Один американец

Ангусы
Черные ангусы (также известные как абердинские ангусы) впервые были выведены в шотландских графствах Абердин и Ангус в начале XIX века и быстро прижились в Америке — ­сейчас это самая популярная порода говядины и эталон стейкового мяса, согласно переписи ­коровьего населения США от 2005 года, в стране выращивалось 350 тысяч голов. При скрещивании ангусов с японской породой вагу получается мраморное мясо — кобе.

Щурясь из-под черной шляпы, Рой показывает на дальние луга и говорит с плотным техасским акцентом: «Там у нас будет еще одно пастбище, а здесь построим два кораля». Рой чуть подается в седле, и гнедая кобыла послушно делает несколько шагов вперед. «Через пять лет вы не узнаете это место». Из-за забора на Роя влюбленными глазами смотрят двести коров породы Black Angus — идеальное стейковое мясо. За холмом пасется еще тысяча голов, на соседнем ранчо — еще вдвое больше. «Лет через двадцать здесь в округе на каждом сельском рынке будет продаваться лучшее мясо в стране. В конце концов, это земля больших возможностей, правда, Майк?» Мне ничего не остается, кроме как кивнуть. Он почему-то упорно назы­вает меня Майком.

Дело происходит на окраине села Шлипово в Калужской области, в трех сотнях километров от Москвы. Коровы принадлежат центру генетики «Ангус» Сергея Ниценко и выписаны из Америки. Рой числится консультантом, но на самом деле он, кажется, символ и персонифицированный дух всего предприятия, гений места. «Я здесь полгода всего, но вообще-то, я всю жизнь был ковбоем, и отец мой тоже». Ковбой — это профессия. «Не надо только путать cowboy и shepherd — я не знаю, как с овцами обращаться». Когда Рой говорит про горизонт планирования в двадцать лет, язык не поворачивается с ним спорить — ковбой не очень умеет шутить, не признает метафор и всегда говорит то, что думает. В этом нет никакого голливудского позерства; Рой вообще мимо кинематографа. Выписанную из Америки лошадь, оказывается, зовут Роузбад; я спрашиваю про «Гражданина Кейна». Рой хмыкает — мол, какой еще гражданин? Это же лошадь.

Мы идем вдоль ограды пастбища. Рой рассказывает о специфике выращивания ангусов: родословную каждого теленка при желании можно проследить хоть на полсотни лет назад по племенным кодам на ушных бирках; каждая корова дает контролируемый приплод. «Вы, городские, наверняка думаете, что мы тут парное молоко по утрам пьем?.. Ничего подобного: ни одного ­ангуса никогда не доили. У них и вымени-то ­почти нет». Вымя действительно рудиментарное; еще у ангусов нет рогов — что не мешает коровам бодро бодаться друг с другом. Рой говорит, что ни одну здешнюю корову на мясо еще не забили: еще год они будут спокойно размножаться, чтобы наладить племенной процесс, после чего начнут понемногу попадать в меню московских ресто­ранов.
Ангусы — удивительно антропоморфные существа, такими коров рисуют в диснеевских мультфильмах. Широкоплечие, лобастые, с комичными черными чубчиками. C выражениями на, если можно так выразиться, лицах. Рой замечает вя­лого теленка: «О, нам как раз нужно ему укол ­сделать. Сейчас покажу, как мы работаем. Идите за Сашей». Саша, наряженный в камуфляж помощник Роя, смотрит на него точно такими же влюбленными глазами, как коровы, и понимает в его речи примерно столько же — ориентируется по интонациям и жестам. Рой вынимает ­лассо, легонько его раскручивает у пояса («Крутить над головой — это глупые киношные фокусы, мы же не хотим напугать коров») и бросает; промах. «Можно было бы его, конечно, просто так поймать, но они знаешь какие быстрые в таком возрасте? Замучаемся гоняться». Второй бросок: петля падает теленку на шею, тот пробегает несколько шагов вперед и падает, перехваченный за задние ноги. «За шею ловить — это колоссальная глупость, он и так приболел, зачем его нервировать». Пока Рой делает животному укол, Саша гордо рассказывает, блестя золотыми фиксами: «У нас три теленка родились слабыми, так мы всех вытянули».
Удивительнее всего то, что Рой не выглядит инородным организмом в этом антураже. В деревне Шлипово, кажется, он жил всегда — с ним бурно здороваются молдаване, размечающие забор для пастбища, зато не обращает особого внимания продавщица местного сельпо («Тут обычно работает самая красивая девушка деревни, но сегодня, видимо, не ее смена»).

Шестидесятилетний ковбой живет будущим — говорит, что надо через месяц-другой обязательно построить загоны, а то неделю назад дюжину коров молнией убило; нанимает за свои деньги учителя русского, потому что перед Сашей неудобно; ждет в гости жену — она работает учительницей в индейской резервации в Южной Аризоне. «Это она только называется Южной, а так — холо­дрыга, как здесь». Нужно выписать из-за океана собак. «Нужны только австралийские овчарки, никакая другая порода со стадом не справляется». Пока ему не отремонтируют дом на окраине Шлипово, Рой живет натурально в коровнике — без газа и проточной воды, с целлофановыми пакетами вместо оконных стекол. «Заходите, я вас накормлю». Рой режет купленный в деревне сыр и говорит, что еда в Шлипово гораздо здоровее, чем в Америке: меньше искусственной дряни, ­никаких генно-модифицированных огурцов — все растет на окрестных грядках.

До этой минуты Рой вел себя как профессиональный экскурсовод и спрашивал фотографа, не нужны ли ему другие ракурсы; теперь экс­курсия закончилась. Ковбой ловит мой взгляд на склянку с лекарствами. «Врачи сказали пить эту дрянь… Знаешь, Майк, из моего взвода во Вьетнаме выжили шесть человек. Из них ­четверо умерли в последние несколько лет — все из-за Agent Orange, этой гадости, которую над джунглями распыляли». Рой замечает наши вытянувшиеся лица. «Я два года там провел. ­Рас­сказать?.. Да что тут рассказывать. Вот види­те, плеча почти нет». Впервые становится заметно, что одна рука у него заметно короче другой. «Я отчасти поэтому и приехал — ну чего я в ­Штатах буду… рыбу сидеть ловить на пенсии? А здесь — дело всей моей жизни». Рой смотрит перед собой.

«Нельзя вернуться с войны прежним человеком. Я помню день, когда меня забрали. Тогда же не было профессиональной армии еще. Утром, в девять часов, я еще в Дакоте — с друзьями молочные коктейли пью… Мне тогда девятнадцать было, алкоголь еще не продавали. Ну и вот, а поздним вечером того же дня я уже в окопе под Ханоем… голову поднять не могу от страха. Первый же бой восемнадцать часов продолжался». Я не могу не спросить, за кого он голосует. Рой вскидывается: «Только за республиканцев! Всю мою жизнь, как отец и дед!»

Мы выходим прощаться. На Шлипово наползают грозовые тучи. Неожиданно Рой говорит слова, которые в устах любого другого жителя Шлипово и, если на то пошло, в радиусе тысяч километров прозвучали бы фальшиво: «На самом деле говядина здесь не очень важна… Мы здесь производим не столько мясо, сколько перспективу. Мы строим будущее России».