перейти на мобильную версию сайта
да
нет

Биеннале архитектуры Что было на главном архитектурном фестивале мира

Как искали «общие основания», почему в павильоне Америки оказался партизанский урбанизм, за что Израиль назвали «авианосцем» и заслужила ли Россия «специальное упоминание» жюри — корреспондент «Афиши» побывал на 13-й Биеннале архитектуры в Венеции.

архив

Биеннале архитектуры в Венеции каждый раз превращается в аттракцион угадывания. Сначала куратор объявляет тему, а кураторы национальных павильонов пытаются под нее подстроиться. Потом посетители Биеннале ходят по выставкам и пытаются понять, как они связаны с заявленной темой и что имеется в виду в целом.

Интеллектуальный труд и участников, и посетителей приводит к тому, что устанавливается общая для мировой архитектуры повестка дня — настолько, насколько такие форумы вообще могут этому способствовать. Вместе со всеми попытался провести эту работу (и заодно понять место российской выставки в ряду остальных высказываний) и корреспондент «Афиши», попавший на Биеннале благодаря спонсору российского павильона — фонду «Сколково».

 

Основная экспозиция: «Общие основания»

В этом году куратором Биеннале стал британский архитектор Дэвид Чипперфилд, заявившей тему «Common ground» — то есть (для россиян угадайка всегда начинается с попыток перевода темы), по-видимому, «Общие основания». Манифестом этой идеи должна была стать основная экспозиция в Арсенале и выставка в павильоне Италии, который традиционно отдается куратору, а не стране.

Вместе они превратились в почти бесконечный (с точки зрения возможностей отдельно взятого зрителя) ряд самых разных способов продемонстрировать общность в современной архитектуре. В целом это напоминало утомительный ночной серфинг с помощью сервиса Google Images: в строку поиска кто-то вбивает слова «форма», «общество», «история», имена мастеров, названия городов и стран, каждый раз добавляя к ним слово «архитектура».

 

 

Инсталляция Фостера и его коллег стала, кажется, самым сильным высказыванием в основной экспозиции — в темной комнате люди просто садились и тихо смотрели на мелькающие фотографии, хотя впереди у них были еще сотни других инсталляций, фотографий и проектов

 

Экспозицию Арсенала открывала подготовленная Норманом Фостером и его коллегами видеоинсталляция. На стены проецировались фотографии (собранные с архитекторов, фотографов, критиков со всего мира) общественных пространств, снятых при самых разных обстоятельствах — от стадионов во время спортивных состязаний до площадей в момент народных волнений. Получалось, кажется, что «общие основания» архитектуры — это просто человечество.

За этой инсталляцией следовали другие, более скромные. Вот кампус Novartis в Базеле — проект, в котором по одному зданию строят разные известные архитекторы, включая Фрэнка Гери и Кадзуо Сэдзиму, — общие основания в виде звезд архитектуры, собранных на одном участке земли. Неподалеку — игривая экспозиция, сделанная британскими архитекторами из бюро FAT, с разных точек зрения изучающая явление копирования в архитектуре. Здесь на стенах висят фотографии удивительно похожих друг на друга зданий, на полу стоит ксерокс, рядом — пачки бумаги и стол с разными картинками — архитектурные детали, виды городов, отдельные дома: зрители могут с помощью ксерокса скомпилировать свои собственные «общие основания».

После красиво изложенной истории аэропорта Темпельхоф в Берлине, который сейчас превращают в парк, зритель переходит к картинкам разных визуально замусоренных, хаотически застроенных городских ландшафтов, объединенным заголовком «Unconscious Places». Дальше — выставка, посвященная тому, что с видами Лондона сделал только что построенный 300-метровый небоскреб The Shard. И так далее — всего в Арсенале было почти 70 отдельных проектов.

После этого продолжительного путешествия не оставалось сомнений в том, что у современной архитектуры — от Японии до Чили, от небоскребов до социального жилья — действительно много общего, хотя что именно — сказать трудно. Впечатление усиливалось в садах Джардини, где находятся национальные павильоны. Тут каждый куратор постарался установить повестку дня для своей страны, но темы, заявленные в основной экспозиции, так или иначе нашли свое отражение и здесь — за исключением, пожалуй, российского павильона.

 

Павильон Японии: «Дом для всех»

«Золотого льва» за лучший павильон получили японцы, в котором была выставка, посвященная прошлогодней катастрофе. В Арсенале тоже был похожий уголок, за который отвечала куратор Биеннале 2010 года Кадзуо Сэдзима. За павильон страны отвечал другой известный японец, Тойо Ито. Он пригласил молодых коллег подумать над новым жильем для тех, кто остался без крова после землетрясения и цунами. Модели, скорее условно, чем буквально обозначавшие разные решения, стояли в зале, стены которого были сплошь заклеены панорамами конкретных мест, пострадавших от катастрофы.

 

Павильон Великобритании: «Уроки для архитекторов»

Британцы, казалось бы, могли не беспокоиться — и среди звезд-архитекторов англичан много, и влиятельные архитектурные вузы в Англии есть, да и куратор Биеннале — тоже британец. Но темой экспозиции стали «идеи, которые могут изменить британскую архитектуру». Десять экспедиций в разные города мира дали десять «уроков» — в Москве, например, англичан заинтересовала «бумажная архитектура» 80-х, у которой они предлагают учиться умению фантазировать в условиях жестких ограничений (в СССР — идеологических, в современной Англии — экономических).

 

Павильон США: «Спонтанные интервенции»

Полосы на обратной стороне баннеров в американском павильоне тоже не были случайными — каждый цвет был связан с каким-то аспектом жизни города (социальным, экономическим, транспортным и т.д.), и ширина и количество полосок соответствовали тематике проекта

Кураторы из Institute for Urban Design собрали по всей стране примеры «партизанского», «тактического» и всякого другого урбанизма, осуществляемого силами общества и отдельных граждан. В павильоне висели баннеры с фотографиями этих проектов, за каждый баннер можно было потянуть и тогда на соседней стене сдвигался квадратик — под надписью «некрасивые улицы» обнаруживалась надпись «кадки с цветами». Таких проблем и решений кураторы набрали 124 штуки, и про каждый проект было рассказано не только, в чем он заключался, но и сколько стоил и к чему привел. Куратор павильона поясняла, что тема крайне актуальна: во всем мире государство стремится после кризиса минимизировать свое участие в общественной сфере, в том числе и в благоустройстве городов — так что эти задачи на себя должны взять сами горожане.

 

Павильон Дании: «Возможная Гренландия»

Датчане свой павильон посвятили Гренландии, которой в последнее время приходится туго — потепление климата, разрушение традиционных укладов жизни и т.д. Кураторы попытались понять, какой могла бы быть Гренландия в будущем — если, конечно, уделять ее развитию нужное внимание. К теме подходили с разных сторон. Например анализировали образ жизни гренландцев: в одной из комнат воссоздали интерьер типичного гренландского дома, а в другой на стены проецировались видео с пейзажами, шумел ветер и даже пахло океаном. С другой стороны, изучали конкретные предложения — энергоэффективные дома и большой новый аэродром.

 

Павильон Израиля: «Страна-авианосец»

При заявленной теме «Common Ground» в израильском павильоне можно было ожидать чего-то на тему спорных территорий. Этого не случилось, но выставка все равно вышла политической. Она называлась «Авианосец», и в центре внимания оказалось американское влияние на культуру и, в частности, на архитектуру Израиля. С войны Судного дня, объясняла куратор, США стали вкладывать в Израиль столько денег, превращая страну в свой форпост (или авианосец) на Ближнем Востоке, что это сильно изменило страну, — и большие деньги ее скорее испортили. Кураторы павильона выбрали несколько ключевых точек в истории последних сорока лет, и для каждой нашли (или выдумали) связанный с ней артефакт. В верхнем зале все артефакты были выставлены с текстами и в окружении архитектурных фотографий, а в нижнем зале все продавалось как сувениры.

 

Павильон России: «i-city»

Павильон России получил (вместе с американским и польским) награду в форме «специального упоминания жюри», и про экспозицию в павильоне мы рассказывали на прошлой неделе. Связь проекта с общей темой Биеннале прослеживалась хорошо: с одной стороны, к проектированию Сколково привлечены некоторые из самых известных архитекторов мира, с другой — Сколково как колыбель инновационного будущего России тоже в некотором роде common ground.

А вот с другими общими темами Биеннале связи не усматривалось. Куда ни глянь, в павильонах и в основной экспозиции — все сплошь крайне гуманистическое, обращенное к проблемам человечества и высокой (или, напротив, скромной) роли архитекторов.

Для России с ее социальными, политическими, а теперь еще, кажется, и религиозными противоречиями, темой для экспозиции могло бы стать тоже что-то злободневное, как в израильском павильоне. От страны, в которой малые города стремительно вымирают, а крупные города, включая Москву, отчаянно сражаются с транспортными, экологическими и экономическими проблемами, можно было бы ожидать рассказа об этих сложностях — как в павильонах США или Дании. Вероятно, что-то в этом роде и произошло бы, если бы — как в США, Израиле, Польше, Британии и других странах — на кураторскую концепцию был бы конкурс, на котором выбиралась бы самая интересная и актуальная идея.

Но механизм отбора темы выставки комиссар павильона Григорий Ревзин несколько раз описывал, в том числе и «Афише»: экспозиция стоит денег (от 1 до 2 миллионов долларов), и государство не может себе позволить оплатить ее полностью. Собирать деньги на павильон со спонсоров приходится почти всем участникам: датчан, например, отчасти профинансировала компания Shell, которой от борцов с потеплением климата достается, кажется, больше всех. Но в России бизнес не готов поддерживать рискованные темы. В этом году спонсором павильона пожелал стать фонд «Сколково» — с целью показать там именно инноград.

 

 

Сторонники Pussy Riot добрались и до Венеции — они постарались приурочить свое выступление к награждению российского павильона

 

В результате Россия на Биеннале оказалась представлена виртуальным не только с точки зрения экспозиционных технологий проектом — ведь в успехе самого иннограда много сомнений. Да и QR-коды с планшетами, с помощью которых нужно было знакомиться со Сколково, не очень укладывались в общий для Биеннале гуманистический порыв — с одной стороны, зрителям жестко предписывался только один способ изучения выставки, с другой, за этим не чувствовалось какой-то интеллектуальной работы, хотя бы и в таком ее простом варианте, который можно было наблюдать в британском павильоне.

Игровой эффект, который возникал в павильоне, конечно, увлекал, и внутренняя связь между выставочной технологией и инновационной сутью Сколково была хорошо видна, так что «специальное упоминание» павильон вполне заслужил. Но на фоне упоминаний о России другого рода, которых в последние полгода в мировой прессе было много, смотрелось это все скорее странно, чем уверенно.

Ошибка в тексте
Отправить