О тщете всего сущего

Не так давно в Лондоне закрылся маленький принципиальный музыкальный магазин. Это уже третья ликвидация такого рода за последние несколько лет — сначала представительный Tower Records на Пиккадилли, потом одна чудесная точка на Бервик-стрит, теперь вот Rough Trade на Нилз-Ярд.

Конечно, неприлично на фоне действующих мировых катаклизмов пестовать такой пустяк, но поскольку журнал «Афиша–Мир» в принципе не заточен под описания действующих мировых катаклизмов, то чем не сюжет. Меня это происшествие несколько задело. Ничего страшного, разумеется, не произошло — взамен утраченной лавки звукозаписывающая контора Rough Trade открыла филиал в Ист-Энде, огромный павильон. Но, во-первых, я не очень люблю Ист-Энд, а во-вторых, не пойду в павильон из вредности — слишком мне нравилось то крошечное подвальное помещение с лесенкой в форме штопора на Нилз-Ярд. Дело было в трех минутах ходьбы от Ковент-Гарден, в расписном оранжевом дворике, откуда небо в хорошую погоду тоже казалось нарисованным. Пластинки в этом магазине были скучены, как библиотечные карточки, — всегда казалось, что ищешь что-то действительно нужное, не тобой выбранное. Я был в Лондоне раз пятнадцать, и ни одна поездка не обходилась без визита в это помещение, верхний этаж которого был оккупирован магазином скейтеров — угрюмые растянутые балахоны, уродливые бесформенные майки. Эти скоты-спортсмены в конце концов и захватили подвал.

В Риме на лестнице, которая спускается от виа Национале к площади Венеции был (и есть) сицилийский ресторанчик. Плотная непритязательная еда, в общем, ничего особенного. Но там одно (довольно продолжительное) время работал официант, похожий на одессита Филимонова из «Джентльмен-шоу». Это было уникальное в своем роде существо — прислуживая за столом, он пел не переставая. Но год назад он исчез. По слухам, уволился и служит где-то в гостинице. Его не хватает.

Таких примеров масса. Они не обязательно связаны с личным опытом — литературные исчезновения воспринимаются не менее остро. Так, оказавшись в первый раз в Нью-Йорке, я в один из дней отправился посмотреть на тот самый отель «Уинслоу», где злонравный Эдичка платил за номер сто тридцать долларов в месяц и жрал на балконе свои суточные щи. Отеля на месте, указанном в книжке, не оказалось. Еще один укол.

Дело тут совсем не в обостренной сентиментальности. Дело в том, что заграничные перемены воспринимаются сильней, чем здешние. Если собственная страна имеет свойство разваливаться по малейшему поводу (на моей памяти такое случалось как минимум дважды), вполне логично цепляться хоть за что-нибудь извне. Чисто умозрительно. Пусть все здесь летит в тартарары, я, в конце концов, уже привык. «Военторг»? Ну снесли и снесли. Странно, что еще Кремль не демонтировали, с них станется. Но хоть где-нибудь в мире должно же торжествовать постоянство.

Если копнуть глубже, то можно угодить в собственное отрочество — в пору, когда я пристрастился к чтению периодической печати на русском языке. Начиная с 1986 года ее самым несносным образом лихорадило, и только в журналах типа «Англия», «Америка» или «Гутен Таг» все шло медленно и верно. Это были очень скучные издания, но они зачаровывали своим кормовым цветущим постоянством. В любой газете-журнале можно было найти разоблачительную статью Нуйкина или фотографию голой девицы. И только в журнале «Англия» нельзя было найти разоблачительной статьи Нуйкина или фотографии голой девицы. Тогда я впервые подумал, что в мире есть незыблемые ценности. И связаны они, по всей видимости, с заграницей вообще, и с Англией в частности.

И вот после всего этого они там у себя закрывают магазины.

Хорошо хоть отель «Уинслоу», оказывается, не разрушили. Его каким-то хитрым образом встроили в новый небоскреб. Так что даже балкон, на котором чавкал своими щами тридцатилетний Эди-беби, остался.