«Для меня алкоголизм — форма счастья»: Сергей Пахомов о запое и исцелении

Про больницы и белую горячку

У меня многолетний алкоголический роман; у него много объяснений, но в моей молодости в России это было формой протеста, ухода в себя и одновременно правилом хорошего тона. Пока я был юношей, мой организм справлялся со всем этими, потому что, когда ты юн, освобождение от токсинов происходит быстрее. С возрастом начинается внутренний диссонанс, потому что желание и любовь к водке и неистовству остаются прежними, а мое тело уже не может принимать моих душевных порывов. 

Поначалу, как романтик, я не верил во врачей, в клиники и в степени алкоголизма, пил много и ежедневно. Благодаря помощи своих друзей, в том числе и режиссера Светы Басковой (автор фильмов с участием Пахомова «Пять бутылок водки», «Зеленый слоник» и др. — Прим. ред.), отправился в дурдом, где лечат алкоголиков и наркоманов. Это был первый подобный опыт — достаточно интересный, потому что нас не выпускали оттуда 45 дней. Мне тогда определили вторую степень алкоголизма, при которой мир не становится лучше, но зато тебе самому от алкоголя легче, хотя и по-прежнему плохо, погано. 

Самым мерзким было первое состояние перехода, очищения: ломался весь код организма, и меня преследовали ломки, перерождалось все и рушилось. Был галлюциноз, потом очистительные мероприятия, потом через месяц меня отпустили домой — и начались уже настоящие ломки, очень страшные. Болело все последовательно: кости рук, например, кости ног, мышцы, потом вдруг страшным образом заболел живот — хотелось вонзить в него нож, потому что боль была крепче, чем от ножевой раны. Все крутило и вертело — думаю, это было похоже на героиновые ломки. И потом все опять прошло, я вновь почувствовал себя юным, добрым и веселым, стал опять выпивать со свойственными мне оптимизмом и радостью. 

Про скуку пьянства и трезвости

Для меня алкоголизм — такая форма счастья, возвращение в детство, инфантильный рай. Но это самообман, потому что тебя неизбежно ждет новый этап боли. Я считаю себя очень мужественным человеком: все три белых горячки я переносил на ногах. Пять раз я попадал в эти алкоголические больницы, исполненный такого романтического состояния — эти обман, инфантильность и детскость я в себе всегда культивировал. Протестное отношение к реальности во мне всегда было: в детском саду в конце тихого часа, когда другие дети уже вставали обедать, я в белой длинной рубахе до пола — в таких мы все спали, — как приведение, все еще прыгал и кружился по спальне. К тому же взаимоотношения с алкоголем и наркотиком, с одной стороны, личные, с другой — множество раз описаны в литературе. Масса героев с этим живут — и это, конечно, все приукрашено, потому что реальность скучна и, как известно, ее вообще нет — это холодная, совершенно безликая несубстанция. 

Всю свою жизнь я бегу короткие дистанции — пока они еще окрашены, пока мне интересно, я готов рваться вперед, выбиваясь из последних сил. Как только интерес уходит, я скукоживаюсь и начинаю протестовать. И постепенно я устал: мне надоели больницы, из которых не выпускают, мне надоело пьянство. Надо сказать, на критику друзей я не обращал внимания, поскольку это была одна из составляющих моей эстетики и моего внутреннего кодекса: критикуют, значит, это их трогает. Кому критиковать, как не ближнему кругу. Я до сих пор не могу поверить, что я вел себя ужасно, — мне кажется, я играл во что-то, изображал что-то, мне казалось, что я включен в контекст и что-то важное даю понять и недоговариваю.

  Про алкогольные смерти

Как, например, Толя Зверев — умер? Он уже был сложившимся алкоголиком и художником — для многих ролевая модель, романтик. Я с ним общался и к нему остался неравнодушен, постоянно нахожусь во внутреннем диалоге с ним. Возвращаясь с какой-то вечеринки, он оказался в плохо знакомом ему районе Маяковки и, по версии друзей, просто не знал, куда идти, — оказался в неподготовленной среде. А для хрупкого состояния похмельного алкоголика это страшное дело, потому что он начинает путаться, бояться, он на измене, он тревожный и хрупкий, как стекло и — одновременно — как воздух. И Толя просто не нашел этих 100 грамм спасительных и умер. Это был распространенный случай — особенно в то время, когда спиртное можно было купить только в 11 утра. Один знакомый мой работал бригадиром грузчиков в универсаме. Как-то раз прибежал неопохмеленный к заведующей и попросил налить — у нее точно было. Она послала его в жопу, он свернулся калачиком и умер. Такое бывает. 

Главная болезнь алкоголиков — это когда нарушается кровообращение, когда у них ноги обмотаны. От чего умер Маслаев Саша (непрофессиональный актер, снимавшийся с Пахомовым у Басковой и в фильме «Шапито-шоу». — Прим. ред.) — он в последние годы тоже много выпивал, и я обратил внимание, что у него нога была замотана. Это типичный случай — взгляните на бомжей, это движение в одну с ними сторону. 

О спорте, подготовке к запою и психическом здоровье 

Как человек, время от времени занимающийся спортом, я понимаю, что такое здоровье, и при этом измываюсь над ним. Здоровье — это состояние, которое исключает принятие не только алкоголя и наркотических веществ, но и анальгина и аспирина. Это прогулки, бег, растяжки, вырабатывание молочной кислоты, чтобы тело твое дышало от нагрузок, тогда даже твой пот перестанет пахнуть — поры открываются, все циркулирует. Просто если ты бросил пить неожиданно, ты должен чем-то заменить обязательно. Поэтому практический совет: хорошо, когда есть план. Пусть это и отдает неметчиной и прагматизмом. Я прочел кое-какие книжки с исповедями алкашей, и оказалось, что у них тоже план всегда был. С ним всегда полегче. 

Последний раз я выпивал года два назад. Я все-таки стал опытным джанки алкоголизма на уровне оказания самому себе помощи. Во-первых, я принял алкоголизм в себе. Я пришел к тому, что мой запой состоит из трех стадий и длится семь дней: первая стадия — романтичная эйфория, потом внутричерепное давление и голове холодно, полулежишь-полустоишь, никакой радости, водка несет только облегчение, чувствуешь себя развалиной — когда ты этот этап переживаешь впервые, это интересно, можно поразмышлять о смысле жизни, а когда это уже стало системой, начинаешь скучать. И последняя стадия — я еду в клинику, они мне ставят капельницу, после я еле-еле бреду и успокаиваюсь какими-то еще лекарствами. Если запой жизненно важен для меня, то я выпадаю из реальности на месяц: семь дней пью и три недели восстанавливаюсь. Но при моем графике жизни и физическом состоянии даже это мне стало неинтересно. Всем людям, которые меня спрашивают совета, я описываю эту свою схему. Неделю можешь выпивать, но дома подготавливай все, чтобы была еда, чтобы был алкоголь, чтобы не было случайностей на улице, не было потерь паспортов, телефонов и так далее. Это как купить тур по Амазонке через опытного тревел-менеджера с проводником. 

Нет, я не победил пьянство, просто благодаря свойствам характера и моему сверхэгоизму мне действительно оно надоело. И вот эта скука — самый важный деятель во всех моих начинаниях, когда мне скучно, я могу все бросить. Главное, конечно, чтобы для окружающих это происходило безболезненно. Они, как правило, очень заботятся о своем психическом состоянии и любое неожиданное движение, которое пересекается с их траекторией, воспринимают как агрессию. Люди в основном параноидально настроены, и важно их предупредить о том, что тебе скоро наскучит. Врачи думают, что это биполярное расстройство личности, но для людей, занимающихся творчеством, не существует психического здоровья как такового. Здоровье — это сухая однообразная нежизнь.