Ответы. Илья Кормильцев, переводчик

Илья Кормильцев – автор текстов «Наутилуса Помпилиуса», исследователь радикальных молодежных субкультур, составитель книжных серий «За иллюминатором» и «Альтернатива». Среди его переводов – «И узре ослица Ангела Божия» Ника Кейва и «Бойцовский клуб» Чака Паланика. Сейчас переводит «Гламораму» Брета Истона Эллиса – важнейшую книгу поколения 2000-х.

– Почему переводчик «Бойцовского клуба» назначил встречу в таком буржуазном месте, в Courvoisier Cafe?

– Я знаю здесь официантов – если вы читали «Бойцовский клуб», поймете, о чем я. Я им дарил «Бойцовский клуб». Они мне теперь говорят: «Здравствуйте, мистер Дарден». На самом деле эта официантская фишка – гадить в еду – существует реально, это старый способ избавиться от неугодного клиента. Даже при советской власти такое было.

– То есть бойцовский клуб возможен и здесь?

– Пока нет. У нас экстремисты вербуются из другого социального слоя, они – маргиналы, а там нормальный человек превращается во врага общества. И скорее подобного можно дождаться в Питере, чем в Москве.

– Вы предпочитаете работать с экстремальными писателями?

– Если бы перевод не был связан с какими-то сериями и отношениями с издательствами, я бы не только Хоума, но Тони Уайта, Ричарда Аллена и всю эту компанию перевел – чтобы двести страниц голимого мата и насилия.

– И как переводить двести страниц мата?

– К примеру, у Симановского очень хороший перевод Уэлша, но его все время заносит. Уэлш, которого я тоже переводил, – Максим Горький нашего времени, его герои – ублюдки. Матерятся они тупо и занудно, как гопники: через каждые два слова повторяется «б…». А Симановский какие-то еще питерские раритеты выкапывает, типа «оттаращить в решик». Это как Шнур, только наоборот. У Шнура тоже неаутентичный мат: он пытается изобразить гопников, простых-крутых, а матерится по-интеллигентски. Ученые изучают пауков и глистов, я – футбольных фанатов и гопников.

– А сейчас кого изучаете?

– Героя «Гламорамы» Брета Истона Эллиса. Он не может посмотреть на другого, чтобы не зафиксировать: пиджак от Прады, куртка Gap. А мне с ним семьсот страниц жить. Но, думаю, скоро заброшу переводы: на любое увлечение не стоит тратить больше трех-пяти лет жизни. Сейчас даже жалею, что так долго провозился с «Наутилусом».

– Бутусов вам еще интересен?

– Под «Наутилус» сейчас бриться хорошо. Большинство творцов по отношению к собственным произведениям страдают комплексом Казановы: через неделю становится скучно, а через месяц женщина воспринимается как близкая родственница.

– Почему тексты ни для кого не пишете?

– Нет никого, к кому бы я сам хотел напроситься. Я не говорю, что мир испортился, просто это такой гнусный послеперестроечный период, когда идеологический контроль в шоу-бизнесе превышает любой контроль в советскую эпоху. Тогда в каждом райкоме был заведующий отделом, у каждого заведующего были свои вкусы: где-то что-то пропускали, в других местах зажимали. Теперь же на всю страну – один Михаил Козырев. Я, к примеру, в рок-н-ролл не вернулся бы сейчас ни за какие деньги. Вернее, за какие-то вернулся бы, только мне их не предложат. Назад в буги-вуги, как говорит мой друг, крупный деятель шоу-бизнеса, – вот ни за что.

– А в литературе то, что вы называете гнусностью, как проявляется?

– В царстве Бориса Акунина. Мне очень жаль, что эссеист подобного уровня занимается полной фигней. Существует такое понятие – опоздавшая империя. В отношении личности это люди, которых не позвали на дележ. Они прибежали последними и с криками «Вас здесь не стояло» распихивают очередь, стоящую, как правило, на распродажу. На сейл стоят гордо, при этом воображая, что передние ряды находятся уже в центре мира. Если почитать, что пишут в газетах и журналах, мы действительно центр мира. В посткризисной эпохе больше всего раздражает тотальный пафос национализма. Для меня вообще последним событием в литературе был Виктор Олегович Пелевин, но он – обиженный, расстроенный и в творческом кризисе. После него все величины первого плана – дутые.

– Это вы про Сорокина и Проханова?

– В 80-е годы Сорокин был новатором. Сейчас он поставил производство на поток. Он такой же производитель массового чтива, как Акунин, только для другой аудитории. Проханов же необычен только для тех, кто не читал доперестроечную «Роман-газету». Члены Союза писателей именно так и писали.

– А переводчик как сейчас живет?

– Я не только переводчик – я вот слоганы придумал: «Мы такие разные, но все же мы вместе» и «Три медведя. Сказка для взрослых». Сам я телевизор не смотрю уже восемь лет. В свое время Стиви Уандеру сделали операцию – вживили ему в зрительный нерв электроды и надели очки, которые давали возможность видеть в черно-белом изображении. Он проносил их две недели, а потом сказал: «Снимайте – мне так лучше».