Ответы. Максим Фадеев, продюссер

Максим Фадеев стоит за тремя главными поп-событиями года. Фадеев руководил второй «Фабрикой звезд», Фадеев написал феноменальную песню «Мой мармеладный» для Кати Лель, Фадеев вывел в люди Глюкозу. Практически вся живая и неглупая поп-музыка, появившаяся в России в 2003 году, создана при участии этого человека.

–Вы редко появляетесь в телевизоре и не любите фотографироваться. А на «Фабрике звезд» каждый день проводили под камерами. Сложно было?

– Я не замечал камер – меня даже режиссеры ругали за это. Я жил и жил себе, говорил что хотел. А это не очень хорошо, наверное. Если ты артист, ты должен быть таким-то и таким-то.

– «Фабрика» удалась?

– Мы записали колоссальный объем музыки – двадцать песен собственных, на две пластинки хватит. Но идеально, так, как я хотел, у меня не получилось.

– Вы приводили на съемки своего сына Савву. Ему понравилось?

– Он сказал: «Папа, здесь все говорят на нашем языке!» Саввушка ведь жил в Германии и Чехии, к пяти годам говорил на трех языках.

– А что он слушает?

– У себя в комнате он включает Radiohead, транс какой-то… Ему нравится Глюкоза. Они, кстати, знакомы, вместе смотрят «Покемонов».

– Что было с Глюкозой, пока не появились вы?

– Она принесла одну песню – «Шуга». Все остальное сделал я.

– Глюкоза как будто вышла из всех этих журналов для девочек. Где вы нашли эти словечки, что читали, куда ездили?

– Мне ничего не нужно было. Я пишу музыку под человека, основываясь на его характере, внешнем виде, глазах, губах. Я начинаю понимать человека настолько ясно, что буквально становлюсь им самим. Для Глюкозы, положим, я многое взял в Интернете.

– А для Кати Лель? До работы с вами Лель была символом всего худшего, что есть в российском шоу-бизнесе.

– Катя – сама по себе девочка скромная. Она не вникала в процесс, она доверилась мне. А иначе я не смог бы с ней работать. У меня свой подход к музыке. Это то же самое, что женщина. Если я буду обманывать ее, делать что-то не от души, а механически, она обманет меня.

– С кем вы еще сейчас работаете?

– Я прекратил поиск талантливых людей – я всех нашел! Есть восемь участников «Фабрики» – вчера вот снимали клип для Нарцисса Пьера. Есть «Монокини», в сентябре выйдет новый альбом Total. Еще я сделал материал для Кати Лель. Кстати, в новом видео у нее в роли романтического героя снялся Паша Буре.

– Лет семь назад вы, когда работали с Линдой, говорили: мы делаем самый профессиональный продукт в стране. За это время подтянулись мощные продюсерские силы. Как вы их оцениваете?

– Если вы имеете в виду «Тату», то я могу сказать со всей уверенностью, что Ване Шаповалову никогда не удастся больше сделать ни одной группы подобного уровня. Случай «Тату» – это на сто процентов его везение. Музыку делал не он, аранжировки делал не он, придумывал всю историю не он, пел тоже не он. Называть его продюсером – это слишком. Его миссия в том, что отношение к нашей музыке на Западе изменилось; в этом смысле он – как Петр I.

– Музыканты обрастают приложениями – сайтами, мультфильмами, играми; появление Глюкозы – вполне в духе времени. Музыкант-одиночка – это отмирающий тип?

– Одиночки – вроде Земфиры? Они, конечно, останутся, но, обратите внимание, на Западе таких людей практически нет, там все проекты продюсерские. Что такое продюсер? Продюсерский талант заключается в том, чтобы вытащить индивидуальность из субъекта. Помните, сколько говорили, что никакой Глюкозы нет, что это обработанный голос Максима Фадеева и мультфильмы. Но это же не так – Наташа есть, просто я нашел фишку в этом ее голосе. Он противный где-то, этот голос, сразу он не нравится. В нем есть какая-то дерзкая чистота, въедливая… И в то же время, когда она вещает какие-то смешные тексты, когда она поет с таким акцентом, это такой колорит, который не с чем сравнить. С Жанной Агузаровой? Но это два совершенно разных оттенка. Я это сравниваю с оливками. Многих, когда в первый раз их пробуют, – вкус раздражает, странный вкус, не нравится. Но потом – потом их начинают любить.

– Вы довольно долго прожили в Праге, управляя оттуда своими российскими проектами. Что заставило вернуться?

– Я расскажу вам, как это было. Я никогда не слушал музыку – типа там бардов. И вот один раз во Франции мы остановились на перекрестке, подъехала еще одна машина, и оттуда звучал Розенбаум, песня «Поднимем чашу за детей наших». И у меня внутри просто все перевернулось. Я чуть не заплакал. После этого я купил все пластинки Розенбаума, слушал взахлеб, просто влюбился в его песни. Он – Правда. Я очень переживал тогда и… вернулся домой!