Последний бросок на юг

Исполнитель эпизодической роли главного редактора газеты бесплатных объявлений «Ростов–Знакомства» и главный редактор «Афиши» Илья Осколков-Ценципер записал установки режиссера Кирилла Серебренникова. Фотографии Леонида Огарева и Сергея Дандуряна.

О родине: – Ростов – город самодостаточный. Ему никто не нужен. Как в любом южном городе, там гораздо ценнее качество овощей на рынке, чем качество постановки в местном театре. Люди, которые рождаются на юге, уезжают на север, создавая нужную разницу температур, и южная кровь течет в северных обстоятельствах. И я такой. И поэтому, как мог, это кино сделал. Люди в Ростове все такие сумасшедшие, все такие яркие, бесшабашные и странные. Было желание, чтобы от города осталось впечатление праздника, фантастики, небывалого. Чтобы хотелось срочно туда поехать.

О риске I: – Доверили молодому режиссеру – попробуй только, говорят, бред какой-нибудь снять, ТОЛЬКО ПОПРОБУЙ! – а я говорю: дяденьки! народное кино, народное. Мальчику дали поснимать. На эти деньги можно нормально снять один фильм. А надо было снять десять и не опозориться. Они думали: кто этот человек?! что он делает?! почему он тратит наши деньги?! кому это надо?! Вкус, говорил, одно, а логика другое.

О жизни за кадром I: – Мы за кадром никогда так не смеялись, как на самой мрачной истории – «Бои без правил». Дима Ульянов играет чеченца, который приносит беженцам продукты. До этого он снимался в рекламе «Чудо-йогурта». Над ним решили пошутить и положили в мешок с продуктами десять упаковок йогурта. Открывает он пакет и говорит: «А вот прод… «Чудо-йогурт» – укрепляет костный мозг». Или умирает героиня при родах. Она на каталке, под капельницей. Съемка сверху – на этой каталке оператор, режиссер, свет, монитор, и эта вся халабуда пятнадцать раз ездит по коридору больницы! Туда-сюда! А человек умирает. Или надо было, чтобы дверь шкафа открывалась очень медленно, и туда посадили человека открывать. Он понял, что это его звездный час, и дверь открывалась по поводу и без повода. Эта жуткая история снималась очень смешно. Я думал, какая будет реакция? Ничего – моя мама плакала.

О будущем I: – Я, честно говоря, думаю: вот, кино покажут, и этот будет звездой! и этот! Все будут звездами!!! Страна должна выбрать людей, с которыми она будет стариться. Человек, которого узнают, – это не звезда. Звезда – человек, к которому относятся особенно. Я работал с Аллой Демидовой – у нее маленькие роли и работы в театре, которых почти никто не видел, – но она мегастар! Она создала какую-то магию вокруг себя. Как себя люди ведут, когда появляется большая звезда? Они тише разговаривают – им… неудобно.

О неудачах: – Может, не того позвал, может, у меня нет инструмента, может, он мне не доверяет, может, я или он бездарны, все может быть. Счастливый фильм, счастливая роль – это когда все в определенный момент времени оказались талантливы одновременно. Вспыхнуло – и все оказались талантливы! пых – и сошлось! Мне нужно это ощущение любви, ощущение всех объединяющего приключения. Ненавижу людей, которые с тупыми лицами приходят на работу работать. Просто деньги зарабатывать – скучно. Я могу работать только с людьми, которым я нравлюсь.

О риске II: – Я не ремесленник. Школы ремесла у меня нет, и поэтому я должен очень эмоционально все делать. Искусство куда-то идет, а дальше бежит мастерство, и пытается повторить искусство. Как Сальери. Мне интересно заниматься спонтанными вещами, и здесь есть большой риск – может не получиться.

О притворстве: – Я в каждой серии притворялся разным режиссером. Меня интересовал режиссер-артист, который играет в жанры, играет в приемы.

О провокации: – Театр начался в Спарте: напаивали рабов до скотского состояния, они валялись в грязи, люди приводили своих детей и, показывая на рабов, говорили: вот так – не надо. Тут такая же история. Ужасно скучно, когда люди приходят и видят ожидаемые вещи. А если им некомфортно, если они смотрят – насилие, и думают: ну зачем я пришел на этот спектакль, ну что я здесь делаю, – но глаз оторвать не могут, то с этого момента они смотрят спектакль о себе. Дозволенная провокация.

О жизни за кадром II: – Мы снимали в кафе сцену с Гундаревой, и вдруг врывается на площадку персонаж с окровавленным лицом, что-то кричит на своем наречии. По сюжету Гундареву охранял ОМОН, и ОМОН у нас снимался настоящий. Они говорят: «минуточку», пропадают, выходим – лежат человек пятнадцать лицом в асфальт. Они разняли какую-то разборку группировок и, сдав их в милицию, пошли сниматься дальше. Массовка тоже должна была лежать в землю лицом, но у них это не получалось, и Гундарева бегала вокруг этих бандитов и кричала: «Видите, как они лежат! Так и вы должны! А то вы как понарошку!» Кино притягивает к себе реальность. Бомж дядя Миша вошел в кадр – пел, танцевал, просил деньги. Мы моментально придумали эпизод, быстро поставили аппаратуру. Они с Наташей Назаровой сыграли прекрасный эпизод, который полностью вошел в фильм. Я придумал, что, уходя, он кричит: «Прощай, Лариса!» Говорю: «За каждый крик ты получишь по 10 рублей, причем ты должен кричать с разной интонацией». И, ни разу не повторяясь, он накричал: «Про-щай! Ла-ри-са!» – рублей на 150.

О визитной карточке: – Я очень долго боялся писать в визитке «режиссер». Я писал: «Кирилл Серебренников: театр, видео, кино, телевидение». Вот Висконти – режиссер: организатор структуры, пространства, рассказчик историй, которые повлияли на очень большое количество людей! А человек, который не дает артистам столкнуться лбами в кадре и подсказывает реплики, – он, наверное, диспетчер. Я не хочу быть диспетчером.

О крови: – Любому режиссеру нужен тренинг. Редко перед камерой можно заниматься лабораторными экспериментами. А театр – это как раз лаборатория, где можно пробовать, где можно импровизировать, не получилось – сделать иначе. Театр выпивает артериальную кровь, кино – венозную.

О диагнозе: – Все, кто делает кино, абсолютно ненормальны. Это относится ко всем: режиссерам, сценаристам, актерам. Люди делают то, чего нет. Для чего – непонятно. Вот театр – на возвышении ходят люди и говорят неестественно громкими голосами, а другие люди на это в темноте смотрят! Они демонстрируют крайние состояния – странно себя ведут, странно одеваются. Это вытеснение обществом своих проблем и комплексов. Хотелось в этом проекте развлекать людей, а не мучить мессианством, у них и так жизнь достаточно паскудна. У меня это мессианство тоже есть, но я его гоню. Оно приходит, что-то говорит умное, а я ему: иди, мол, отсюда. Мессианство – это попытка оправдать свое странное занятие. Если врач не вылечит больного – тот умрет, а если не снимется еще один фильм, ничего не будет ровным счетом! Знаешь, почему люди так трепетно относятся к актерам, режиссерам, автографы берут? Потому что они не понимают, зачем такие красивые, умные люди занимаются такой чудовищной ерундой. «Поразительно, он 20 раз падал лицом в грязь!» Зачем? А чтобы не было скучно.

О будущем II: – Мне бы хотелось как-то запомниться людям. Как Бобчинский: «Да если этак и государю придется, то скажите и государю, что вот, мол, ваше императорское величество, в таком-то городе живет Петр Иванович Бобчинский». Чтобы люди улыбнулись, испытали эмоции, где-то заплакали. Чтобы в этот момент они себя полюбили.