Александр Родченко и Варвара Степанова
Конструктивистский симбиоз Родченко–Степановой внешне выглядит как идеал равенства, когда двое существуют внутри кипящего потока творческих событий, принимая в нем одинаково активное участие. Родченко придумал, между прочим, понятие «товарищ-вещь» (когда вещь — это не буржуазный товар, а почти одушевленный помощник человека). И современная эмансипированная женщина-конструктор Степанова представляется такой женщиной-товарищем: в прогрессивной логике авангарда вещь и женщина должны были быть освобождены от статуса пассивного объекта. Вся их жизнь 20-х годов была одной огромной динамической мастерской, в которой перемешано множество техник и искусств и в которой оба они были заняты непрерывным экспериментированием (есть, правда, мнение, что некоторые перекосы в распределении ролей существовали). И Родченко, и Степанова оба занимались разработкой нового быта для новой жизни: оба проектировали костюмы, в которых гендерные различия были подчеркнуто нивелированы, — главным был не пол, а рабочая активность, лучшая одежда для которой — комбинезон.
Александр Древин и Надежда Удальцова
В отличие от Родченко со Степановой или Ларионова с Гончаровой, Древин и Удальцова принадлежали к разным направлениям авангарда и слиться в едином порыве в самые лучшие свои годы не могли. Он был трагическим экспрессионистом, она — кубофутуристка с парижским образованием. Они поженились в 1919 году, когда их манеры были далеки друг от друга, но вместе постепенно отошли от радикального авангарда, поскольку производственное искусство для них слишком резко рвало с живописью. Они же любили писать, что в конечном итоге сблизило их стиль: Древин с Удальцовой ездили на пленэры, работали с натуры, но главное — постоянно писали друг друга. Это взаимное портретирование было прервано арестом и расстрелом Древина в 1938-м — Удальцова спасла его работы от конфискации и уничтожения, выдав за свои.
Алексей Крученых и Ольга Розанова
Самый слитный пример синтеза двух авангардных дарований: кубофутуристка Розанова и поэт и теоретик Крученых познакомились в 1912-м. В отличие от многих других пар, где творчество оставалось раздельным, они стали именно соавторами: он писал заумные стихи, она делала из них буйные литографические книжки. В итоге взаимопроникновение Розановой и Крученых зашло так далеко, что она увлеклась стихами, а он начал делать коллажи. Сегодня никому бы в голову не пришло отделять текстовую заумь от ее графического воплощения, скажем, в книжке «Тэ ли лэ», одном из лучших памятников русского футуризма, никак не распадающемся на картинку-текст: правда, современники, по свидетельствам самой Розановой, разделить их творчество все-таки пытались, подозревая, что Крученых эксплуатирует ее, «заставляя» оформлять его книжки.
Михаил Матюшин и Елена Гуро
Елена Гуро умерла рано, в 1913 году, и ее муж Михаил Матюшин (он прославился прежде всего как автор музыки к футуристической опере «Победа над солнцем» и позже — как авангардный теоретик цвета) фактически стал художником сразу после ее смерти, бросив работу в оркестре, где он долгие годы служил скрипачом. Так что их художественные карьеры не совпадали по времени. Когда они только познакомились, тогда еще музыкант Матюшин, увидев Гуро за работой, был потрясен ею не как прекрасным образом, объектом восхищения и музой, а именно как творцом. После ее смерти, уже в 20-х, он создал «Комунну Елены Гуро», в которой ставились ее пьесы и производились спиритические попытки общаться с ее духом: для него — как для художника — она всегда была не пассивной вдохновительницей, а именно образцом деятельного творчества.
Михаил Ларионов и Наталья Гончарова
Существует апокриф о том, что Гончарова (она принадлежала к тем же Гончаровым, что Наталья Николаевна) как-то отвесила пощечину бестактному господину, который назвал ее госпожой Ларионовой. Эта пара русских футуристов была идеальной именно в смысле идеального равенства: союз двух одинаково радикальных авангардистов. Гончарова входит в число «амазонок авангарда», никогда не находившихся в тени художников-мужчин: ей не приходилось преодолевать статус музы, и ее (как и многих других женщин этого художественного поколения) никогда не приходилось заново вписывать в историю искусства, восстанавливая гендерную справедливость, — Гончарова с самого начала вписывала себя сама, активно, по-футуристски (так же, как сам Ларионов, Зданевич, Маяковский и прочие громогласные спикеры футуризма) выступая в газетах и на вернисажах с манифестациями от собственного лица.
Петр Митурич и Вера Хлебникова
График Петр Митурич и Вера Хлебникова, сестра «председателя земного шара» Велимира Хлебникова, сошлись уже после смерти Велимира. Смерть эта произошла на глазах у Митурича в его доме в деревне Санталово, где жил Хлебников (тогда Петр еще был женат на своей первой жене, Наталье), спасаясь от голода и бесприютности 20-х годов. Об этой смерти осталось свидетельство в виде знаменитого санталовского цикла рисунков, и именно смерть Хлебникова сблизила Митурича с сестрой Велимира, художницей, — ее образ больше всего известен по знаменитому карандашному «Портрету Веры», на котором изображена она — со спутанными черными волосами. Выживали трудно, работали вместе, как маленькая семейная артель: чтобы летом выбираться на пленэры, зимой надо было заниматься тяжкой художественной поденщиной вроде ретуши, что они и делали годами — вместе. Сейчас дети и внуки Митуричей-Хлебниковых — знаменитая художественная династия.
Илья Кабаков и Эмилия Кабакова
Нечастый (а для раннего авангарда и совсем редкий) пример художественных пар, в которых женщина берет фамилию мужа. Это супружеско-профессиональный союз, и роль Эмилии кажется в основном менеджерской (хотя все работы последних лет подписываются именно как работы Ильи и Эмилии Кабаковых). Она представитель Ильи в мире людей: все пресс-контакты идут через нее, и каждому, кто захочет поговорить с великим Кабаковым, будет вместо этого предложен разговор с Эмилией. Даже его собственные интервью предлагается иллюстрировать ее портретами, в крайнем случае — совместными, а о том, чтобы снять Кабакова одного, речи никогда не идет. О том, как в реальности организовано творчество двойного субъекта под названием «Илья и Эмилия Кабаковы», говорить пока сложно, приходится ждать, когда в этом разберутся биографы.
Франциско Инфанте и Нонна Горюнова
Соавторские отношения нонконформиста Инфанте и его жены Нонны Горюновой начинались в конце 60-х, сначала — как игра (совместные перформансы на природе, фиксировавшиеся на фотоаппарат), а потом — в основном как помощь: сама художница, со своей самостоятельной манерой, помогала Инфанте реализовывать его концепции. Сейчас они уже подписывают работы двумя именами, но так было не всегда, большая часть ранних работ Инфанте подписана только его фамилией. Они делают сложные абстрактные композиции в пространстве живой природы, которые требуют технической ловкости, и Горюнова участвует в склейке, покраске и компоновке. Результат всегда фотографирует только Инфанте.
Игорь Макаревич и Елена Елагина
Пара художников-концептуалистов, живут вместе с 1981-го, а дуэтом стали выставляться с 1990 года: вместе они тасуют знаки советской идеологии и структуры высокого русского авангарда, составляя из них иронические инсталляции и объекты. Еще в советское время, а затем в 90-е они зарабатывали монументальными росписями — в культурном центре Олимпийской деревни, загородных санаториях, Театре эстрады им. Аркадия Райкина. Сами они говорят о своем сотрудничестве в том духе, что отношения у них патриархальные, конкуренции в семье нет, а Елагина (по крайней мере, по утверждению Макаревича) лишена художественной амбициозности — и поэтому с ней всегда просто договориться.
Выставку «Двое» можно посмотреть в галерее «Проун» до 28 июля.