Нега Килиманджаро

Путешествуя по национальным паркам Танзании, можно встретить ленивых львов и болезненных леопардов, свести знакомствос масаи, узнать что такое африканское время. А также мысленно подписаться под лозунгом Бернхарда Гржимека: «Серенгети не должен умереть».

Маршрут

В аэропорту встречает ласковый гид, и с этого момента все семь дней путешествия вы уже не решаете ровным счетом ничего.

Программа устроена так. На джипе с открывающимся верхом вас каждый день с раннего утра катают по национальным паркам.

Невозможно выбрать маршрут — потому что вам ничего не известно о тех местах, где в данное время года охотятся танзанийские львы или исполняют брачные танцы фламинго.

Невозможно даже выйти из машины в не предусмотренном для этого месте — как только вы выходите из машины, вы подвергаете свою жизнь риску. Потому что на машину звери внимания не обращают — машина пахнет бензином, — а вот на вас лично очень даже могут обратить внимание.

Даже гида поменять не слишком реально — чем больше суетишься и скандалишь, тем меньше толку.

Словом, нужно на все с радостью соглашаться и упиваться возможностью ничего не решать — в конце концов, во взрослой жизни такое бывает крайне редко. А кроме того, нет ни малейшего повода ссориться — даже если вы приехали в сложной компании, состоящей из шести людей с плохим характером, никаких разногласий возникнуть не может. За исключением разве что одного — машины рассчитаны на двух туристов, и если вы едете не в первой машине, у вас на лице за день будет накапливаться уж совсем невыносимое количество пыли.

Дороги не асфальтированные, и пыль на самом деле стоит столбом. Зато стирка в гостиницах — бесплатная.

Коленки

В национальных парках Танзании начинаешь по-другому ощущать собственное тело. Вообще-то, похожие перемены случаются каждый раз, когда прилетаешь в любые теплые края.

С новой силой начинаешь чувствовать, что у тебя есть локти, коленки, живот и спина, и на все это не нужно надевать колготки и дубленку с длинным ворсом.

От этого становится физически очень радостно. Как будто ты собственное тело только что получила в подарок. В Танзании это довольно уже привычное радостное чувство, знакомое даже по Турции, умножается примерно на 100.

Может, из-за того, что куда ни посмотри, линий электропередач не видно — да их и нету. А может, потому, что воздух категорически другой — в нем висят абсолютно незнакомые запахи — таких не было ни в детстве в Крыму, ни в парфюмерной лавке в Дубае, ни уж тем более в ресторане «Лимпопо» на Кузнецком Мосту.

Или тут дело в солнечном свете, который здесь тоже ощущаешь тактильно, — как будто он размазывается по коже молочком для тела. А к вечеру первого дня в Танзании, когда выясняется, что по территории лоджа нельзя ходить без сопровождения масая с копьем, потому что могут (на самом деле!) выйти дикие звери, ты уже и вовсе превращаешься в Наоми Уоттс в ладони Кинг-Конга. То есть твои локти, коленки, позвонки и щеки помнят, что если вести себя неосторожно, можно превратиться в добычу. И — что удивительно и немножко глупо — эта перспектива кажется коленкам прекрасной и будоражащей.

Люди

Гостиницы на территории заповедников называются лоджами. У лоджей свое электричество, белые управляющие — чаще всего пары из ЮАР — и полный набор пятизвездочных радостей. Разве что в Grumeti River Camp в отличие от Ngorongoro Crater Lodge есть только душ, а не ванная с окном.

К комфорту может добавиться вид на болото с бегемотами во время завтрака, вопли каких-то местных котов по ночам и необходимость маскировать замок на палатке — а то сообразительные обезьяны расстегнут. Ну и еще твой личный масаи.

Масаи — это африканское племя, которое живет в лесу, пасет коров, ходит на охоту по достижении совершеннолетия и строит дома из глины. С тех пор как в Танзании решили половину страны превратить в национальный парк — а не сделать этого было бы ужасно глупо, потому что там как будто специально собраны саванна с равнинами, саванна с кустами, леса, холмы, речка, озеро Маньяра, то высыхающее, то набирающееся снова, и кратер Нгоронгоро — так вот, с появлением национальных парков у масаи началась новая жизнь. Им никто особо не мешает, землю не отбирает, а молодых масаи зовут в лоджи на работу — сопровождать туристов от домика до ресторана, ездить с копьем на вечерние сафари, а то и завтраки накрывать. Молодые масаи, по словам юаровских управляющих, на работу приходят пешком (бывает, и по тридцать километров в одну сторону) и с удовольствием. Вроде бы еще несколько лет назад масаи было не зазвать, а теперь они с радостью приходят заработать на корову, да и вообще — у нового поколения масаи их семейные ценности и традиции как-то вполне мирно уживаются с реалиями цивилизации. Они в шестнадцать лет отправляются с товарищами в лес, едят там какие-то галлюциногенные ягоды и охотятся с копьями на львов. А потом возвращаются с добычей в деревню, считаются с этого дня мужчинами и идут подрабатывать в лоджи — чтобы купить мотоцикл или оплатить учебу. Или на свадьбу заработать — хотя до 25 лет масаи жениться не рекомендуется.

Один невысокий масайский мальчик лет 20, который накрывал нам завтраки, рассказал, что убить льва не такое уж сложное дело. Главное чтобы у тебя в глазах не было страха. Он даже отставил в сторону кофейник и посмотрел на нас так, как положено смотреть на льва в лесу. В белках у него выступили красные сосуды и во взгляде появилась такая сила, что тут, единственный раз за всю поездку, мне стало по-настоящему страшно. Я как-то сразу почувствовала собственную уязвимость — как будто во мне осталось жизни, как в восьмидесятилетней английской старушке с буклями. А мальчик тем временем снова взялся за кофейник и вроде бы даже не заметил, как мы притихли.

Через пару дней он вечером приносил нам кубинские сигары — в Танзанию каким-то хитрым способом доставляют хорошие кубинские сигары. И он «Ромео и Джульетту» разрезал на две равные части. И протянул двум мужчинам из нашей компании по половинке. И знаете что? Никто не стал смеяться или ругаться. Они ему очень мирно объяснили, зачем сигару стоит надрезать и как это нужно делать. Так что все-таки не зря он нам львиный взгляд демонстрировал.

Звери

Как справедливо написали в журнале Vanity Fair, на сафари каждый человек хочет фотографировать. И фотографировать желательно так, чтобы в кадре не было людей, а были только звери. Старый слон, который преследует молодую слониху. Или детеныши львов. Или жирафы, которые обнимаются шеями. Все это хочется непременно печатать и отправлять родителям, племянникам, бывшим одноклассникам — чтобы все порадовались. И еще хочется завести детей — потому что детям было бы здесь интересно. Тем более что и с точки зрения инфекций Танзания не очень-то опасная страна.

Некоторых зверей не нужно искать — например, зебры, жирафы и обезьяны все время и так на виду. Поэтому, к сожалению, восторг от того, что вот ты видишь живого дикого жирафа и жираф на тебя смотрит (жирафы в отличие от всех других зверей очень любопытные и, например, на свист голову поворачивают), очень быстро испаряется. А ему на смену приходит азарт: найти львиную семью. Или попасть камнем в крокодила (это строго запрещено, но один раз все-таки удалось). Или увидеть, как львы (вернее, львицы, львы-то бездельничают) охотятся. Или отыскать леопарда. Леопард — это вообще, как объяснил гид, высший пилотаж. Мало кому удается. В Танзании как-то очень быстро — прямо через пару дней — становится понятно, везет тебе на зверей или не очень. В нашей компании везучими были мужчины: как только девушки в один из дней отказались вставать в шесть утра, мужчины увидели охоту львов на буйвола. И не хотели нас больше с собой брать — у людей в отличие от львов даже фотоохота все-таки пока мужское дело.

А в самую последнюю ночь, перед отъездом, когда уже всякую надежду потеряли, мы увидели леопарда. Я еще тогда загадала, что если леопард все-таки найдется, то год будет очень удачным. Мы уже страшно промерзли (ночью температура резко падает), дали гиду дополнительных денег, чтобы он не очень просился домой, обнаружили какого-то редкого мелкого зверя, похожего на крысу и наконец увидели леопарда. Он очень красиво и очень стремительно шел через высокую траву к дереву. Мы подъехали довольно близко и несколько раз сфотографировали его, пока гид не попросил убрать вспышку — чтобы не спугнуть. Леопард тем временем добрался до дерева, остановился и вдруг как-то очень жалобно, совсем не как хищник, а как домашний котенок, свернулся, подобрал хвост, и его стало тошнить. У леопардов, оказывается, не очень крепкие желудки. И бывают головные боли. Непонятно, может ли больной леопард обещать хороший год?

Африканское время

Чтобы добраться обратно до аэропорта Килиманджаро, нужно пролететь над всеми парками на маленьком самолете. Самолет взлетает прямо с крошечной полосы рядом с гостиницей, никаких формальностей вроде досмотра багажа и паспортного контроля проходить не нужно. Просто приходишь к самолету и садишься — как в машину. Тем не менее появиться на поле просят за полчаса. Объясняют это так: «Африкан тайм». В том смысле, что самолет может улететь и на двадцать минут раньше, и на полчаса позже — на часы здесь особо никто не смотрит. Еще неделю назад такое бессовестное отношение к нашему собственному, неафриканскому, времени вызвало бы возмущение. Но после семи дней, проведенных в обществе масаи, носорогов, фламинго и больного леопарда, все воспринимается куда спокойней. Так, будто мы провели в национальных парках Танзании не семь дней, а, например, месяц. Или три. Или полгода — невозможно точно сказать. Настолько сильно поменялись внутренний ритм и настроение, даже — как потом выяснится на фотографиях — мимика и выражение лиц. Я отлично понимаю, что настоящую страну Танзанию мы не увидели — потому что не сделали и шагу за территорию заповедников, а все наивные и доброжелательные местные жители были обслуживающим персоналом гостиниц. Но все, что мы видели вокруг: звери, птицы, рассветы, вид на кратер Нгоронгоро с высоты 600 метров из ванной, идеально прямые спины местных девушек — вызывало очень сильные эмоции. Как будто в Африке у нас кожа из взрослой и прочной, как у бегемотов, превратилась в тонкую и уязвимую, какой была в четырнадцать лет. А масайский мальчик — тот, что резал сигару — присылает нам теперь по почте письма к русским праздникам. Вот с Масленицей недавно поздравлял.