Лагерь «Камчатка» Дневник вожатой

День первый

Друзья, узнав, что я еду работать вожатой, смеялись. У меня ноль педагогического опыта. Я все время опаздываю, просыпаю, теряю вещи и при этом ненавижу, когда кто-то орет, просыпает или теряет вещи. Я не самый лучший пример для подражания. В «Камчатку» я тоже опоздала. После десяти часов тряски в машине я вышла на поляну горнолыжного курорта, который сдает лагерю территорию в лесу. По поляне бегали дети. Шел день науки. Кто-то заземлял картошку, кто-то решал нейролингвистические тесты с крысами. Надышавшись гелием из воздушных шаров, мы с детьми передразнивали куратора дня науки Ивана. Знакомлюсь со своим отрядом — довольно быстро становится ясно, что эти дети лучше и уж точно умнее многих взрослых, с которыми мне приходилось общаться. По дороге на речку мальчик Мика спорит со мной о разнице американской и русской системы образования. В Америке, говорит он, все построено вокруг четко сформулированной идеи патриотизма (цитата дословная), а в России — по крайней мере пока — такую общую для всех идею сформулировать невозможно, а значит, невозможно воспитать людей как единую общность. На третьей минуте спора чувствую себя как первокурсник, проваливший простейший экзамен. Прыгаем в реку — кто дальше. Победил Бахтин.

День второй

Есть в «Камчатке» такое правило — за каждый проступок (курение, грязный участок, нарушение дисциплины) дают минус балл. А за то, что выиграл в «Мафию», победил в дне науки или поставил театральный номер, баллы начисляют. Нашему отряду минус балл за уборку. Еще один минус балл за мат. За курение, кажется, тоже кого-то поймали. Сегодня на очереди цирк. Номер первого отряда называется «Гулливер-чревовещатель». Девочка Маша залезла на плечи мальчику Пете, Петю спрятали под длинным дождевиком. Живот-Петя играл на губной гармошке, Маша лучезарно улыбалась и кланялась зрителям. Еще из важного за день: дождь повалил две сосны.

День третий 

В лесу не было связи, и про фейсбук я забыла чуть быстрее, чем про инстаграм, зато у меня появилось много важных привычек: не забыть закрыть палатку перед уходом, выключить газ в горелке, надеть резиновые сапоги и проверить, чтобы их надели дети. После линейки и завтрака первый отряд спит. Первый отряд вообще очень часто спит. Мой совожатый Филипп Бахтин тоже. До вечера нужно поставить танцевальный номер. У меня легкая паника. «Лена, не волнуйся, мы всегда все в последний момент делаем, и получается круто», — говорят дети и возвращаются к своим айпэдам. Вокруг вовсю идут репетиции. Похожие на гномов в резиновых сапогах и дождевиках, из леса выползают дети и поднимаются наверх. Пока учителя современного танца разучивают с ними движения жука, стрекозы и богомола, сплю под батутом. На обратном пути снова льет дождь: даже трусы мокрые насквозь. Самое ценное в лагере «Камчатка» — это сухие вещи. Заканчиваются они быстрее, чем вечерний виски на вожатском столе. Мальчики из моего отряда, укрывшись огромным тентом, который принес кто-то из вожатых, идут гуськом по грязи и синхронно насвистывают Синатру и мелодию из фильма «Kill Bill». «Мне кажется, что все это нереально, — говорит мальчик Сеня, — что все это какой-то фильм». Мне тоже.

День четвертый 

«Эй, вожатые, у кого там в отряде Витя?» — раздается в рациях. «В моем. Что такое?» — «Наматерился твой Витя». — «На сколько?» — «На минус один балл». Вожатые завтракают за столом. Дают рисовую кашу и бутерброды с колбасой. Попробовали поиграть в игру «Придумай идеальный завтрак». Не вышло. Сегодня день спорта, распределяемся по площадкам и играем с детьми в спортивные игры. Мне достался петанк. И самая неживописная площадка из возможных. Вокруг лес, аккуратные лужайки и деревья, а я стою на пыльной дороге неподалеку от сваленных в кучу сухих деревьев — в петанк вроде как нужно играть на песке. Десять часов под палящим солнцем. Ад.

После ужина футбол. Глядя, как вожатый четвертого отряда Филипп Дзядко быстро бегает по полю, забив один гол, пятнадцатилетняя красавица говорит другой: «Ох, что-то Дзядко сдает». «Что ты! — томно отвечает другая. — Ты знаешь, сколько ему лет? Ему, вообще-то, уже за 30». Рассказали, что в Москве затопило улицу Солянка и что в интернете какой-то медийный скандал, — впрочем, новости с Марса здесь мало кого волнуют. Маша из моего отряда показала огромный круг на озере — только рыба-гигант могла бы оставить такой. Кто-то предположил, что это следы бобров, но нам приятнее думать, что это чудовище. Еще дети в нашем отряде выдумали игру: если Мика (тот самый, который рассуждал про систему образования) после условного знака не прекратит говорить на пять минут, он должен есть землю. Он меня так и встретил: «Лена, представляешь, я сегодня землю ел». Сказал так радостно, как будто ему удалось лично поговорить с Плутархом (для него, поверьте, это значит немало). Пришлось объяснить, что поедание земли — не лучший способ наказания проигравших. Ночью на дискотеке под песню певицы Кимбры «Settle Down» упала и вывихнула руку. С этой песней дети сегодня выиграли конкурс танцев.

День пятый 

Приезжал покерист Илья Городецкий. Играл с детьми в интеллектуальные игры (не в покер). «Гонобобель, — объяснял вдумчивым голосом Городецкий, — это игра, в которой вам нужно будет угадать значения сложных слов и придумать свое определение, которое было бы максимально правдоподобным». Услышав слово «мани», кто-то из первого отряда предполагает: «О, это шарфы хипстеров». Долгий спор о том, когда появились хипстеры и уместно ли такое определение по отношению к современной молодежи (естественно, с участием Мики). «Пожалуйста, я вас очень прошу, не надо никаких хипстеров», — усталым голосом говорит девочка Мира и закатывает глаза.

Я забыла, как это — спать в кровати. Посмотрев в зеркало на свой старый свитер, который мне было стыдно носить даже на даче, я довольно кивнула своему отражению. Свитер был очень хорош. Полночи орали с вожатыми песни «Крематория». Никогда бы не подумала, что могу быть так счастлива, слушая эту группу. И уж точно не могла бы подумать, что эта группа заставит пару бывших главных редакторов, учителей из Пскова, создателя сайта «Теории и практики», эквадорскую красавицу Саэлиту, техника Диму, кинорежиссера из Берлина и меня, обнявшись, скакать на скамейках посреди глухого леса пару часов кряду. Говорят, в 7 утра мы еще слушали псалмы по радио. Я не помню.

День седьмой 

«Никого не смутит, если я тут спою?» — спрашивает Ира. Ире 14. У нее голос в четыре октавы, темные длинные волосы и всегда стрелки на глазах. «Мне нужно разработать связки», — объясняет она. Никогда не парилась в бане под живое оперное пение.

Полдня играли в игру, смысл которой я вряд ли смогу объяснить. Что-то про марсианские путешествия, угрозу Галактике, ядерный чемоданчик и спасение Земли. Из деревянных срубов то и дело доносилось: «Закрываем люки! Вперед, космический экипаж». «Я ничего не могу понять. Что тут происходит. Что мне делать», — плачет мальчик Платон, закрыв глаза руками и отчаявшись хоть как-то разобраться в этой игре. «Не плачь, малыш, — говорю я. — Сейчас мы во всем разберемся. Сейчас все устроим. Давай-ка для начала поймем: ты — землянин?»

Ночью была «Пятница, 13-е». Сначала Бахтин отпилил бензопилой ногу нашей красавице Соне (деревяшку вместо ноги). Затем, одевшись в карлика и утопленницу, мы отправились пугать детей в лес. Впрочем, были в этом лесу номера и пострашнее нашего. Например, человек с криками выбегал из леса с ножом в животе. «Доктора! Доктора! Срочно!» — орали дети, пробегая мимо нас. Глубоко за полночь, измазанные в грязи, в поехавших париках и костюмах мы возвращаемся на стоянку вожатых. «Мы учебник прочтем, вопреки заглавью./То, что нам приснится, и станет явью./Мы полюбим всех, и в ответ — они нас./Это самое лучшее: плюс на минус» — раздается из четвертого отряда. Прекрасная рыжеволосая девочка Нина чуть срывающимся голосом читает «Песню невинности» Бродского.

День восьмой 

Слышу за спиной мужской голос: «Доктор, не найдется ли у вас ранитидина, изжога что-то мучает. Зря, видимо, кофе утром пил». Доктор — идеальный человек. За все дни, устраивая танцы уже после того, как он ушел спать, мы не слышали утром ни одного нарекания. Он часто удивлялся, почему у нас болит голова. Или живот. «Да при чем тут кофе!» — восклицает доктор. Слава богу, думаю. Наконец-то понял. «Кофе тут ни при чем! — И голос его становится заговорщицким: — Признавайтесь, ели вчера вечером тефтели?»

Ближе к концу смены у меня появилось чувство, что ничего интереснее работы с этими детьми у меня не было. Можно три часа придумывать театральный номер, а они в последний момент все равно за секунду сделают лучше. Мы проиграли. Заняли, кажется, последнее место на театральном фестивале. Вожатые потом сказали, что зря мы взяли политическую тему. Плевать. То, что они сделали, было по-настоящему круто. Простую русскую народную сказку (таково было общее задание) они превратили в аллегорию современного общества. С принцессой Собчак, служивым с «Уралвагонзавода» и дебатами Навального. Текст почти не меняли. Только вставили пару строчек из Конституции РФ.

День девятый и десятый 

Приехал режиссер Хлебников. Второй день подряд снимаем кино. Сначала из-за сценария переругалась половина отряда. Потом долго договаривались про роли на площадке. Затем потеряли раскадровки («В них кто-то высморкался, и их пришлось выкинуть»). Потом искали место съемки (снова переругались), забыли весь реквизит — продюсеры Аня и Соня весь день проспали в багажнике машины. Снимаем пронзительную сцену, в которой мальчик и девочка сидят у палатки, она понимает, что любви конец, и решает идти топиться. Напряжение максимальное. Режиссер Миша второй час ходит и бубнит себе что-то под нос. Актриса Манана подкалывает актера Петю. Я в истерике пытаюсь убедить всех хоть ненадолго сосредоточиться, и тут палатка на заднем плане начинает шевелиться. Оттуда раздается хриплый голос: «Я лежу тут как морская звезда». Это Гриша — морская звезда нашего отряда с 46-м размером ноги. Оператор Мира не выходит из-за камеры десятый час подряд. У нас сели два фотоаппарата и два айфона. А осталось всего ничего: утопить Манану в реке, научить Петю ездить на автомобиле и побороть Мишину медлительность. В час ночи в кромешной темноте приступаем к монтажу. Миша, перебарывая сон, бормочет что-то вроде: «Вот здесь длинновато». Мира спит на лавке с ногами. За окном моросит дождь, виднеются черные верхушки сосен. Я в первый раз ловлю себя на мысли, что через два дня в это время нас здесь уже не будет.

День одиннадцатый 

Для того чтобы украсить зал ко дню закрытия, мы объявили конкурс на самый большой букет. Столовая заполняется рябиной, ромашками, медуницей, репейницей и ирисами. Этот вечер мы называем грузинской свадьбой — скорее, впрочем, для себя. Хотели, чтобы дети по очереди пели и читали стихи. Так все и начиналось. Нина с Введенским, Миша и Петя со своим хитом — «Жизнь задымись» (гениальная пародия на песни ВДВ со словами: «Мужики любят баб, бабы любят мужиков. И жизнь задыми-ись. Жизнь задымись»). Сломалось все на мальчике из шестого отряда. Ребенок с внешностью дворового хулигана, не попадая ни в одну ноту, тянул хриплым голосом: «Надежда — мой компас земной. А удача — награда за смелость». После этого началось. Микрофон ходил от отряда к отряду: читали стихи на французском, отрывок из «Евгения Онегина». Все, что знали, то и читали. И никак не могли разойтись. Как на настоящей грузинской свадьбе. Вечером показывали снятое отрядами кино.

Двенадцатый день 

Вокзал города Пскова. Я быстро прохожу по вагонам и обнимаю детей. Маша — всегда бегает босиком. Соня — любит возмущаться. Миша — долго думает. Аня — строит всех на раз-два. Мика — самый умный человек на земле. Гриша — в нужный момент делает лицо ангела. Петя — долго просыпается. Мира — все забывает. Манана — часто болеет. Никола — всегда путается под ногами. Платон — ненавидит выступать на сцене. Ира — никогда не ест. Поезд трогается, я вижу щеки, прижатые к стеклу, и десяток детских ладоней. Все. Через две минуты красный состав исчезает за поворотом.