Новые биографии

Тимур Новиков и Адольф Гитлер, Анна Ахматова и Коко Шанель, Мао и Казанова. «Афиша» выбрала самые любопытные биографии этой осени.

Стивен Фрай «Автобиография: Моав — умывальная чаша моя»
Фрай — заурядный по английским меркам романист, но автобиография — жанр, для которого он родился. Именно о рождении — а потом детстве-отрочестве-юности — и идет речь. Карманы рассказчика набиты уморительными анекдотцами и трогательными побасенками, но помимо этой мелочи у него есть и настоящая История: как человек, появившийся на свет в привилегированном секторе общества, сначала научился ценить свою инаковость (гомосексуализм, еврейство, клептоманию — по правде сказать, Фрай представляет собой что-то вроде влажной фантазии Алексия II), а затем и вовсе покатился по наклонной плоскости — но, обнаружив себя на самом дне, в тюрьме, выкарабкался и добился титула «национального достояния Британии». Остроумец и зануда, эксгибиционист и спесивый чурбан одновременно, Фрай излучает и расточает свое феноменальное обаяние — от первой до последней страницы врет как очевидец, регулируя степень доверия читателя к тому, о чем он болтает, коронной фразой-паразитом «Если я не спятил окончательно». Рано или поздно окончательно спячивают почти все — и подумывают, а не записать ли им историю своей жизни; так вот справьтесь прежде, как это делается на самом деле; Фрай создал эталон жанра.

Екатерина Андреева «Тимур. «Врать только правду!»
Книга — оммаж Тимуру Новикову, мифотворцу, «отцу российского рейва» и «флагману художественной революции» (1958–2002) — состоит из серии бесед с главным героем, интервью с персонажами из его окружения (Бугаев, Шутов, Мамышев и прочие артисты, про которых иногда достаточно сказать что-нибудь вроде «с 1995-го работает над проектом памятника рыбам Невы») и эссе автора. Хотя никакой особенной биографии у Новикова не было, в Петербурге он местночтимый святой. Е.Андреева убедительно доказывает, что футурист и авангардист Новиков был подлинным преемником Малевича — но еще убедительнее художник К.Звездочетов: «Тип художника-инспиратора… он один имитировал в 90-х годах наличие мощного современного искусства в городе на Неве, порой поступая как тот одинокий защитник Брестской крепости, который кричал «Рота, за мной!» — и стрелял из разных амбразур, чтобы думали, что защитников много… И пусть его идеологемы не очень оригинальны и могут быть названы «показыванием глупостей» — дело сделано». Обязательная программа — интервью Звездочетова и эссе Е.Андреевой; все прочее — для историков и питерских сепаратистов.

Эрнст Ханфштангль «Мой друг Адольф, мой враг Гитлер. Воспоминания личного пресс-секретаря»
Ханфштангль был потомственным немецко-американским аристократом, одним из ближайших друзей — или личных шутов — Гитлера между 1923-м и серединой 30-х. Он сочинял нацистские гимны, финансировал «Фелькише Беобахтер», затем перестал поспевать за товарищами, сделался персоной нон грата, сбежал из рейха, а во время войны успел хорошенько поработать на союзников. После чего написал чрезвычайно увлекательные мемуары (в оригинале «Гитлер: пропущенные годы»), где и рассказал обо всем, что видел, слышал и, немаловажно, участвовал. Нам демонстрируется не только Гитлер-фюрер, но и Гитлер-волокита, Гитлер-сладкоежка, Гитлер-невежда, Гитлер-меломан и Гитлер-импотент (физическая недоразвитость гениталий друга — лейтмотив этого документа). У Ханфштангля, выпускника Гарварда, оказалась недурная память — он дословно припоминает десятки, если не сотни разговоров со своим эксцентричным другом, комментируя их задним числом. Разумеется, в финале выясняется, что единственное его желание — это жить в мире, где нет места Гитлерам.

Тамара Катаева «Анти-Ахматова»
Женщина-берсерк, не то воспитательница, не то парикмахерша, честь открытия которой принадлежит критику Топорову, настригла из общеизвестных мемуаров несколько тысяч цитат, составила из них летопись жизни Ахматовой и снабдила все это своими фееричными комментариями; ничего более смешного в этом жанре невозможно ни при каких обстоятельствах. Если после своей «маленькой ах-мать-ее-нианы» Т.Катаева не напишет автобиографию, то это будет предательство по отношению ко всем ее фанатам.

Патрик и Оливье де Фюнес «Луи де Фюнес. Не говорите обо мне слишком много, дети мои!»
Официальное, от детей, жизнеописание, вероятно, самого смешного человека на земле, жившего за последние сто лет. Ответ на главный вопрос сформулирован уже на третьей странице и позволяет вздохнуть с облегчением: «Луи де Фюнес в жизни был такой же смешной, как на экране, не прибегая, однако, к одним и тем же приемам, ибо в первую очередь был истинным профессионалом и совершенствовал свое мастерство всю жизнь». В принципе, все ясно; несколько уместных историй, однако, служат приятным бонусом и деликатно подтверждают основной тезис. Вот комик пытается разобраться с только что купленными электроприборами, вот ложится спать, поставив перед собой сразу три будильника, вот громко сморкается и ругает остановивших его полицейских остолопами. Странно, конечно, что в книге почти не упоминается трилогия о Фантомасе; странно, что никак не комментируется их антагонизм с Жаном Марэ; странно, что Фюнес позволяет себе шокирующие своей банальностью высказывания вроде «Смех очищает душу»; да хоть бы вся книга состояла исключительно из странностей — все равно не купить ее, с такой-то фотографией на обложке, невозможно.

Марсель Эдрих «Загадочная Коко Шанель»
Биография, написанная по разговорам с объектом. Автор — журналист и отчасти конфидент семидесятилетней Шанель, кто-то вроде Эккермана при Гете — ну или скорее Алексея Васильева при Ренате Литвиновой. История состоит в том, как женщина из ниоткуда додумалась до того, что роскошь может и должна выглядеть очень просто, как маленькое черное платье. Идея оказалась чрезвычайно продуктивной — не прошло и десяти лет, как модистку фотографировали в компании Черчилля, Дягилева и герцога Вестминстерского. Эдрих дает понять, что Шанель задним числом сфабриковала свою биографию, но остается абсолютно лояльным ей — и даже на полном серьезе цитирует подозрительные афоризмы своей клиентки: «Счастье заключается в осуществлении своего замысла», «Для тех, кто ничего не понимает в искусстве, красота называется поэзией». По-настоящему пикантные моменты относятся к периоду оккупации: продажа духов гитлеровской солдатне, немецкий любовник, история про визит Геринга в ювелирный магазин. Единственное но — высокопарная, точнее, приторно-гламурная манера автора выражать свои мысли: «Чудовищный эгоцентризм защитил ее лучше, чем линия Мажино Францию».

Юн Чжан, Джон Холлидей «Неизвестный Мао»
Не столько биография, сколько подробно расписанный счет — за 27 лет правления и 70 миллионов погубленных жизней. Диктатор торговал опиумом и летал на самолете, он преследовал диссидентов и морил крыс, он истреблял воробьев, а затем посылал в советское посольство запрос о срочной доставке 200000 штук этих птиц, он любил плавать в бассейне — но при этом никогда не принимал ванны… Все, что бы ни делало самое страшное чудовище в мировой истории, вызывает у англичанина и китаянки — супружеской пары ученых, составивших этот аналог «Архипелага ГУЛАГа», — ужас. Это пронзительная, грандиозная, потрясающая биография — если вас интересует перечень ущерба, если вы готовы апеллировать исключительно к здравому смыслу и стандартным представлениям о нормах человеческого общежития. Но если вам любопытно долгосрочное значение деятельности Мао, если вас интересует, каким образом Китай за полвека из средневековой мировой окраины превратился в сверхдержаву, — лучше после этого жизнеописания прочесть жезээловское, принадлежащее Александру Панцову.

Ник Мейсон «Вдоль и поперек. Личная история Pink Floyd»
История группы из первых рук — от барабанщика. Барабанщик раскрывает тайну названия группы, вспоминает об опыте посещения Музея авиации в Монино, историософствует на тему «Что же все-таки произошло с Британией в 80-х» («Дамы без кавалеров», оставшиеся в стороне от забав шестидесятых, обретя контроль над страной и растоптав здравоохранение, образование, библиотеки и все остальные культурные учреждения, до которых они только смогли добраться») и разбалтывает подлинную историю происхождения идеи альбома «Стена» — оказывается, Роджер Уотерс, раздраженный слишком назойливым фанатом, прямо со сцены харкнул тому в лицо. «Хотя инцидент с плевком стал весьма досадным, он привел в движение творческие ресурсы Роджера, и ему пришла в голову идея шоу, базирующаяся на концепции физического и эмоционального отделения публики от ее кумиров». А мы-то думали, это про расколотый мир.
Шутки шутками, но для барабанщика — и уж тем более для барабанщика группы, исполнявшей «андеграундную психоделику», — это на удивление похожая на настоящую книгу вещь.

Одри Салкелд «Лени Рифеншталь»
Жизнеописание танцовщицы, альпинистки, режиссера, почетной гражданки Судана и жертвы либеральной денацификационной паранойи — стопроцентно апологетическое и поэтому во многом дублирующее собственные «Мемуары» Рифеншталь.
Любопытно — про жанр «горных фильмов», про подготовку Олимпиады 1936 года, про променады с Гитлером («В этот вечер они снова гуляли по побережью, нежно взявшись за руки. Гитлер рассказывал ей о своих вкусах в музыке и архитектуре, о том, как он видел свою миссию во имя спасения Германии. Однако когда он сделал попытку обнять ее, Рифеншталь, ошеломленная и не готовая к этому, отшатнулась от его объятий, и он тут же понял, что с ней у него ничего не выйдет»), про приключения Лени в оккупированной американцами Германии, про африканские съемки, про травлю, которую ей устроила в 70-х Сьюзен Зонтаг. Нелюбопытно — долгие описания естественных и связанных с идеологическими разногласиями трудностей, с которыми пришлось столкнуться Лени на разного рода съемках. Небольшая, но выразительная фотовкладка прилагается.

Филипп Соллерс «Казанова Великолепный»
Биографическое эссе от известного борца с клише и одного из баронов французского структурализма. Идея в том, что, очарованные Казановой, любовником и авантюристом, мы недооценили Казанову как писателя, «гения плутовского жанра». Плутует и Соллерс: за биографию он выдает разом не то тревелог, не то комментарий, не то коллаж из цитат, не то исторический очерк; такого рода литературоведение ультралайт известно в России по сочинениям Вайля и Гениса. Россыпи салонных парадоксов, намеренные анахронизмы, акцентированное «я» рассказчика, безбожное злоупотребление афоризмами: «Сифилис лечат ртутью, набожность — иронией», «Швейцария — двуликая страна», «В старинном словечке «елда» есть свое обаяние». Эффектный иллюзион.