Серебренников — Гурченко

Иллюстрация: Юля Якушова

Кирилл Серебренников — театральный режиссер, начинал с провокационных постановок «новой драмы», постепенно перешел на классику и вышел на большие сцены — в МХТ и «Современник». Спектакли Серебренникова «Голая пионерка», «Господа Головлевы», «Лес» и «Мещане» — лучшее, что было сделано в репертуарных театрах Москвы за отчетный период.

Людмила Гурченко — народная артистка СССР. Автор книг «Аплодисменты» и «Люся, стоп». Самая яркая актриса оттепельного и застойного кино. В последнее время почему-то появляется на экранах в дуэте с Борисом Моисеевым. Только что отметила юбилей.

Кирилл Серебренников: — Сегодня был смешной разговор. Рассказываю человеку: я буду брать интервью у Гурченко. Он говорит: ну что, готовился? Да я готовился к этому всю жизнь, как можно быть не готовым к интервью с Гурченко! Я даже книжки читал! Во-первых, интересно вот что: в этом году серия юбилеев — Табаков, Ширвиндт, Лавров, Тодоровский. Вы чувствуете себя поколением?

Людмила Гурченко: — Нет, не чувствую. Вот когда смотрю на Табакова, начинаю это ощущать, у него мощь несущая этого поколения, он очень чувствует время, он жесткий.

К.С.: — У меня, например, сложные взаимоотношения с возрастом — на юбилее депрессия была. У меня выпали волосы тогда, я не думал, что будет такой депрессняк в 30 лет. А как у вас?

Л.Г.: — Нет, у меня другое. Мне неловко иногда показать свою живость. Я заставляю себя не встревать, когда чувствую — моя тема и я могу раздвинуть столы.

К.С.: — Вы не чувствуете взглядов в спину — вот, мол, раздухарилась?

Л.Г.: — Вот этого бы я не хотела. Быть смешной — самое страшное. Я бы, например, Джульетту не смогла сейчас играть. Мне все предлагают роль — ее Бернар играла в 70 лет.

К.С.: — Вы когда шли в профессию, вам просто хотелось блистать или вы понимали все трудности?

Л.Г.: — Никаких, никаких, только блистать! Сразу стать народной артисткой СССР! Мне так легко, безоблачно все это давалось!

К.С.: — А в каком году вы поняли, что трындец — я попала, какой кошмар?

Л.Г.: — Довольно скоро — ровно через полтора года после небывалого, феерического, взрывного успеха, когда в меня влюбился весь советский народ! И точно так же взрыв этот прекратился.

К.С.: — Почему так случилось?

Л.Г.: — Во-первых, надо было поддерживать популярность. А платили копейки. Я жила в общежитии сначала, утром 300–400 человек идут на лекцию, и никто не узнавал меня. Проходила мимо в зелененьком пальтишке и все слышала, что про меня говорили.

К.С.: — Успех — это, конечно, наркомания. Когда вы это чувствуете, хочется, чтобы так было всю жизнь…

Л.Г.: — Понимаете какое дело — надо выигрывать всегда. Можно иногда и проиграть, если несколько раз выигрывал. Поскольку у меня был очень сильный выигрыш, который стоит десяти, двадцати, ста, — потому этот сильный удар, нокдаун, когда и зацепиться не за что, был страшным.

К.С.: — После успеха «Карнавальной ночи» — я представляю, какое количество мужиков на вас запало!

Л.Г.: — Это невероятно!

К.С.: — А они все еще были партийные деятели и, грубо говоря, от них зависела ваша судьба! Как вы прошли по этому минному полю?

Л.Г.: — Меня это не интересовало. Мне нужно, чтобы люди мне были приятны, а я даже не знала, кто они такие. Да, у меня было бы и то и то — но я бы погибла!

К.С.: — А было такое, чтобы вы грубо кого-то посылали?

Л.Г.: — У меня чудесное есть качество, когда ко мне не подойдешь. Все думают — неужели это она, та самая «карнавальная» девушка?

К.С.: — Вы можете стерву включить, да?

Л.Г.: — Нет, просто абсолютная мертвость такая.

К.С.: — А какими людьми вы дорожите? С кем никогда не хотели бы поссориться?

Л.Г.: — С Сережей (муж Л.Г. — Прим. ред.). Он мой самый близкий человек и присутствует при самых моих тяжелых и радостных моментах.

К.С.: — А ваше дело, бизнес под названием «Людмила Гурченко» от чего зависит? Продюсеры, каналы?

Л.Г.: — От Сережи зависит, и все. Как ушла из «Современника» — так и все.

К.С.: — А вы, кстати, какую кухню любите?

Л.Г.: — Раньше безумно любила грузинскую. Я люблю все мучное.

К.С.: — А что-то изысканное? Фуа-гра?

Л.Г.: — Боже сохрани! Винегретик, картошку обязательно.

К.С.: А какую свою киноработу вы считаете лучшей?

Л.Г.: — Ту, которую больше никогда не смогла бы повторить, — «Старые стены».

К.С.: — Да вы что? Я думал, вы скажете «Двадцать дней без войны».

Л.Г.: — Я думаю, что эту роль сыграла бы каждая на моем месте. Мы уже забыли с Никулиным про себя — кто мы, что. По две недели готовились к кадру. Я так настрадалась! Столько болезней вынесла оттуда, все время на морозе.

К.С.: — Ругались с Германом?

Л.Г.: — Я просто с ним не разговаривала. Он мне в первый день сказал: я не буду с тобой работать, я не умею с актерами работать.

К.С.: — Но вы благодарны этому режиссеру, что получилась такая роль?

Л.Г.: — Я его обожаю за то, что он… ну это целая история.

К.С.: — А почему она не получила продолжения?

Л.Г.: — Ну а где, что, как? Вы много картин таких знаете? У меня потом такие роли пошли — «Идеальный муж», костюмные разные. Меня даже назвали первой артисткой маньеризма.

К.С.: — У вас были какие-то эксперименты с собственным сознанием или телом?

Л.Г.: — Я и сейчас так играю — все довольны, что я выхожу такая жирненькая, а потом все аллес-нормалес.

К.С.: — Вы когда-нибудь пробовали наркотики, хотя бы марихуану?

Л.Г.: — Нет, это не про меня. Я очень предана профессии, у меня идет подготовка, настройка, я же себе не прощу, если выйду неготовой.

К.С.: — А вы как готовитесь? Образ персонажа, его характер, костюм? Мне кажется, первая сцена, которую вы устраиваете режиссеру — по поводу костюма.

Л.Г.: — Я сцены не устраиваю. Я точно знаю, что я должна надеть и в чем быть. Меня очень любят художники по костюмам — я чувствую, должна ли здесь быть пройма, по-косому или по-ровному.

К.С.: — Я одной артистке показывал фильм «Пианистка» Ханеке, где невероятная работа Изабель Юппер и Анни Жирардо. Мы смотрели, как эти артистки умеют быть безжалостны к себе, к своей внешности. Не боятся быть некрасивыми, старыми, уродливыми — и побеждают. Вам это близко?

Л.Г.: — Я этого никогда не боялась, но если мне неприятно смотреть, то нет. Мне неприятно было смотреть на Анни Жирардо.

К.С.: — Так и должно быть неприятно!

Л.Г.: — Вот тут мы с вами не сойдемся никогда. Когда она стоит в этой рубашке так долго… я понимаю, что режиссер так сказал, но должно быть чувство меры, так не бывает.

К.С.: — То есть если такой материал, как «Пианистка», то это не к вам?

Л.Г.: — Где Анни Жирардо? Боже сохрани! Тут вообще, по-моему, перебор в этом плане — одно это состояние, оно уже мерзкое, а если еще мерзкий этот образ…

К.С.: — Ну да, она играет мерзкую старуху. Вы можете сыграть мерзкую старуху?

Л.Г.: — Конечно. И вы будете смеяться!