«Даже Ходорковский здесь ел горячие бутерброды с сыром и пил грузинское вино» К закрытию «Проекта О.Г.И.»

Михаил Рябчиков

тогда: арт-директор «Проекта О.Г.И.»; сейчас: арт-директор «Проекта О.Г.И.»

«Все началось в сентябре 1998-го в четырехкомнатной квартире Ольшанского (Дмитрий Ольшанский — журналист, эссеист. — Прим. ред.) на Патриарших прудах. Идея сделать в квартире клуб, естественно, была Мити Борисова. Это он поговорил с мамой Ольшанского, известнейшим драматургом и замечательной женщиной, и она с радостью позволила нам делать все, что мы хотим. Первым делом мы захотели отдельный вход с улицы. Стену ломали втроем: я, Борисов и Охотин. Кувалд не было — орудовали 24-килограммовой гирей. Один держался за трубу, второй — за первого, а третий — за гирю. Помню, все местные сантехники из ЖЭКа сбежались смотреть, что мы такое делаем. А потом мы с Борисовым бетонировали пол в квартире. Мы много чего порушили: например, сломали ванну и сделали там кухню. Все это было нелегально, ни о какой рентабельности речь вообще не шла. Мы разливали водку по 5 р. и торговали пирожками из буфета РГГУ. Еще мы пытались ввести круглосуточный режим работы. Всех, кто приходили к нам по ночам, мы встречали так: «Тихо-тихо, не шумим». Над нами жил милиционер-сержант, который периодически спускался, чтобы с нами разобраться, а за стеной — очень вредная тетечка, уверенная в том, что мы устроили бордель. Помню поэтический вечер, Тимур Кибиров стихи читает, в зале много людей, а тут эта тетечка со скандалом пытается ворваться. Я, конечно, ее не пустил. Собрались приятные воспитанные люди, а тут она с криками. Некрасиво.

Место в Потаповском переулке нашли как-то очень банально — через риелтора. Открылись в конце декабря, перед самым Новым годом. Было очень смешно: пола в зале не было, одна бетонная стяжка, а людей пришло под тысячу. Уходили все по колено в пыли, а стяжки будто и не бывало. Нам хотелось сделать настоящий клуб: с кухней, концертами, книжным магазином, галереей. Мы решили, что некоторые вещи должны быть бесплатными, — например, телефон и питьевая вода. Телефон у нас был с открытой восьмеркой, и многие приходили к нам звонить родственникам и друзьям в другие города. Правда, потом телефонные аппараты стали воровать, и сервис пришлось аннулировать. А вот вода до сих пор бесплатная.

В первый месяц работы от нас почему-то ушли все повара, и я вместе с девушкой, которая на тот момент была у нас зам. главного бухгалтера, несколько дней жарил мясо, варил картошку. Охраной тоже я поначалу занимался. Конечно, нам хотелось видеть в клубе в первую очередь нормальные лица. Была чудесная история про милиционера. Не помню, из какого он был города, но учился в Москве, и каждый вечер приходил в клуб, переодевался в туалете и дальше проходил уже в штатском. Он предпочитал киновечера: очень любил кино и хорошо в нем разбирался».

Дмитрий Ольшанский

тогда: студент РГГУ. хозяин квартиры, в которой находился первый «О.Г.И.»; сейчас: публицист, главный редактор сетевого журнала  «Русская жизнь» (запускается ориентировочно в августе)

«История была очень простая: я жил в той квартире с детского возраста. Не будем привлекать внимание к конкретному адресу — скажем только, что это был Трехпрудный переулок. Мы там жили-жили, а потом как-то так получилось, что сначала родители оттуда съехали, а потом и я. Была идея ее как-то удачно сдать, — но вмешался кризис 1998 года. Я тогда приятельствовал с Борисовым, и он мне однажды сказал: «У меня родилась гениальная идея, которая всех победит! Надо сделать кабак. Но не такой кабак, как везде, а другой — с книжным магазином, с чтением стихов, с выставками, со всем на свете! Такой вот кабак искусств!» Я, конечно, сказал, что это абсолютно гениально, но Борисов тут же признался, что есть проблема: он не понимает, где это сделать. И я сказал: «Давай у меня». Для меня было забавно прежде всего то, что место, где ты долгое время жил, полностью меняет свою специализацию: например, в комнате, где ты раньше спал, сегодня происходит концерт. Конечно, во всей этой истории я попал между молотом и наковальней. На меня все со всех сторон обижались: родственники хотели квартплату, соседи хотели тишины, гости хотели веселиться, а владельцы «О.Г.И.» — как-то минимизировать расходы. А крайний всегда был я. С другой стороны, мне было девятнадцать лет. А это такой возраст, когда ты должен совершать, что называется, веселые ошибки, вляпываться в какие-то истории, шумные и непредсказуемые, и оказываться с точки зрения Уголовного кодекса притонодержателем. Меня как хозяина заведения кредитовали в баре широко и достаточно бесплатно, результатом чего стало то, что я никогда столько не падал, сколько в ту зиму.

Какие-то драки происходили время от времени. Например, приходил художник Дмитрий Пименов, который обвинялся в попытке взрыва на Манежной площади, и его били. Еще помню, как какие-то нехорошие люди приставали к прекрасному Льву Семеновичу Рубинштейну, и он их, кажется, бил по лицу. Впрочем, драки — это обязательная часть интеллигентного дискурса. Вообще, это все перекочевало из РГГУ, где в середине 1990-х были литературные семинары. Поэты Гандлевский, Айзенберг, Кибиров организовывали там свои литературные кружки. И я, конечно, туда ходил и на всех на них смотрел, и они были абсолютными героями моего детства. А после со всеми этими большими литературными авторитетами можно было без проблем встречаться в «О.Г.И.». Помню, как в «О.Г.И.» встретил Дмитрия Александровича Пригова. Он только что напечатал роман «Живите в Москве», который мне очень понравился. И я ему говорю: вот, мол, Дмитрий Саныч, хорошо было бы, чтобы вам какую-то важную премию дали за этот роман. А Пригов посмотрел на меня так ласково и сказал: «Вот вы вырастете и все премии мне дадите». И вот я вырос, и вот я уже в жюри премии «Национальный бестселлер», и буду ее вручать, а Пригова нет.

Но самым важным для меня, конечно, было то, что мне в «О.Г.И.» на Патриарших всегда было легко и приятно знакомиться с девицами. Я всегда мог козырнуть тем, что это моя квартира. Хотя нет. Есть вещь поважней. Я никогда не ходил на концерты «Гражданской обороны», потому что не без оснований полагал, что там будет бой. Но я был на концерте Летова в «О.Г.И.».

Митя Борисов

тогда: партнер Дмитрия Ицковича в продюсерской группе «Ы», которая занималась концертами «Ленинграда» и «Аукцыона»; сейчас: ресторатор, совладелец «Жан-Жаков», «Джон Доннов», Bontempi на Никитском и «Шардама»

«Я не буду официальную версию рассказывать — ее все слушали уже сто миллионов раз. Миша Айзенберг, к примеру, считает, что началом всего «О.Г.И.» была даже не квартира Ольшанского на Патриарших, а вечер у меня дома на Чаплыгина. Мы позвали поэтов читать стихи, накрыли стол и все такое. И тогда же стало понятно, что для таких вот посиделок нужно место. Конечно, историй было миллион. И все больше алкогольных, такая довлатовщина. Помню, как на мой день рождения сварили чудовищно убийственный 70-процентный морс, в котором не чувствовался спирт. И в какой-то момент пришли четыре автоматчика. Рябчиков не растерялся и вынес им по 200-граммовому стакану морсика со льдом. Они выпили — и через десять минут готовы были отдать свои автоматы. И куда-то они потом пошли дальше — по бабам, наверное. Проблема была в том, что тот же морсик пила вся московская компания. И это была самая страшная пьянка в истории человечества. Драки, конечно, бывали. Не в тот вечер, а позднее художник Гор Чахал, к примеру, побил каких-то ребят. Не помню, за что, — то ли за какие-то национальные дела, то ли за заикание, то ли за девушку, — короче, точно за то, за что бьют. И поэтому никаких претензий к Гору не было. Я же с тех пор придерживаюсь очень правильной тактики: м…даков в заведение не пускать.

Если вспоминать о первом «О.Г.И.» на Патриарших, то важно отметить: квартира квартирой, но у нас там — на минуточку — была выставка Владимира Яковлева из частных коллекций! То есть с одной стороны — сквот, панки, музыка, пьянство, а с другой стороны — уровень программ был лучшим в Москве на тот момент. Даже Монастырский, который в жизни никуда не ходил и никогда ни в чем не участвовал, говорил Лизе Плавинской, что «О.Г.И.» — это единственное место, куда его тянет. А позднее в разных мемуарах «О.Г.И.» стал фигурировать как важное московское место; я точно встречал упоминания у Дмитрия Быкова и у Семена Файбисовича. Где-то даже хранится «Книга отзывов писателей», которую мы вели первые два месяца в «О.Г.И.».

Закрытие «Проекта О.Г.И.» не считаю трагедией. Как раз наоборот: хорошо, когда проекты закрываются, а новые появляются. Я вообще против архивации жизни, тем более собственной. Потому что это все мимолетное: какой-то удавшийся вечер поэтический или встреча десяти человек за столом с выпивкой. Как это зафиксируешь? На какой такой пленке?»

Дмитрий Ицкович

тогда: основатель О.Г.И. (Объединенного Гуманитарного Издательства); сейчас: председатель редакционного совета «Полит.ру»

«Началось все с того, что мы основали такую группу «Ы», названную так отчасти в честь человека, нашего приятеля Шурика, который однажды прилюдно обкакался (ну то есть «Операция «Ы» и другие приключения Шурика»), отчасти в честь группы «Аукцыон», которой мы активно тогда помогали. Помню, устраивали большой концерт в ДК им. Горбунова, на котором впервые должна выступить группа «Ленинград». Все шло хорошо, пока у Игоря Вдовина (первого солиста «Ленинграда». — Прим. ред.) не выявилась клаустрофобия: он наотрез отказался приезжать в Москву. Помню, мы страшно переживали — что делать, как быть, — и я даже ходил советоваться с психиатром Юрием Фрейдиным, душеприказчиком вдовы Осипа Мандельштама. Он мне сказал, что бесполезно: там не только клаустрофобия, но и нарциссизм, и если начать Игоря уговаривать, то он ножки свесит, и вот тогда с ним точно придется возиться, как с ребенком. Короче, за Вдовина в тот вечер впервые вышел петь Сережа Шнуров, а помогал ему Леня Федоров. А потом мы еще поехали в квартиру на Патриарших, собственно первое место «Проекта». Там почти все время звучала «Пуля». О «Проекте О.Г.И.» в Потаповском помню только то, что там всегда было весело и пьяно — каждый день. Все тогда к нам ходили! Даже Ходорковский бывал раз или два: ел горячие бутерброды с сыром и грузинское вино пил из граненого стакана.

Это для вас «Проект О.Г.И.» воспоминание о молодости, а для меня это не воспоминание о жизни, а жизнь. Это же не только помещение бывшей столярки на Потаповском, а основательная идеология, несущая конфликт и энергию. Это сумма людей, прототип социальных сетей офлайн. Такое в чемодан не положишь. Но если смотреть на дело трезво, то спасти «Проект О.Г.И.», конечно же, можно. Название вообще принадлежит мне — я в любой момент могу потребовать его вернуть. Только давайте начистоту: вы правда считаете, что надо?»

Ника Борисов

тогда: студент; сейчас: управляющий ресторана «Квартира 44»

«В первом «О.Г.И.» какой-то негр продавал диски, не помню, как его звали. Был еще небольшой бар, где были бутерброды с ветчиной, сыром, портвейн, пиво «Балтика» и водка. Я какое-то время работал барменом. Когда пиво заканчивалось, покупал его в переходе по семь рублей, ставил какую-то наценку от балды. В общем, это бизнесом сложно было назвать. Когда все уходили, мы запирали алкоголь в какой-то сундук на висячий замок. Однажды пришла такая мадам в меховом полушубке и попросила у меня двойной дайкири безо льда, а мы даже не знали, что такое дайкири. Гор Чахал туда приходил, и я решил, что он немец, потому что он просил поменять сто марок.

Потом нашли помещение на Чистых прудах, где все уже было более-менее по-взрослому, с кухней и с баром. Это было круто — что повара есть, что еду выдают на тарелках. На открытии, понятное дело, все куролесили. Дошло до того, что кто-то брал все время водку на Борисова у бара, я спросил: «Кто вы?» Он говорит: «А кто вы?» Я говорю: «А я — Борисов». Человек смутился и убежал. Понятно, что это был первый опыт, на котором все учились вообще всему, — как делать бухгалтерию, еще что-то».

Алексей Зимин

тогда: главный редактор журнала GQ; сейчас: главный редактор журнала «Афиша-Еда»

«Я потратил на «О.Г.И.» в Потаповском года три, и поэтому могу ответственно утверждать, что ничего более гнусного, чем тамошняя свинина по-тирольски и соленья, в природе не существовало. И вряд ли появится. Понятно, что «О.Г.И.» не был гастрономическим местом, но для меня он не был и очагом культуры. Я кажется, не был ни на одном поэтическом чтении, и все концерты «Волков-трио» я тоже пропустил. Зато не пропустил ни одной рюмки, поэтому воспоминания об «О.Г.И.» — это сентиментальное сизое марево, в котором мелькают лица моих живых и мертвых друзей. Миша Рябчиков выводит охранников «О.Г.И.» на войну против «Китайского летчика»; Борисов, открывший для себя коктейль «Белый русский», пляшет на стойке. И если начать думать про все это, почему-то сразу хочется пива. И второй молодости».

Максим Семеляк

тогда: музыкальный критик; сейчас: главный редактор «The Prime Russian Magazine»

«В свое время я очень любил это место, и мне, разумеется, жаль, что его закрывают. При этом я думаю, что «Проект О.Г.И.», как и все по-настоящему хорошие клубы, — достопримечательность не столько пространства, сколько времени. «Проект О.Г.И.» совершил определенную революцию в Москве. Раньше как-то считалось само собой разумеющимся, что успешный клуб должен быть более-менее связан с модой, сексом и наркотиками. «Проект О.Г.И.» же был ни про одно, ни про другое, ни про третье (отдельные исключения, разумеется, были, но они только подтверждали правило). Тем не менее он ухитрился стать живейшим местом Москвы в первые годы, как тогда выражались, нового миллениума. Это место держалось на трех вещах: на филологии (понятой в широком смысле, потому что какую-нибудь их фирменную свинину по-тирольски сложно, как ни крути, признать собственно едой, это именно что филология), на редкой в те (да и в нынешние) времена европейской атмосфере и на водке (с бесплатной запивкой). Много чего можно вспомнить веселого (от концертов до посиделок), но если коротко — в первые годы существования в Потаповском «Проект О.Г.И.» давал ощущение невероятной свободы от всего вообще. В том числе и от таких обременительных вещей, как мода, секс и наркотики».

Николай Пророков

тогда: музыкант группы «Корабль»; сейчас: музыкант, художник

«Выступали мы в «О.Г.И.» чаще, чем где-либо еще, — но ничего такого особенного не вспоминается. Вот, скажем, «Китайский летчик» или «Третий путь» — да, там полно историй, леденящих кровь, а тут как-то все ровно: пришел, сыграл, выпил, ничего не помню. Разве что мы с Ильей Вознесенским, также участником нашего ВИА, однажды заснули на сцене во время концерта. А из культурного помню разве что съемки видео с Ллойдом Кауфманом на песню «Wildman». У него появилась мысль снять что-то с участием местных музыкантов. Помню, был не очень трезвый, и Кауфман меня этот раздражал, он постоянно лез на сцену, мешался, я ему порывался все время морду набить, но до этого не дошло».