единственное желание — смыться из клинтоновской Америки. В Москву я впервые приехал как турист, когда все вокруг разрушалось, — в начале 90-х. Это был другой мир, полный хаоса. Мне показалось, что для карьеры начинающего журналиста нет лучшего материала: можно было просто приехать и записывать все, что происходит вокруг. Абсолютная непредсказуемость превращала жизнь людей в бесконечный ужас, что как раз очень меня вдохновляло. Вообще, для писательства хорошо то, что плохо для всех остальных.
Перезапустив газету в виде сайта www.exiledonline.com в 2008 году, Эймс вернулся в Америку. Сейчас он живет в Нью-Йорке и занимается ресурсом www.pando.com, где расследует деятельность функционеров Силиконовой долины и публикует материалы, доказывающие, что Стив Джобс был не такой уж хороший
- Можете дать пример типичной ситуации, которая могла возникнуть с вами в начале 90-х?
- Ну, блин, я проснулся как-то от выстрелов вокруг моего дома — жил я тогда на «Краснопресненской», и оказалось, что это Ельцин стреляет в Белый дом. Я пошел прогуляться по району в сторону «Садко-Аркады» — не знаю, цела ли она до сих пор. Сейчас я понимаю, насколько глупо вел себя в Москве, но тогда я общался с рэкетирами, которые потом превратились в банкиров, дружил с панк-рокерами, тусовался с группой «Наив», с «Ночными волками»… Жизнь была такой дикой, что у любого иностранца была уйма шансов вляпаться во что-то нехорошее, в отличие от Америки, где мозги у всех промыты и все разложено по сраным полочкам. И такая вещь, как The eXile, могла появиться только из пены ельцинской эпохи.
- С чего вы решили затеять газету?
- Я писал в The Moscow Times, всячески потешаясь над жизнью иностранцев в Москве. Последняя моя статья вызвала такой шквал гневных писем, что газета была вынуждена со мной расстаться. Текст был про то, как иностранцы ведут себя, будто они аристократия, короли для лапотных русских, и то, как они переживают, что русские теряют к ним интерес и начинают относиться к ним как к скупым, скучным и убогим занудам. В тот же момент один голландский чувак, который тоже работал в The Moscow Times, постоянно шлялся бухим и недовольным по редакции и страшно ненавидел Дерка Сауэра (основатель издательского дома Independent Media, где выходила The Moscow Times. — Прим. ред.), хотел запустить что угодно, лишь бы задеть Сауэра. И он основал Living Here — газету про недвижимость. Потом он обратился ко мне и работавшему в The Moscow Times Оуэну Мэттьюсу, чтобы переделать ее в нечто наподобие журнала Time Out. Правда, с моим появлением издание стало более агрессивным, где большая часть материалов была посвящена московской ночной жизни. Потом меня свели с владельцем клуба «Дача» и издателем журнала «Не спать!» Константином Букаревым, и тот просто сказал: «Давай!» Так появился The eXile.
- Сколько денег он вложил?
- Был 1997-й, и проект вышел крайне малобюджетным — 15–20 тысяч долларов. Но зато у нас был самый великий арт-директор — Илья Шаньгин. Этого парня можно было разбудить в 4 утра, спящим с бутылкой водкой в окружении еще пары опустошенных склянок, и он, как волшебник, мог сразу же приступить к долбаной верстке и создавал настоящие шедевры. Мы сразу поняли, что хотим быть в оппозиции: против The Moscow Times, против Клинтона, против неолиберализма, который представляет себе будущее в технократическом блеске, упивается собственным совершенством, не терпит шуток и убивает все живое вокруг собственной солидностью. Мы хотели быть как zheltaya pressa.
- Существовал ли какой-то прототип The eXile?
- Нам реально нравился «Московский комсомолец» конца 90-х, а потом я и присоединившийся к газете Мэтт Тайбби были фанатами Spy Грейдона Картера, который работал в Vanity Fair и сделал Spy — лучшее сатирическое издание в американской истории.
- The eXile всегда отличался довольно грубым отношением к России и русским людям.
- Мы обращались грубо со всеми, включая нас самих. Люди в России до сих пор меня ненавидят, считая отвратительной скотиной, хотя на самом деле я довольно симпатичный парень. Все хотят создавать впечатление о себе, но мы также хотели говорить правду. Ведь никто из живущих на Западе журналистов не писал правду про Россию: это, знаете, как нафантазировать себе Небраску, не имея возможности туда поехать. Москва своими нравами похожа на центральные штаты Америки — мы пытались перенять эти нравы.
- Вы помните, какие тексты были опубликованы в первом номере? Скажем, Лимонов в качестве колумниста у вас появился с самого начала?
- Лимонов был сразу: я жуткий его поклонник. Первая его книга, которую я прочел, остается моей любимой. Это «Подросток Савенко» — «Мемуары русского панка», как ее перевели. В молодости летом я работал в книжном магазине в Сан-Франциско, и один битник мне подсунул Лимонова. «Его книжки слишком хитро выдуманные для меня, но я знаю, тебе понравится это дерьмо», — сказал он. Самое замечательное, что Лимонов просто описывал то, что происходило вокруг него, и нам в Америке не хватало именно такой русской литературы. Все эти писатели-диссиденты слишком драматически переживали сталинизм — в противном случае их бы просто не напечатали в США. Лимонов был первым, кто описал какие-то элементарные вещи по поводу жизни в СССР: как заработать бабло, как трахнуть телку.
- Какие вообще у Запада были представления о России после Горбачева?
- В конце 90-х публицистика на русскую тему отличалась предельной простотой и однобокостью. Существовал некий круг персонажей, которые плохонько могли изъясняться на английском языке, Чубайс например, — и для иностранных журналистов они были абсолютными супергероями. Имелись и суперзлодеи — все, кто в той или иной форме был против Ельцина. Даже если они говорили, что его семья погрязла в коррупции и он распродает нефтяные заводы за бесценок. Такая точка зрения автоматически приравнивала говорящего к негодяю, коммунисту или фашисту.
- Вы хотите сказать, что Ельцин стал предметом такой безраздельной любви Америки и Европы только потому, что некоторые его сторонники говорили по-английски?
- Именно. Тот же Чубайс — умный парень, выступавший своего рода связным между Россией и министром финансов США Ларри Саммерсом, банкирами. Можно сказать, что он вполне разделял идеологию американского капитализма и хорошо разбирался в политике.
- Вы слышали, что он стал мужем Дуни Смирновой — сценаристки и журналистки?
- Неужели? Нет, я не знал. Я был знаком с его дочерью, которая любила тусоваться и читать про своего папу в The eXile. В общем, мы терпеть не могли западных журналистов и больше интересовались русскими авторами, которые умели писать тексты с яйцами. Человеческая комедия, гоголевские персонажи в политике и в бизнесе — вот что The eXile пыталcя показать в русской жизни, которая была несравнимо богаче и сложнее, нежели банальное противостояние добра и зла. На самом деле Россия производила огромное количество невероятных историй, и, когда у нас появился сайт, мы поняли, что The eXile прорубил на Запад окно в дикий и увлекательный мир, переносивший наших читателей из их скучных жизней в кино. К тому же мы всегда преувеличивали и старались выбирать волнующие темы: писали про проституток, братков, секс, наркотики, коррупцию и убийства.
- А кем вообще был типичный экспат в Москве конца 90-х? Кто был вашим читателем?
- В ельцинскую пору это был забитый ботан, которому неожиданно привалило счастье в виде работы в России с доходом в $150 тыс. в год. Он ни хрена не знал, ни в чем не разбирался и получал огромные деньги от американского правительства, Всемирного банка или от каких-то местных организаций за советы по поводу будущего России. Единственное, чего им в самом деле хотелось, — это пойти после работы в клуб «Голодная утка», чтобы нажраться и попытаться трахнуть все, у чего есть ноги. Да, это отличный сюжет для романа Грэма Грина, но ведь так и было в действительности. И был еще корпус журналистов — из The New York Times, The Moscow Times и прочих изданий, — которые на полном серьезе писали о том, как Америка пытается помочь России, но эта несчастная страна все еще не понимает базовых принципов капитализма. По прошествии времени экспаты 90-х представляются, конечно, абсолютно комичными персонажами, к тому же среди них было много лузеров, сексуальных извращенцев и настоящего жулья. Но тогда видеть их в качестве советников ельцинского правительства было противно. Когда в 1998 году начался кризис и ельцинский экономический эксперимент свернулся, фактически вся американская миссия в России провалилась. Финансисты поставили свои фишки на Ельцина, Чубайса и прочих людей, а Чубайс сказал: «Мы их кинули». В итоге первую волну экспатов смело к чертовой бабушке.
- Кто был во второй волне?
- Когда все успокоилось, приехали люди, про которых я могу сказать, что они были намного серьезнее. Это снова были банкиры, инвесторы, начавшие вкладывать деньги в недвижимость, нефтяники. Многих тогда подкупил путинский курс на стабильность, и, что бы ни говорили иностранцы о России в начале 2000-х, их прежде всего волновали деньги. Однако изменились условия сделки: русским больше не нравились американцы.
- Я помню, что в начале 2000-х тон The eXile тоже немного сменил вектор: вы писали, что граждане США больше не являются воплощением Господа для русских девушек и они теперь предпочитают, чтобы их снимали местные олигархи.
- Да, русские поняли, что переоценили иностранцев, но переориентация телок в клубах началась еще до кризиса. Не думаю, что Путин был той фигурой, который все изменил. Он стал воплощением нового настроения общества. Все 90-е россияне были сильно подавлены экономической обстановкой, ощущением трагедии от краха Союза, войной в Чечне. Люди видели, как бабушки у метро продавали свои пожитки, и это действительно было унизительно. Я думаю, им просто надоело испытывать это чувство стыда за себя.
- Ну разве The eXile не издевался над этими несчастными бабулями? Вас ведь не волновала ни судьба России, ни Америки.
- Мы надо всем потешались, но смеяться над чем-то не значит быть нигилистом — вспомните того же Гоголя. Наша симпатия всегда была на стороне России, потому что ее абсолютно искаженно представляли в западной прессе. На самом деле Запад мог бы помочь стране, которая так беззаветно ему доверяла. Была потрясающая возможность, были люди, была идея, — и ни хрена не получилось. Они все запороли!
- Вы считаете, что Россия не стала чем-то вроде послевоенной Германии или Японии и получила Путина только потому, что американский проект Ельцина провалился?
- Мне кажется, только в последние годы, перед моим отъездом, в России заговорили о том, что Запад сделал в 90-е, какую роль сыграл в «цветных революциях», — сейчас, пожалуй, даже слишком много об этом говорят. Такое может случиться с любой страной, даже с нашей. Если все управленческие системы в США рухнут и придет Россия, которой будут абсолютно доверять, а она, вместо того чтобы помочь, постарается все украсть… Я хочу сказать, что у нас была возможность сформировать в России идею демократии, и мы этого не сделали. Притом что Америка выиграла в войне с Германией и Японией, мы никогда не считали себя победителями России.
- Считается, что вы победили в холодной войне.
- Это метафорическая победа — мы не оккупировали Россию.
- В 90-е вы захватили ее своей поп-культурой, образом жизни, манией успеха.
- Да, можно сказать, что Америка загрузила новое программное обеспечение в вашу страну.
- И ничего не вышло: в западных медиа в 2000-е Россия снова превратилась в самое ужасное место на земле. Чуточку лучше Северной Кореи. Почему так вышло?
- Есть определенная инерция холодной войны. Сложно объяснить, конечно, но внешняя политика Америки напоминает миссионерство — эта протестантская идея распространения своей идеологии прочно вписана в государственную ДНК. Психологически США очень важно убедить всех в своей правоте, чтобы в очередной раз поверить в нее самим. Как это случилось, например, с Чехией, которая буквально готова сосать нам члены. Американские медиа сделали большое шоу из того факта, что мы пытаемся переустроить Россию по своему подобию, совершаем это в качестве благотворительного жеста, насаждаем вам слово божье. Будто бы Иисус посадил Ельцина на царство, а Чубайс — дух его. А потом пришел Путин.
- Что стало поворотной точкой в восприятии России?
- Определенно ЮКОС. В тот же самый момент Путин не поддержал вторжение в Ирак, и эти две вещи оказались для Америки непростительными. Он моментально превратился в злодея. Я хочу сказать, что Россия всегда остается в моем сердце и я на самом деле ненавижу людей, которые пытаются ее демонизировать, не видя страны за фигурой главы государства.
- Давайте от политики спустимся к каким-то приземленным вещам. Что вам запомнилось о жизни в Москве больше всего? Газета The eXile совмещала политическую аналитику с рецензиями на новые клубы, где их рейтинговали по возможности перепиха, и обзором новой порнухи.
- Большую часть времени в России я был либо пьян, либо под кайфом. Мы хотели писать так, как говорим, и The eXile изначально представлял собой сатиру над серьезной журналистикой. Для большинства авторов The eXile, и меня в том числе, Гоголь почитался на уровне Бога. Ну Гоголь и Хантер Томпсон. Но если пытаться вспоминать, то все слишком затуманено…
- Может, вы помните каких-то героев того времени? Вы же ходили на все первые московские рейвы…
- Разумеется. Я был на первой «Птюч-пати», половина свидетелей которой давно скопытилась. Я много где шлялся, везде умудряясь попадать в компании negodyai. У вас, кажется, до сих пор полно таких людей, которые работают на износ, адски отдыхают и почти не спят. Было постоянное ощущение нереальности происходящего — такое случается, когда ты, чувак из калифорнийского захолустья, оказываешься в Москве 90-х. Это как бег по лезвию бритвы, и ты стараешься использовать все шансы и действуешь, сообразуясь с русской пословицей: «Кто не рискует, не пьет шампанское».
- В конце 90-х окружающий пейзаж стал меняться: на месте разрухи и ельцинского трэша расцвел русский гламур, и я помню, как вы нарядили кого-то из сотрудников The eXile и пустили по клубам.
- Да, мы часто занимались пранк-журналистикой. У нас был интерн по имени Джереми — симпатичный гик в шортах, который стал жаловаться, что его никуда не пускают. То есть вообще: не то чтобы в «Пропаганду» он не мог попасть, а во все заведения города. И когда его не пустили в какой-то мексиканский ресторан, где марьячи играют, мы собрали редколлегию и сказали Джереми: «Теперь тебя зовут Банз Магилликати». Это самое дурацкое имя, которое можно придумать на английском языке: buns — это «попочка», Магилликати — такая типичная жлобская фамилия из Западной Вирджинии. Мы выпустили пресс-релиз: диджей Банз Магилликати в Москве! Обзвонили все пафосные клубы, начиная с Zeppelin, и сказали им: «Вы же знаете, кто такой Банз Магилликати? Он проездом в городе и хочет посмотреть ваш клуб на предмет устройства там вечеринки. Банз эмоционально неустойчив, ему важно, чтобы в VIP-комнате никого, кроме его компании, не было и никаких очередей на входе! И Банз хочет шоколадный дайкири, если не будет шоколадных дайкири, Банз не придет!» Мы нашли пару черных ребят, чтобы они изображали охрану, — среди них был споуксмен Абрамовича Джон Манн. В свите были также девушки из модельного агентства. Мы смогли развести пару магазинов и нацепить на Джереми модные шмотки. И в итоге у нас вышел репортаж, в котором главные лица клубной Москвы той поры — диджеи, арт-директора, фейсконтрольщики — целовали руки Джереми. Мы провели его по всем VIP-зонам, девушки выстраивались в очереди, чтобы сесть к нам за столик… К сожалению, на третьем или четвертом клубе нас раскололи. Я думал, нас перестреляют, но никто из владельцев этих пафосных мест на нас не обиделся. Хотя это было достаточно унизительно — как сказать «Fuck you» в лицо фейсконтрольщику, убежденному в собственной значимости. Кажется, эта выходка пользовалась самым большим успехом среди русских читателей The eXile, однако было много таких, где мы издевались над экспатами. Однажды нас настолько взбесила статья The New York Times о России, что мы купили лошадиную сперму в каком-то колхозе, испекли с нею пирог и размазали его по роже автора со словами: «Ты, сука, худший журналист в мире!» — все это тщательно задокументировав.
- А что для вас было самой большой проблемой? Что самое худшее с вами там случилось?
- Самым печальным было то, как все закончилось, когда к нам пришли люди из Министерства связи. Возможно, частично из-за Лимонова, а частично из-за того, что мы хотели опубликовать репортаж с акции «… за наследника медвежонка» группы «Война». Мы столько жутких вещей делали: называли Путина неандертальцем и врали, что Ельцин помер, публиковали коллаж с Кондолизой Райс и Ку-клукс-кланом, а этот материал с «Войной» отказалась печатать наша типография. Нам пришлось обращаться в «Красную звезду» — типографию Российской армии. Вероятно, тогда что-то щелкнуло в мозгах у чиновников, и они решили нас припугнуть — у них не было цели закрыть The eXile. А мы действительно испугались, потому что мне уже звонили из различных ведомств за год до того, и эта путинская статья за экстремизм…
- И тогда вы поняли, что надо сваливать?
- Когда нам прислали повестку о незапланированной проверке редакционных материалов на предмет нарушения законов. Имелась в виду пропаганда наркотиков и порнографии, чего действительно на страницах The eXile было предостаточно. К нам в офис пришли четыре следователя, не говоривших по-английски, и это было страшно. Я начал общаться с юристами и правозащитниками, те убеждали меня, что это очень необычная ситуация, но меня вряд ли посадят в тюрьму, как Ходорковского, однако ничего хорошего не светит. The eXile закрылся: нас покинули инвесторы, я стал раздавать интервью либеральной прессе, ведь когда к власти пришел Медведев, все надеялись на оттепель, и закрытие The eXile стало симптомом напрасных надежд. Я был на радиодебатах с этим идиотом Шлегелем — он просто долбаный фашист, — и тот орал на меня, что я экстремист, что меня надо посадить. В итоге я послушался советов друзей, собрал чемодан и уехал из страны.
- Вы можете сказать, что сожалеете о случившемся?
- Я могу сказать, что моя русская история получила эпический конец. У нее было великолепное начало, шикарное продолжение и логичное завершение.
- Не думали ли вы когда-нибудь написать про это роман?
- Надо бы, но я так жутко занят сейчас в Америке: журналистика здесь сейчас в отвратительном состоянии. Сейчас больше платят, но у меня такое ощущение, что Америка впадает в такую же желтизну, в которой пребывала Россия в начале 90-х. Независимые медиа практически исчезли в США.
- Вы все еще иногда пишете про Россию. Как вы себе ее представляете в 2014 году? И что вы думаете про иностранцев, которые все еще живут и работают в Москве?
- Если честно, то сейчас для меня мой московский опыт — прошлая жизнь. Когда что-то происходит, типа революции на Украине, я пытаюсь реконструировать его, вспомнить, что знаю о русских, но в данный момент меня больше занимает Америка. У меня нет идей по поводу экспатов в Москве. Если все так же, как было в 2008-м, то, наверное, большую часть времени они жалуются на цены и пробки, сидя в кафе Scandinavia. Она еще жива?
- Да, и Night Flight тоже, но теперь значительно больше мест, где можно жаловаться на пробки, и сюжетов для The eXile предостаточно. Ну вот, например, год назад главный редактор GQ — американский гражданин Михаил Идов — около Большого театра залепил в лицо редактору журнала Tatler за антисемитские высказывания в фейсбуке. Удивительно, что прозвучали они из уст гея.
- Вау! Какая красивая история. Это круто. Мне трудно представить, чтобы гей-антисемит ударил какого-нибудь главреда в Нью-Йорке. Когда-нибудь мне бы хотелось вернуться. Самое большое, что меня поражает в России, это ее полная непредсказуемость. Помните тех обосравшихся американских аналитиков? Так же и сейчас ничего нельзя предсказывать.
- Сайт архив газеты доступен на сайте exile.ru