А если это любовь?

В преддверии выхода киноверсии «Секса в большом городе» «Афиша» собрала непохожих друг на друга людей, чтобы обсудить феномен сериала

Редакция «Афиши», 04.06.08, 19.00

Участники

Елена Фанайлова, поэт

Тина Канделаки, телеведущая

Александр Шабуров, художник, участник арт-группы «Синие носы»

Роман Волобуев, обозреватель «Афиши»

Волобуев: Мне всегда казалось, что в с случае c «Сексом в большом городе» жизнь имитирует искусство сильней, чем надо. Сейчас во всех кафе правда сидят самого разного возраста девушки по трое, по четверо и ведут эти омерзительные разговоры. Но изначально же это все выдумка была. Настоящие люди себя так не вели — изначально.

Фанайлова: Я думаю, разговоры девочек не так уж омерзительны. Просто в России нет модели женского поведения — кроме патриархальной: мужик сверху, баба снизу. Это психология любых отношений. И нет языка для обсуждения этих отношений. И девочки — они, как умеют, ищут язык. «Секс в большом городе» им предлагает вариант, они за него цепляются. Тут природа та же, что в увлечении глянцевыми журналами. Это называется проекцией. Сейчас мы живем на развалинах империи — вот есть прекрасная работа моих коллег Вайля и Гениса «Советское барокко», где то, что происходит в постсоветской культуре, сопоставляется с тем, что происходило, когда рушились другие империи. Это самый типичный признак — когда исчезают поведенческие модели и люди не знают, что им делать.

Шабуров: Когда началась перестройка, старая интеграция рухнула, мужчинам в новой жизни предложили разные радости: ты можешь быть брокером, рок-музыкантом, бандитом, андеграундным художником, можешь быть гомосексуалистом, наконец. Женщинам же не предложили ничего. Единственная роль — потребительница той бурды, которую продают в магазинах. Лично меня беспокоит, что вокруг меня полно таких девушек. Нет, я сам человек семейный, я никого не хочу обидеть… Но вот, например, обезьяны, которых научили покупать какие-то сумочки и заводить отношения в надежде на что-то, чего они сами не знают… Я не против сериала, но мне кажется, каждая серия там должна заканчиваться как «Ночи Кабирии». Чтоб они порхали, вступали в отношения, а в конце смотрели в камеру — и в глазах у них было отчаяние. Тогда это все было бы оправданно. С моральной точки зрения.

Фанайлова: Нет, конечно, то, что эти бабы из фильма после каждого очередного краха встают и, как боевые роботы, отправляются на поиски новых приключений, — это вызывает некоторое недоверие. Но в целом — это же «Декамерон» или «Кентерберийские рассказы». Этот жанр не подразумевает наличие морали, это комикс и притча, это похоже на правду в той же степени, в какой похож на правду «Терминатор». Я сначала не могла смотреть, эти девки казались мне глупыми. А потом поняла, что там все упрощено ровно настолько, насколько надо. И это история в конечном счете не про б…ство, а про любовь.

Волобуев: А ведь все играют в эту страшную игру — кто есть кто?

Фанайлова: Да-да-да! Все мои знакомые, кто смотрит, они распределяются по ролям.

Канделаки: Всем моим знакомым нравится Шарлотт.

Волобуев: Она же задумана как главная дура.

Канделаки: Но она же самая типичная и настоящая американская жена. Кэрри, Саманта — выдуманные, а шарлотт как раз полно. К разговору про правду и неправду — меня всегда бесило, что таких людей, как в «Sex and the City», на Манхэттене на самом деле нет. Их вообще нет нигде. Даже у меня нет времени так тщательно одеваться каждый день, несмотря на то что я работаю в гламурной среде.

Шабуров: Ну это как раз понятно. Я в 99 году переехал из Свердловска в Москву, и первое ощущение было, что люди тут ходят какие-то серые, мятые, пыльные, как будто только что с поезда. А потом я переехал в Нижний Новгород и увидел противоположное: на главной улице все нарядные — у девиц голые пупы, длиннющие ногти, маникюр и такие вот… Они все ориентируются на московские глянцевые журналы и все время наготове. Мало ли, вдруг из Москвы принц приедет.

Фанайлова: А вот как мужчины воспринимают сериал?

Канделаки: Мой — никак.

Шабуров: И я — никак. Мужчине это вообще все не близко.

Волобуев: Я сейчас вспомнил, как впервые услышал про «Секс в большом городе». Это было лет семь назад, я работал в журнале GQ, и там сидел публицист Алексей Зимин — вы себе вообще представляете Зимина? Так вот, он там сидел, с бородой, с бутылкой виски и полной пепельницей, и каждое утро начиналось с часового обсуждения вчерашней серии. Он звонил разным друзьям, и они обсуждали, как Кайл МакЛахлен вышел с голой жопой и какой у этого символический смысл.

Фанайлова: Тут важно помнить, что сценарий писали мужики.

Волобуев: Точнее — пидорасы. Это главная претензия, которую американцы к нему предъявляют, что поскольку Майкл Патрик Кинг — гей, женщины там себя ведут не как женщины, а как одинокие гомосексуалисты.

Фанайлова: На самом деле секс в больших городах у женщин и гомосексуалистов становится похожим по психологии и технологии. Но это не принципиально — там ведь на самом деле четыре классических психотипа. Как в «Трех мушкетерах». Кэрри — холерик, то есть д’Артаньян. Меланхолик Атос — это Шарлотт, сангвиник — Саманта, которая как Портос: «Я дерусь, потому что дерусь». И флегматик Арамис — наша Миранда. Эта культурная схема, которая работает для каждого.

Канделаки: Но вы имейте в виду — мы сейчас говорим о влиянии «Секса в большом городе» на умы, в то время как его целевая аудитория в России примерно как у журнала Vogue — ноль целых ноль-ноль сотых процента.

Волобуев: Тина, кстати, права. Когда НТВ сделал «Бальзаковский возраст», про который всем было понятно, что это предельно тупая, плохо сделанная локализация «Sex & the City», у него рейтинги в итоге были чуть ли не вдвое выше, чем у оригинала. Никто из наших знакомых в это не верит, но сериал в стране почти никто не смотрел. И на фильм никто не пойдет.

Фанайлова: Я полагаю, что сериал непопулярен потому, что у нас страна, по сути, деревенская. Если проехать ее от края до края, ты увидишь, что по столичным меркам не живет никто. Наше представление о среднем классе сильно преувеличено: он существует только в Москве, Питере и Екатеринбурге.

Канделаки: А если еще проще? Может, у нас в стране проблема с сексом?

Фанайлова: У нас нет проблем с сексом. У нас проблемы с теплом человеческим. Главное нехорошее наследие, которое досталось нам как детям совка, — это невозможность проявлять любовь в каких-то адекватных формах. Еще важная вещь. Америка, как и Европа, прошла через большую либерализацию 60-х, через последовательное освобождение — геев, девчонок, черного населения, всех. Я не понимала, что это такое, пока не оказалась на американском Юге. Там такое! Там негры до сих пор ходят по отдельной стороне улицы, страшно представить, чтобы там было, если бы Север их не контролировал. Там есть совершенно выдающийся Музей гражданских свобод — в Мемфисе, в гостинице, где убили Мартина Лютера Кинга. Там показывают хронику, и там я впервые увидела, как американцы выходили на улицы на защиту своих прав. Простые люди. Я была там с одним американцем, он говорил: вы, русские, ничего не сделали. Я говорю: как же так? А Булат Окуджава, а диссиденты?.. Но когда я увидела эти пространства, заполненные людьми… Я полагаю, что этот сериал, он в том числе и продукт общей либерализации.

Канделаки: У нас, зарабатывающих женщин, есть еще одна серьезная претензия к этому сериалу. Что очень много говорим о сексе, мало о работе. А у работающих женщин секс и работа очень взаимосвязаны. А тут что? Вот Саманта — она зарабатывает нормально, раз для нее актуальны все эти махинации с целью хапнуть сумку Birkin. Возникает вопрос: а когда она работает? Вот мне приходится работать с утра до вечера. Эти же проводят по четыре часа в ресторане! Вообще, если серьезно, то «Секс в большом городе» — это для нас вопрос столкновения двух идеологий. Американская идеология успеха и мы, которые все еще пытаемся ее примерить. Manolo Blahnik нам хорошо, платье Valentino нам хорошо. А идеология нам хорошо? Тут, наверное, надо понять, что гламур не может быть идеологией для советских людей, нас мама по-другому учила. Для нас гламур может быть только инструментом. И ерунда это, что сейчас у нас растет это поколение, где будут Саманта и Кэрри, — этого не будет.

Шабуров: Я соглашусь. Отметая вот это все — Боккаччо, Чосера, это от лукавого все, но я соглашусь в главном. Можно надеть на себя все что угодно и выйти куда угодно. А что в итоге, что в глазах? Тоска.