Соловки: Соль земли

Соловки — место не столько силы, сколько света. Здесь в самом деле удивительное освещение. Для которого что монах,что турист — все едино.

Мы бежали к причалу городка Кемь. Было семь утра. Уже на борту баркаса сквозь треск мотора под прицелами пикирующих чаек фотограф Саша объяснил мне причины спешки:

— Нам повезло! Тут туристическая группа заранее наняла катер…

Туристическая группа из Питера тем временем уже разливала французский коньяк по никелированным рюмочкам типа Christofle. Словно бесшумная яхта несла их к Карибам. Несколько паломников, что тоже успели попасть на судно, беззлобно смотрели мимо туристов и их рюмочек. Они смотрели туда, где медленно проступал щемящий контур Секирной горы.

В середине XV века тот же контур разглядывал из своей лодки старец Савватий. Он искал уединения на загадочных островах в Белом море, о которых рассказывали рыбаки. (До питерских туристов с французским коньяком оставалось еще 580 лет.) Савватий нашел.

Вскоре в те же края прибыл новгородец Зосима с командой единомышленников. Им тоже хотелось удалиться от мира, но в отличие от первооткрывателя, тихого Савватия, они стали обустраивать эту неведомую Россию. Острова в Белом море постепенно превращались в святую землю, где храмы сливались с природой, а монашеское служение сочеталось с инженерными подвигами.

––––––

Первый раз я оказался на Соловках двадцать лет назад. В ту, еще советскую, пору острова были закрыты для массовых посещений. Не очень понимаю — почему. Вроде бы тут были какие-то военные тайны, и, как помнится, с самолета фотографировать острова запрещалось. Впрочем, вместе с фотоаппаратом «Зенит» мы этот запрет обошли, и за прошедшие годы нас, как ни странно, так и не обвинили в шпионаже. Тогда я прибыл по линии Всесоюзного общества охраны памятников истории и культуры — как реставратор. И еще успел застать грубо сколоченную звезду на башне Спасо-Преображенского собора Соловецкого кремля. Эта кремлевская звезда темнела тут со времен лагеря. Вскоре ее сняли. С тем чтобы вернуть крест.

Соловецкий кремль изображен на пятисотрублевой купюре. Только вот какая анахронистическая беда. Хоть по морской глади к нему мчится старинный парусный челн, сам монастырь отчего-то имеет тот безбожный вид, без куполов, который был в лагерную пору.

Поскольку реставратором я был исключительно по душевному порыву, то безропотно выполнял любую неквалифицированную работу, и даже был удостоен чести уложить несколько древних кирпичей в порушенной кладке внутренней стены Кремля. Поэтому теперь, едва спрыгнув с баркаса, на вибрирующих ногах я устремился в Кремль. Проверить качество своей работы. Мои кирпичи были на месте! Между тем Кремль продолжают реставрировать и по сей день. Но теперь это уже действующий монастырь. Впрочем, открытый для всех.

Мы познакомились с веселым молодым монахом Паисием. На его груди висела дорогая камера с мощным объективом. Паисий оказался кем-то вроде официального фотографа монастыря.

— Обращайтесь! — сказал Паисий с улыбкой. — Чем смогу — помогу.

Вообще, соловчане, даже за стенами монастыря, люди добродушные и гостеприимные. Легко заводят беседу, всегда покажут дорогу, неспешно покурят за компанию. Начальство не ругают. Да и что за начальство на Соловках? Бог и ветер.

Когда мы явились сюда, был как раз выпускной бал в единственной на острове школе. Выпускников не набралось и дюжины, но отметить стоило. Нас тоже позвали на дискотеку, но мы с благодарностью отказались. Танцевать не хотелось. Все-таки не на Ибице.

Тут надо заметить, что событийный ряд Соловков создается исключительно на Большом Соловецком острове. Всего их шесть. (Кстати, на маленьких Заяцких островах найдены остатки искусственных каменных лабиринтов, чья доисторическая функция остается неразъясненной. Есть версия, что это святилища неведомых древних племен.)

Жизнь вне монастыря производит впечатление замедленно хаотичной. Идет старушка, катит на велосипеде мальчик, сидит у ржавого катера рыбак. И никакой суетливости. Только покой и воля. В сумбуре этом дышит та же музыка, по прихотливым гармониям которой разбросаны по островам замшелые валуны.

Толпами здесь ходят только туристы.

То, что на Соловках называется улицей, человеку цивилизованному покажется бессмысленным развалом деревянных строений. Поэтому ориентирами служат не адреса, а башни Кремля, памятник Соловецким юнгам или «угол во-он того магазина, где собака лежит».

На Соловки ныне пускают всех, в том числе иностранцев. Их этот загадочный русский архипелаг привлекает издавна. Сюда заглядывал даже Талейран. Возможно, с коньяком. В самый сезон — июль и август — зарубежных гостей с камерами тут — почти как на Красной площади в ясный день. Не пугает даже лютый соловецкий комар. Тот самый, которым во времена СЛОНа (Соловецкого лагеря особого назначения) пытали креативные чекисты, привязывая голого человека к дереву. Нам-то в конце мая страшно повезло: комар еще не народился. И туристов тоже почти не было. Тех, из Петербурга, мы больше не видели. (Хотя их баркасу должны быть благодарны — сезон начинается примерно 10 июня, а до этого суда ходят по собственной логике. Если штормит, то вообще не ходят. Так бы мы с фотографом и сидели в Кеми, разглядывая декорации, что остались после съемок лунгинского «Острова», и распивая архангельскую водку «29-й регион». Водка, впрочем, хороша.)

––––––

Крепкий хозяйственник игумен Филипп (в миру известный как боярин Федор Колычев) оказался на островах в середине XVI века. При нем стали возводить каменные храмы, строить дороги без дураков и прокладывать каналы. Острова «заплаканы» озерами. Всего их около 500, и по решению Филиппа на Большом Соловецком создали сеть каналов — чтобы сохранять систему водоснабжения пресной водой. Копали, разумеется, вручную. Вручную выкладывали дно каналов округлыми камнями.

На лодочной станции, что в полутора километрах от Кремля, заботливая хозяйка выдаст вам лодку и три весла. Третье, маленькое, нужно для того, чтобы грести в самых узких местах каналов. Моторные лодки тут запрещены. Никакие октановые числа не смеют вторгаться в благословенные воды. Хозяйка лишь попросила нас оставить в залог за лодку какой-нибудь документ.

— Так куда ж мы отсюда сбежим? — поинтересовался я.

— Мало ли… — задумчиво произнесла хозяйка.

Документа у нас не было. Спас положение мобильный телефон.

––––––

Воду из озер и каналов можно пить безбоязненно. Плавать по каналам можно хоть весь день, останавливаясь на отдых где угодно. Вознося благодарности игумену Филиппу и сотням монахов. Кстати, после восемнадцати лет ударного соловецкого служения Филиппа призвал в Москву Иван IV и сделал его митрополитом Московским. Впрочем, Филиппу совсем не понравилась царская затея с опричниками, о чем он высказывался публично, даже после ссылки в Тверь. Иван Грозный обратился к Малюте Скуратову с просьбой «решить вопрос». Малюта просто задушил оппозиционера. Собственными руками.

Еще одно удивительное творение монахов — дамба, которая связывает Большой Соловецкий и остров Большая Муксалма. Дело в том, что по инициативе все того же Филиппа на Муксалме создали большой скотный двор. У монахов вообще с провизией было хорошо. Питались они далеко не только знаменитой соловецкой сельдью. И чтобы сцепить два острова в пищевую цепочку, монахи в течение трех лет свозили на берег огромные валуны. И потом за одно лето воздвигли дамбу длиной в полтора километра.

До Муксалмы мы решили добраться на велосипедах. Их можно взять напрокат у любой гостиницы. Велосипеды вполне приличные, хотя тормоза стоит проверить заранее. Местность холмистая, и низвергаться вниз лучше с исправными тормозами. Девять километров до дамбы стали для нас местной разновидностью экстремального спорта. Дорога очень плохая, к тому же местами залитая водой. Существенную часть пути мы продвигались, ведя велосипеды под уздцы, по колено в торфяной воде. Уже потом мы узнали, что нормальные люди едут на Муксалму по морю, на катерах.

Миновав дамбу под порывистым ветром и крики чаек, мы оказались на новом острове. Он был совершенно пустынный. Разрушенные редкие монастырские постройки явно не трогала рука реставраторов. Мы уже с неприязнью думали про обратную дорогу, когда вдруг из ветхого двухэтажного краснокирпичного дома вышел мальчик лет двенадцати. Отрок взглянул на нас, несчастных, и молвил:

— Проходите, пожалуйста.

У самого входа мы замялись. На куске картона рукой была выведена надпись в том духе, что без благословения руководства монастыря вход сюда воспрещен.

— Ничего страшного! — сказал мальчик серьезно. — Нам разрешают пускать гостей.

И мы шагнули в темноту. Двигались на голос мальчика по холодному коридору. Но в конце нас ждала теплая кухня с печью и иконами. И горячий чай с баранками.

Выяснилось, что мальчик Семен приезжает сюда на все лето с белобородым дедушкой. Со считаными подвижниками они пытаются восстановить стоявшую напротив деревянную церковь. А Семен, кроме того, водит экскурсии по Муксалме, с трогательным грассированием рассказывая, что после разгона монахов здесь тоже был лагерь. Что в монастырском саду в XVIII веке выращивались даже ананасы.

Махнув на прощание Семену и его дедушке, я без публицистической патетики подумал: ведь это и есть настоящий Остров. Без титров и саундтрека.

В последний день я взошел на ту самую Секирную гору, которая служит ориентиром для мореходов. Где в пору СЛОНа устроили штрафной изолятор, откуда было счастье вернуться хотя бы полуживым. На самой вершине горы стоит скромная церковь Вознесения Господня. В ее башенке находится настоящий маяк. И здесь, под этой церковью-маяком, при виде всей Соловецкой действительности, на меня вдруг снизошло откровение. Почему здесь надо побывать хоть раз. Потому что эти острова, с их святой и кровавой историей, с их ужасными дорогами и добрыми жителями, с их сильными ветрами и древними валунами, эти острова — сгусток России. Ее крепкое сусло, замешенное на кристальной воде озер. Побывав только здесь, любой заезжий талейран может честно произнести: «Да. Я видел эту страну».

И это дорогого стоит.

Не пятьсот рублей.