Ответы. Михаил Каменский, директор русского Sotheby's

В течение пяти лет Михаил Каменский работал заместителем директора ГМИИ им. Пушкина, потом занимал должность советника президента Банка Москвы, а недавно был назначен гендиректором «Сотбис Россия и СНГ» — российского представительства аукционного дома Sotheby’s.

— Меня всегда наши известные и успешные художники удивляли: у них работы за тысячи долларов покупают, а они ходят в старых свитерах и пьют водку.

— А что же им — коньяк пить?

— Да нет, просто странное несоответствие внешности и заработка.

— На самом деле себестоимость их работ чрезвычайно высока: сделать все эти сложные скульптуры, инсталляции требует больших затрат. «Теннисистки» Кулика, например, стоят очень дорого. Мало того что нужно все это сделать, потом работу надо страховать, перевозить. Правда, эти расходы берет на себя галерея. Но когда, например, эта работа продается за 100 тысяч, львиную долю гонорара художник отдает галерее. Современные художники вовсе не жируют, у них достаточно жесткая и небогатая жизнь. Но рынок раскручивается, и все впереди — скоро наши будут стоить миллионы.

— И поэтому Sotheby’s решили открыть свою компанию в России?

— Очень много клиентов появилось богатых, и очень многие хотят покупать искусство через Sotheby’s.

— То есть это сделано для того, чтобы такие клиенты покупали все здесь и никуда не ездили?

— Нет. Они как ездили, так и будут ездить, просто прежде чем поехать, нужно принять решение. Они хотят получить информацию о вещах, получать ее постоянно, системно, иметь возможность проконсультироваться, как покупать, оформлять и когда лучше это делать. Вот, например, если кому-то что-то очень понравилось и человек так в это влюбился, что хочет немедля, без всякого аукциона, заполучить, это называется предаукционная продажа. Тогда покупатель должен прийти и сказать, что вот, мол, наивысший прогноз продаж — миллион, а я даю полтора.

— А почему именно Sotheby’s? Можно же в частном порядке что-то приобрести.

— В частных или галерейных сделках довольно велик процент подделок — скандалы с поддельными произведениями искусства постоянно сопровождают работу арт-рынка.

— А музеи принимают какое-то участие в торгах?

— Да, но почти ничего не покупают — в основном все покупают частные коллекционеры или инвесторы.

— У многих музеев сейчас не лучшие времена. Вот, например, Пушкинский — вы там долгое время проработали. Как думаете, что им стоит делать, чтобы дела пошли лучше?

— Они имеют возможность выставлять только 4% коллекции, и им очень не хватает выставочных помещений. Еще не хватает молодежной политики — поколение старше 15, но младше 40 музей по каким-то причинам не слишком привлекает. Еще там очень не хватает молодых смотрительниц. Мне кажется, если бы в зале сидели девушки помоложе, а не гиперответственные милые старушки, атмосфера в зале была бы оживленнее. И конечно, там очень не хватает современного искусства.

— Что сейчас в моде на рынке искусства?

— Сейчас все хотят работы рубежа XIX — первой трети XX века. Современное искусство тоже покупают, но так себе, очень мало, процентов 10 от общего числа клиентов.

— А что из наших современных хорошо покупают?

— Кабакова, Немухина, шестидесятников-нонконформистов. Кулика, опять же.

— Кто из художников сейчас стоит дороже всего?

— Пикассо, Модильяни.

— Есть еще их непристроенные работы?

— Да, да, на рынке еще остались. Ценятся они где-то в сто — сто с небольшим миллионов долларов.

— У вас у самого дома какие работы есть?

— Мало чего. Моя зарплата не то чтобы позволяет особо разгуляться на этом рынке. Виноградов и Дубосарский подарили мне небольшую работу, когда у меня свадьба была. И потом я еще купил одну большую фотографию Монро.

— Вам нравится современное искусство?

— Что-то нравится, но не очень много. Вот Монро — один из немногих самобытных людей, за это я его уважаю и люблю.