Выдержка Линдберга
Питер Линдберг «Женские образы». Фотографии 1980-1990 годов.
Armani, Prada, Donna Karan, Calvin Klein, Jil Sander, Hugo Boss – это марки, для которых Питер Линдберг снимает рекламные кампании. Линда Евангелиста, Наоми Кэмпбелл, Ева Херцигова, Надя Ауэрман – это модели, которые стали супермоделями благодаря съемкам Питера Линдберга. Vogue, The New Yorker, Vanity Fair, Rolling Stone – это журналы, с которыми работает Питер Линдберг. 20 февраля Питер Линдберг будет присутствовать в Москве на открытии выставки своих фотографий в Музее личных коллекций. Накануне открытия Эндрю Полсон позвонил в парижскую квартиру одного из самых модных фотографов мира.
– Когда Питер Линдберг только становился фотографом Питером Линдбергом, как вы выбирали, чем заняться?
– Первые пять лет я снимал в основном рекламу в Германии. Но решив, что хочу быть фотографом моды, сразу переехал в Париж, а там все очень быстро встало на места.
– А еще раньше? Оказывал на вас кто-нибудь влияние, или вы просто снимали так, как казалось нужным в данный момент?
– Я очень быстро понял, что снимать надо только то, что у тебя самого в голове, поэтому забивать эту голову биографиями других фотографов – бессмысленно.
– Переехав в Париж, что вы делали, чтобы выделиться из толпы фотографов? Их же там были сотни, если не тысячи. Вы не растерялись?
– Человеку вообще свойственно находиться в растерянности, но в Париже было все просто. Тогда журналы работали со шведскими красотками. Все они были как на подбор – высокие красивые блондинки. Так что когда я начал снимать девушек, которые не были ни совершенными красавицами, ни высокими, ни блондинками нордического типа, это вызвало всеобщий шок. Но я хотел делать именно это, это было сильно, и это было не то, что делали остальные. Отличная комбинация.
– С тех пор у вас бывали периоды растерянности?
– Один раз. Года два назад. Десять лет я работал с десятью девушками, все время с одними и теми же. Все они стали моделями, потом супермоделями – Линда Евангелиста, Ева Херцигова, Надя Ауэрман. А потом и журналы и клиенты стали требовать новых лиц. Моим девушкам в то время было по 32-33 года, а новым – по 16-17, некоторым еще меньше. Это огромная разница, когда привыкаешь к зрелым женщинам, а потом приходится вспоминать, как обращаться с очень молодыми лицами.
– Каково было работать с юными девушками после всех этих зрелых женщин? Иметь перед собой вместо сложившихся личностей – чистые листы, из которых можно сделать что угодно?
– Женщины, с которыми я работал, – это были очень яркие личности. С тех пор они много у кого снимались и очень раскрутились, но в самом начале это были просто великолепные лица – очень жесткие и абсолютно не раскрученные.
– Какая разница между работой в художественной фотографии, в рекламе и в моде?
– Мода – это только требования клиентов. Я строю свои образы вокруг моды. Собственно, создание образов меня и интересует.
– То есть, мода вам не нравится?
– Не могу сказать, что мода мне не нравится. Я люблю моду. Например, вещи Готье – шедевры. Он – мой самый любимый модельер, у него всегда масса новых идей, и получается всегда очень стильно. Но я ненавижу показы и уже много лет на них не хожу.
– Готье – это особый случай. Но как, например, с тенденциями? Что-то вам нравится, что-то нет. Беспокоит ли вас, когда мода идет куда-то не в ту сторону?
– Да мне плевать, куда идет мода. Я снимаю так, как хочу снимать. Гораздо легче делать не так, как другие, когда ты просто не видишь того, что видят эти другие. Поэтому мои фотографии никак не связаны с модными тенденциями.
– Чувствуете ли вы, что оказываете влияние на моду? Ведь именно фотографы создают настроение и контекст, в котором все будут смотреть на одежду.
– Очень на это надеюсь. Я предлагаю очень специфический образ женщины. Есть и другие люди, работающие в том же духе, например, Эллен фон Унверт. Ее женщины – полная противоположность моим. Но Эллен фон Унверт очень забавная, и женщины у нее просто отличные.
– Вы так же, как и Эллен, создаете вокруг своих женщин целый мир, целую театральную постановку. Кажется, что вы используете моду просто как предлог, чтобы делать театр.
– Театр для меня – главное. А мода, наверное, – просто предлог, чтобы клиенты мне платили.
– Мода – это журнальные съемки и рекламные кампании, и здесь вы – чрезвычайно влиятельная персона. В одном случае вы берете одежду нескольких разных дизайнеров и делаете про нее какую-то историю. В другом – вы представляете один определенный брэнд. Но и в том и в другом случае театральные образы, которые вы создаете, могут оказаться ярче и сильнее самой одежды, того, что сделал дизайнер.
– Если вы хотите выжить как профессионал, очень важно понимать разницу между рекламной и журнальной съемками. Делая журнальную историю, можно фантазировать, получать удовольствие и не обращать особого внимания на одежду, стараясь показать каждую деталь. Делая рекламную кампанию для какого-нибудь дизайнера, я всегда отношусь к его идеям с большим вниманием. Я не делаю ничего, что бы для этого дизайнера не подходило. Если что-то не подходит – значит, я это не снимаю. Многие фотографы таких вещей не понимают, или не хотят понимать, и сами в результате от этого страдают.
– Когда-нибудь чувствовали, что вы выходите из моды?
– Нет, потому что я никогда особенно там и не был. Я всегда вне моды.
– Но вы по-модному не в моде.
– Именно поэтому у меня по-прежнему есть заказы. Моды на меня может не быть, зато есть спрос.
– Вы утверждаете, что у Питера Линдберга нет никакого фирменного стиля. То есть признаете, что нечто подобное существует, но вы не знаете, в чем оно заключается.
– Это правда.
– Тем не менее в ваших работах заметно некое единство.
– Наверное, более четкое, чем у других фотографов. Четкое в моем собственном понимании. И я не думаю, чтобы за все время моей работы тут что-нибудь менялось.
– Расскажите о вашей команде. Насколько она важна для создания пресловутых единства, театральности, четкости?
– За первые два года в Париже я собрал отличную команду – это очень многое определило.
– Что вы можете доверить своей команде и за чем вы маниакально следите сами?
– В идеале можно просто выйти с утра на съемочную площадку и рассказать, что вы хотите делать, а дальше каждый будет выполнять свою задачу. Макияж у меня уже двадцать лет делает Стефан Марэ – мне не нужно его контролировать, я вижу уже готовый результат.
– Кастинг? Выбор места?
– Кастингом всегда занимаюсь я. Иногда, конечно, кто-нибудь из моих людей предлагает какую-нибудь девушку, но я никогда не приступаю к съемкам без предварительной встречи. Это же очень личная штука. Что касается выбора места, тут все элементарно: если нет правильного места, я просто не могу снимать
– Вы когда-нибудь работали с незнакомой командой? Что в таких случаях происходит?
– Иногда у меня появляются новые люди. Им кажется, что они знают, что мне нужно, потому что они видели мои старые работы, – на самом деле у них обо мне совершенно устаревшие представления, какие-то клише. Потом, с моей собственной командой мы все время двигаемся вперед. А если не знаешь людей, идти вперед очень трудно – нужно не только продвигаться самому, но и тащить за собой огромную массу.
– Мне однажды рассказывали замечательную историю про ваши съемки 1983 года. Как-то раз Стефан Марэ, ваш визажист, потратил около часа, делая макияж какой-то девушке, а потом, когда все уже было готово к съемке, взял и стер весь грим – от него остались только бледные тени, и получилось очень здорово. Очень тонко.
– Забавно, что вам об этом известно, – обычно мы такие вещи никому не рассказываем. Но все было именно так. Я вообще ненавижу грим, и я попросил Стефана его снять. Получилось совсем по-другому, чем если бы там изначально не было никакого макияжа.
– Отличная идея.
– У Стефана это потом стало фирменным приемом.
– Помнится, была и еще одна история – про съемки для English Channel на пляже в Довиле. Поскольку в модной индустрии все происходит очень сильно заранее, вы снимали там купальники в январе. На моделях почти ничего не было, и они, естественно, страшно мерзли – и тогда вы из солидарности сняли почти все, что на вас было надето, и снимали в полураздетом виде.
– Я был в Довиле как раз на прошлой неделе, как раз снимал там на пляже – как вы и сказали, в довольно раздетом виде. Могло показаться, что я демонстрирую солидарность. На самом деле мне просто нужно было знать, что они чувствуют и до каких пор я могу их мучить, чтобы добиться хорошей картинки.