Двойник богослова

Раньше «Ленинград» можно было услышать только в клубах или на компактах, купленных на Горбушке. Дело в том, что лидер группы Сергей Шнуров, он же Шнур, много ругался матом. И его не приглашали ни на телевидение, ни на радио, ни на фестивали. Потом его все-таки стали приглашать на фестивали. Потом он просочился в тяжелую ротацию на радио. В ноябре на MTV появился его первый клип. 13 ноября у группы выходит альбом «Дачники». Нельзя сказать, что Шнуров стал меньше ругаться. Скорее наоборот. Одна из песен на альбоме к примеру, называется «все …, … на …, …», а в припеве другой звучит: «в руки лопаты, …!». Еще Шнур поет о Путине, Ельцине, Джексоне, Гребенщикове, Земфире, Лагутенко, о деньгах, любви, колбасе и космосе. Алексей Казаков решил заглянуть Шнуру в глаза. Фотографии Андрея Стемпковского и Юлии Кирюшиной.

-– Есть Шнур и есть понятие Шнура. О ком мы хотим делать интервью?    

– О конфликте между ними.   

– На самом деле мне вот интересно спросить: образ Шнура – я с ним мало встречаюсь в жизни, лучше ты мне расскажи, что это такое.

– А для тебя это сознательно выстроенная история, или вдруг завелся независимо от тебя какой-то отдельный Шнур?

– Скорее, это, конечно, спекулятивно. Я сознательно это сделал.

– До группы «Ленинград» ты был кто?

– Я был читатель. Очень люблю читать книжки. Мне было гораздо интереснее жить, чем сейчас.

– Тебе дискомфортно быть публичным человеком?

– Я бы хотел совершенно разъединить эти две крайности: я и Шнур. Пока не получается. Изначально, когда создавался «Ленинград», когда я его придумал – название и самые первые песни, – я работал на радио. Я знал Дмитрия Нагиева, я понимал, что такое быть звездой. И я хотел быть «серым кардиналом», человеком, который играет на басу...

– А почему так получилось?

– Сперва пел Вдовин, идеально пел, супердиапазон, а я показывал песни только на репетициях. О том, что я сочиняю песни, знал круг из двадцати человек. Вдовин классно справлялся с этой ролью, и никто не мог себе представить, что это не его песни. Но в один прекрасный момент, после «Пули», я понял, что нам нужно меняться. Я хотел, чтоб эти песни человек рычал, как тигр, а он мяукал, как котенок. И я был поставлен перед фактом: первый концерт с «АукцЫоном» был вообще моим дебютом на сцене в качестве певца.

– Это когда ты построил зал, бросив фразу: «АукцЫон» на кассетах слушать будете!»?

– Да. Я тогда первый раз в жизни выступал перед аудиторией больше десяти человек. Мне нужно было что-то доказать самому себе. И в этот момент я понял: неважно, какой диапазон, неважно, что ты поешь. Важна подача. Текст – это вообще полная фигня.

– Боялся?

– Боялся. Понимаешь, как получилось: я не хотел петь, а Вдовин жил с девушкой, звали ее Света (директор группы «Пепси»). Потом он с ней расстался, но не прошло и месяца, как девушка Света стала моей девушкой. На этой почве был конфликт, и реально мы поругались и...

– Я про это целую историю знаю. Называется «Как в группе «Ленинград» было два лидера, а потом один остался». Могу рассказать.

– Интересно.

– Была группа «Ленинград». И были там два человека: Игорь Вдовин и Сергей Шнуров. Сергей Шнуров писал тексты и музыку, а Игорь Вдовин пел. Игорь Вдовин был человек невероятной доблести, ничего не боялся. Сергей Шнуров тоже мало чего боялся. Вот только петь боялся. И вот однажды Игорь Вдовин открывает дверь своего дома, заходит и видит: Сергей Шнуров на девушке его лежит. «Ты, говорит, что ж, Шнур, делаешь? – «Как что делаю, – отвечает Шнур, – девушку твою имею». – «И чего же ты так поступаешь?» – «А вот так вот, мне все по барабану». И вышли-то они из этой квартирки вдвоем, но потом в группе «Ленинград» один вокалист остался.

– Хорошая история, мне нравится. К сожалению, это неправда. Я ему позвонил, когда все это случилось, и сказал: «Так и так». На самом деле это была уже не его девушка. И самое смешное, что у него была другая девушка.

– А как вообще все началось? Ты же раньше не играл в группах.

– Все работали. Я на радио, Андромедыч – на пивзаводе «Балтика», Ивашов учился в консерватории. Все были заняты. А я решил, что нам нужен какой-то отрыв, и желательно, чтобы на нас ходил народ. Будет суперповод выпить и суперповод поиграть. И не нужно никаких репетиций.

– Так ты стал профессионалом.

– Понимаешь, если бы я не повстречал Свету, мне бы, наверное, до сих пор никто за это денег не платил. Я надеюсь, что моя профессиональная деятельность – книжки писать. Вот «Х... вам», пожалуйста. Я считаю, суперкнижка. А сейчас выйдет книжка потолще.

– Большая?

– Стишки, рассказики. Я люблю короткие формулировки.

– Так ты – сошедший с ума литератор?

– По самоощущению я – сошедший с ума богослов, потому что я учился на теолога в духовной академии.

– Зачем?

– Если честно, по приколу.

– То есть ты – дипломированный священник?

– Я через рукоположение не проходил. Светский богослов, так, наверное, это называется.

– Хорошее образование?

– Очень. Понимаешь, очень хотелось войти в культуру, а тут мне это удалось. Я мало знаю других заведений, где преподают древнегреческий. Хотя, бесспорно, это никому не нужно...

– Бог есть?

– Если его нет, я тебя сейчас убью.

– Попробуй.

– Бог умер – это Ницше сказал.

– Я в курсе.

– На следующей же странице после этой фразы написано: «А кто знает, как умирают боги?» Это опять к вопросу о понятиях. О Боге и о понятии «Бог», о Шнуре и о понятии «Шнур».

– Настоящего Шнура...

– Сегодня, допустим, часов в десять вечера, в клубе, эти Шнуры совпадут. Наверное. Недавно меня спросили: «Насколько ты это ты в своих песнях?» Я, по-моему, совершенно шикарно ответил: «Насколько Зюскинд – парфюмер». Мне кажется, это все-таки искусство. Нельзя к этому относиться как к поп-музыке.

– В чем разница?

– Поп спекулирует искренностью. А я откровенно говорю: это – спекуляция. Просто хорошо сделанная.

– Ты выходишь на сцену. Тебе надо, чтобы это было качественно. Ты не очень отличаешься от Ильи Лагутенко. Я разницы не вижу.

– Я играю в шоу-бизнес, а он им живет. Мне хотелось бы быть хитрее.

– И как ты к героям телевизора относишься?

– Это информационный шум, в котором я живу.

– Кто тебе из них интересен?

– Мне все интересны: они – есть, их показывают по телевизору.

– И где граница между тобой и Шевчуком?

– Я – вру.

– Но ведь тебя в телевизоре тоже скоро начнут показывать?

– Ходят слухи. Но я не хотел бы. Группе «Ленинград» это ни к чему.

– Почему?

– В телевизоре показывают зачем? Чтобы увеличить число слушателей. А «Ленинград» изначально сделан таким образом, чтобы кассеты переписывали.

– Какой-то рокерский пафос...

– В этом рокерского пафоса нет. Это – тонко просчитанная рекламная кампания. Ты когда-нибудь видел рекламный ролик героина? Торчит полстраны! То, что навязано сверху, живет очень недолго. Происходит пресыщение и отторжение. Вот Земфира сейчас уже мало кому интересна. Как книжки. Знаешь, как кто-то рассказал, что есть суперкнижка, и ты ее прочтешь.

– А ты можешь себе представить, что вырастет на культе «Ленинграда», со всеми этими подпольными стратегиями, целое поколение...

– Если честно, нет. Я думаю, что группа «Ленинград» для меня свою функцию уже выполнила. И я пишу песни, которые на группу «Ленинград» не похожи.

– Соскучился?

– Мне хочется другого. У меня все альбомы, если ты заметил, разные. Сейчас все стало жестче – такой современный бард, медленные и грустные песни.

– Возрастное?

– Нет. Просто – сатира, когда уже давно не смешно.

– Ощутимые деньги ты на этом зарабатываешь?

– В этом ресторане я не смог бы есть. На самом деле, я сейчас пишу музыку для сериалов, и никто об этом не знает, и в телевизор мне – чтобы получать хорошие деньги, – скажем прямо, ходить не нужно. Много денег... они портят людей. Как бы хорошо, когда деньги есть, но когда их много, это уже плохо.

– Это чушь.

– Чушь, конечно. У меня просто их никогда не было. Поэтому я так и говорю – боюсь сглазить.