Пластическое искусство

Есть на кухне материальная аристократия — тяжелая матовая нержавейка кастрюль и ковшей, оливковое дерево, отполированное ладонями, мрамор пудовой ступы, вывезенной из Тосканы, шершавый чугун магических казанов и жаровен. А полиэти­лен — плебс, хозтовар, пластмасса: пакетики шуршавчатые, пленка для парников и теплиц; какие-то еще детские игрушки, трубочки для коктейлей, мутные походные стаканчики и прочая грошовая ­ненадежная ерунда.

Но вот если взять этих самых пакетов с ручками штук, скажем, семьсот и переплавить их в литой, монолитный квадрат, полметра на полметра и в два моих пальца толщиной, без дырок, пустот и рельефов, без глупостей, без украшений и выпендрежа, только мелкое сетчатое рифление равномерно по обеим молочно-белым рабочим поверхностям, — получится нечто иное. Три килограмма, не меньше, мертвого пластикового веса — не шутка. Жизни обычному полиэтиленовому пакету среднестатистически — минут двадцать отведено: от той минуты, когда один из нас набьет его едой в привычном супермаркете, — и до полета смятым в комок, к мусорному ведру. А вот этому пластику повезло: добрых лет двадцать еще проведет он в моем доме на видном месте.

Год за годом, неизменно, всякий раз, по долгому и дорогому мне обыкновению, я знаю, с чего мне начать, и поэтому на кухне, у стола, мне легко. Нужно постелить, сложив вдвое, большое льняное полотенце. На него уже утвердить вот эту литую доску — так она ляжет мягко, надежно, не вздрагивая и не шатаясь под ножом. Ножи расположить в ряд сверху, начиная с самого тяжелого. Положить по сторонам руки ладонями вниз. И сказать себе: вот так, вот так.

Между людьми, сосредоточенными на гастрономии, принято хвалиться ножами: обсуждать состав стали, хитрости заточки, точность развесовки и баланса, долговечность крепления рукояти, надежность гарды. А о доске — будто о молота искусного наковальне — что спорить? Ну разве что вяло обменяться премудростью: мыть ли, скоблить ли спинкой тесака, протирать ли маслом деревянную эту плоскость, шлифовать ли кусочком стекла, как предпо­читают совсем уж пижоны.

А я похвалюсь перед ними тяжелым пластиковым квадратом: смотрите, вот сцена, иссеченная танцем моих ножей, здесь они не споткнутся, не собьются с ритма, удержат верный и ровный шаг. Чего тут спорить, скажу: все следы, что останутся, я просто стираю потом ладонью, с мягкой и теплой пеной, так, чтоб отдыхали и руки, и надежная эта широкая полиэтиленовая спина.

Белое поле, где оживают гастрономические сюжеты, сродни листу бумаги, конечно. Но только страха белизны, трепета перед первым словом, первым жестом, движением рук — нет вовсе.