Джулиан-отступник
Один из богатейших современных художников Джулиан Шнабель снял фильм «Перед наступлением ночи». Фильм посвящен жизни кубинского поэта-диссидента Рейнальдо Аренаса и получил четыре приза на Международном кинофестивале в Венеции. 25 октября – московская премьера.
В 1963 году 20-летний кубинский поэт Рейнальдо Аренас получил за первую свою книгу национальный приз. Однако последующие произведения Аренаса вызвали на него гонения со стороны партии; официальным поводом для репрессий выступала статья о гомосексуализме. В 1980 году Аренас среди прочих извращенцев был сослан с Острова свободы в США, где десять лет спустя умер от СПИДа. В 1993-м его биографическая книга «Перед наступлением ночи» вошла в список американских бестселлеров.
Джулиан Шнабель появился на нью-йоркской художественной сцене в начале 80-х. Он рисовал на битых тарелках и выставлял то, что вышло, прикрепленным к деревянной арматуре. Он сделал себе состояние картинами. Теперь Шнабель как режиссер снимает кинобиографии: сначала «Баския» о нью-йоркском художнике-героинщике из круга Энди Уорхола, теперь – «Перед наступлением ночи» о кубинском поэте-диссиденте. Среди актеров, пришедших сняться у Шнабеля бесплатно, Шон Пенн и Джонни Депп. Главная роль Аренаса принесла самому популярному актеру Испании Хавьеру Бардему статус международной звезды: приз фестиваля в Венеции и номинацию на «Оскар».
Возможно, картина получилась такой успешной, потому что фильм о свободе творчества снимал человек, прекрасно знакомый с этим состоянием. Джулиану Шнабелю позвонил Эндрю Полсон:
– Только что я разговаривал со своим отцом…
– И сколько лет вашему отцу?
– …так вот, и отец, узнав о том, что я собираюсь разговаривать с Джулианом Шнабелем…
– Моему, кстати, позавчера исполнилось девяносто. Простите, что перебиваю, просто я проснулся всего пару минут назад. Вчера я съел две таблетки валиума, чтобы лучше выспаться, и сейчас нахожусь где-то между сном и реальностью. Но вы не волнуйтесь. Обычно в таком состоянии я чувствую себя очень неплохо.
– …так вот, отец сказал мне: «Первое, что нужно знать о Джулиане Шнабеле, – это то, что у него фантастически красивая жена». Это действительно так?
– Ваш отец – эрудированный человек.
– Ваша жена действительно так красива?
– Она самая красивая женщина из всех, которых вам когда-нибудь приходилось видеть. У каждого, конечно, свои представления о красоте… Она великая мать, настоящий друг, и еще она великая актриса. В моем фильме она играла мать Рейнальдо. Я все это рассказываю, для того чтобы быть абсолютно открытыми друг другу. Так, чтобы можно было друг друга чувствовать.
– Тогда расскажите, где вы живете?
– Город Нью-Йорк.
– Где в Нью-Йорке?
– Виллидж.
– Вест-Виллидж?
– Нет. Гринич-Виллидж.
– У вас там квартира?
– Да. А для чего все это? Для интервью?
– Да, для интервью московскому журналу «Афиша». Разве не помните?
– Почему же? Можно я задам вам вопрос. Вы смотрели мой фильм на Московском кинофестивале?
– Нет. Я закончил его смотреть 20 минут назад.
– Значит, вы не видели его на большом экране?
– Нет, но теперь обязательно посмотрю. На видео он теряет очень многое. Тем не менее мне показалось, что сама по себе ситуация очень интересна: некто смотрит фильм и тут же разговаривает с его режиссером.
– И как вы себя сейчас чувствуете?
– Очень непросто. С одной стороны, переполняют эмоции от фильма – и в это же время нужно быть сдержанным и отстраненным.
– Не рефлексируйте так…
– Хорошо. Вот, что я хотел у вас спросить. Я прожил немало лет, я достаточно образован, стараюсь читать как можно больше. Но я ни разу не слышал о писателе Рейнальдо Аренасе. Проблема просто в моей невежественности?
– Думаю, нет. Сейчас о Рейнальдо Аренасе знают многие. В декабре фильм вышел на экраны, а к весне было распродано более 60 000 экземпляров его книги. Было, по крайней мере, пять переизданий. Я ходил по книжным магазинам и устраивал «чтения» книги Рейнальдо. Первый раз я познакомился с ним, когда смотрел документальную программу по BBC «История Кубы в рассказах очевидцев». В ней зачитывали отрывки из прозы Рейнальдо, и неожиданно появился он сам. Он выглядел таким скромным, таким застенчивым, смешным, невинным и очень обаятельным. Я смотрел на него и думал: вот отличный герой для отличного фильма. У него есть конфликт, у него есть ритм. Вся его жизнь – это сплошной конфликт.
– То есть вы хотите сказать, что не вы открыли миру Рейнальдо Аренаса?
– Что вы, он был известен задолго до этого… Я увидел этот фильм в 1993-м, а в 1990-м он уже умер. И когда была опубликована его автобиография «Перед наступлением ночи», она вошла в список 13 лучших книг New York Books Review. Честно говоря, я не рассчитывал, что мне удастся получить права на экранизацию этой книги. Рейнальдо тогда был на обложках журналов. К тому же человек, который владел правами на его книги, был очень близким другом Рейнальдо и ревностным поклонником его творчества. Мы встретились с ним, поговорили, затем прошло несколько месяцев, и он устроил мне встречу с товарищами Рейнальдо. Это было что-то вроде экзамена, проверка на то, достоин ли я снимать кино об их покойном друге. Все они были очень дружелюбны. Но этот агент, о боже, как же он был подозрителен.
– Думаю, он воспринимал вас как еще одного хмыря из Голливуда, решившего нажить денег на их товарище.
– Вы когда-нибудь имели дело с кубинцами? Ими манипулировали, их арестовывали без всякого повода. Так что все они поголовно заражены паранойей, причем в очень тяжелой форме. В общем, после этой встречи, он стал наводить справки, кто я, что я. А затем пришел ко мне в студию. В ней, как всегда, был полный бардак. Картины валялись на полу. Он вошел, осмотрелся и сказал: «Да, вы имеете на это право». Я спросил, почему? Он ответил: «Возьмите книгу и откройте на странице 312». Я открыл и прочел, о том как Рейнальдо находился в студии и вокруг него в беспорядке лежали картины… Я вдруг понял, что я читаю про самого себя.
– И к какому вы пришли заключению – это совпадение или голос Господа?
– Я не могу думать за Господа.
– Но вы либо поверили, что у вас было особое предназначение, либо…
– Я никогда не думал о том, что такое «особое предназначение».
– Может быть, это не так важно, но мне всегда интересно узнать, как люди приходят к решению, которое в результате оказывается верным. Ведь фильм, бесспорно, получился. Как вы, сознательный, разумный, возможно, расчетливый человек, объясняете это?
– Я был под очень большим впечатлением. Потому что Рейнальдо во многих ситуациях вел себя абсолютно так же, как я. Я – не кубинец. Я – не гомосексуалист. Я живу в Нью-Йорке. Почему я чувствовал себя обязанным рассказать миру эту историю? Причина, думаю, в том, что, когда мне было пятнадцать, я провел много времени в Мексике, пытался говорить по-испански. Я всегда чувствовал это раздвоение: я живу в Нью-Йорке, я житель большого города, еврей по национальности, но в то же время всегда чувствовал этот латиноамериканский дух.
– А вы были когда-нибудь на Кубе?
– Всего один день, и это было 30 лет назад. Я женился на испанке, и когда встал вопрос, где нам жить, я подумал, не стоит ли нам купить дом в неоклассическом стиле, такой, каких полно в Гаване? Я много времени провел в Испании, чувствуя себя там совершенно чужим. Теперь эта часть моей жизни кажется мне отборочным турниром. Благодаря ему я могу понять Рейнальдо гораздо лучше.
– Давайте отвлечемся от Рейнальдо и поговорим о вас. В Европе и в Америке вы хорошо известны, в Москве же о вас почти ничего не знают. Что увидят люди, когда к придут к вам в студию?
– Если вы придете ко мне в студию, увидите комнату в 6 000 квадратных футов, где я работаю, с потолком в 20 футов высотой. Я люблю работать на природе, и у меня есть дом в Монто. В трех часах езды от Нью-Йорка. Я построил там себе комнату без крыши.
– Я как-то видел вашу фотографию, где вы стояли в студии в вашем фирменном одеянии – куске материи, обернутом вокруг тела. Это ваш товарный знак, что-то вроде подписи?
– Называйте это как хотите. Самое приятное в жизни художника – то, что можно одеваться как угодно. Никто не ожидает от тебя, что ты будешь одеваться, как все.
– А что еще особенно замечательного в жизни успешного художника?
– Я могу дружить со знаменитостями. Среди моих друзей – Лу Рид и Кристофер Уокен. Мне очень нравится сидеть дома с Крисом Уокеном и говорить с ним о живописи или о кулинарии. Иногда мы с ним даже готовим вместе и устраиваем целые кулинарные шоу.
– Обычно те, у кого много денег, стараются завести знакомство с кем-нибудь очень бедным. Есть ли среди ваших друзей непризнанные художники, с которыми вы тем не менее общаетесь как с равными?
– Что ж, если мне понадобится кого-то из таких художников признать своим другом, я это сделаю. В 1974 году я впервые услышал пластинку Лу Рида «Берлин». Под впечатлением я написал несколько картин и занес в свой дневник некоторые строки из песен. Недавно я пытался вспомнить из того, что происходило в то время, и я открыл дневник и увидел эти записи. Как все-таки интересно складывается жизнь – теперь мы с Лу большие друзья. В самом деле, за последние три года мы стали очень близки. Мы познакомились, когда кто-то порекомендовал ему нанять меня для перепланировки дома, в котором он жил. Лу чувствовал себя в нем очень неуютно, и кто-то сказал ему, что Шнабель – большой специалист по этой части.
– У вас очень реальный взгляд на вещи.
– Я бы сказал: на физическое пространство. Я стараюсь ощутить весь мир как мой собственный дом.
– Недавно Виктория Абриль рассказывала в интервью для нашего журнала, что когда Хавьер Бардем работал на площадке, все приходили в состояние невероятного полового возбуждения.
– Я думаю, она говорила о себе… Да, Хавьер очень сексуален. Мне трудно об этом судить, я не женщина, а он не гомосексуалист. Все, что он проделывал во время съемок, наверняка происходило совсем иначе, чем в фильмах, где он играл гетеросексуала. Хавьер очень нервничал, потому что фильм снимался на английском и ему нужно было говорить с кубинским акцентом. В результате его номинировали на все возможные премии. Кажется, я разрушил его жизнь. Можете себе представить – слава, встречи со знаменитостями… Я хочу сказать, что такие моменты в его жизни могут и не повториться.
– Это переход в новое качество.
– Не знаю, видели ли вы его в других фильмах, но ему удалось сыграть так, как до него никто не играл. Никто не верил, что он не гей. Он все же безумно сексуален… Что касается сексуальных сцен в фильме, некоторые из них на самом деле неплохо сняты. В американском кино подобные сцены, как правило, выглядят пуритански. Когда мы снимали эпизод с парнем в раздевалке, они вели себя очень раскованно… Знаете, в этих делах всегда нужно, чтобы партнер давал тебе все, что ты хочешь. Сцена в итоге вышла замечательно.
– У меня совершенно примитивный вопрос: какой урок мы должны извлечь из фильма?
– Нетерпимость недопустима. Каждый имеет право вести себя так, как он желает, если это не ущемляет другого. Люди могут быть свободны в своих сексуальных пристрастиях. Дружба сильнее секса. Любовь сильнее революции.
– С этим, думаю, согласятся все.
– Не уверен, что со мной согласится правительство талибов.
– Думаю, что и талибы тоже. Мне-то кажется, что в этом фильме важно не только то, что нетерпимость недопустима, в нем есть еще…
– Позвольте мне говорить о том, что важно в этом фильме. Я его снял, а вы только смотрели.
– Как вы думаете, что бы сказал Фидель, посмотрев этот фильм? Он бы наверняка сказал: вот видите, этот парень был гомосексуалистом, уехал в Америку, заболел СПИДом и умер. Вот что случается с людьми подобной ориентации…
– Если бы я задумывался об этом, никогда не сделал бы того, что сделал. Знаете, когда мы снимали фильм, часто шел дождь, а мне никак не хотелось переносить некоторые сцены в помещение. Я решил снимать одну из сцен на крыше – там, где герой дает интервью. Было облачно, и города почти не было видно. Вдруг облака расступились и открыли вид на Empire State Building и башни-близнецы, теперь уже покойные. Всякий раз, когда мы направляли камеру в какую-нибудь сторону, облака исчезали и мы снимали то, что хотели. С этим фильмом происходило много необъяснимого. Я даже начал верить в духов.
– Если вы снимете фильм в ближайшее время, будет ли в нем чувствоваться влияние событий 11 сентября?
– Сложно ответить. На многое теперь смотришь совсем по-другому. Многое кажется сейчас глупым. Одно я знаю точно: я горд, что последнее, что я сделал до 11 сентября, – это фильм «Перед наступлением ночи».