Игры доброй воли

На меня смотрит пластмассовый человечек с огнеметом в руках. У человечка две головы — одна на шее, гаденько ухмыляющаяся, другая, сменная, закреплена рядом на специальной подставке — у нее в глаз воткнут колышек, поэтому скалится она уже не так глумливо. Это Квентин Тарантино в обличье насильника №1 из фильма «Грайндхаус». Рядом — радиоактивный ящер Годзилла, потом еще и еще, мал мала меньше, тоже пластмассовые и тоже проработанные до последней чешуи. И дальше, пока хватает взгляда, прочие герои всех без исключения фильмов, которые только приходят на ум. Пара тысяч иен — и они твои.

Токийский район Акихабара, что в переводе означает «долина осенних листьев», — электронный город в городе, место расположения исполинских магазинов duty free, — кажется, единственное в японской столице, где можно упереться взглядом в кириллическую вывеску («безпошленно»). Торговый мегаполис, похожий одновременно на Горбушку и Митинский рынок, если только их увеличить до размеров среднего спального района и перенести лет этак на двести вперед. Приезжий из сколько угодно развитой страны впадает здесь в то же эйфорическое состояние, что четверть века назад охватывало советского туриста, неосторожно попавшего в колбасный отдел капиталистического супермаркета. Только вместо сервелатов — айподы, видеокамеры и материнские платы.

Я, грешным делом, неровно дышу ко всему тому, что называют словом «меморабилия» — всевозможным штукам, связанным с любимыми кинокартинами: постеры, джедайские мечи на батарейках, футболки и все такое прочее — в том числе и пластмассовые фигурки персонажей. Еще совсем недавно мне казалось, что единственное место на земле, в котором стоит просить убежища, — это лондонский научно-фантастический магазин Forbidden Planet. После Акихабары становится ясно, что с тем же успехом можно было прикипеть к произвольному ларьку на Ленинградском вокзале. Здесь все то же самое, что на Шафтсбери-авеню, — только в масштабах, скажем, «Ашана». Здешние лавки подобного сорта — не лавки совсем, а многоэтажные ангары, под завязку набитые абсолютно бесполезной на сторонний взгляд продукцией, за которую, впрочем, любой уважающий себя киноман готов незамедлительно продать душу.

Легче всего объяснить вполне физическую радость от посещения Акихабары тем, что в свое время ты элементарно не наигрался в солдатики и теперь наверстываешь упущенное. Но верно это лишь отчасти, в чем убеждаешься оглядевшись по сторонам. Вопреки ожиданиям, торговые залы заполнены вовсе не оголтелыми фриками отаку с крашеными волосами (хотя куда же без них), а в основном степенными японцами мужского пола, сосредоточенно роющихся в залежах покемонов и ящеров. У этих-то господ в свое время явно не было недостатка в игрушечных уродах — и тем не менее они все равно впадают в детство, делая это, впрочем, с неподражаемой основательностью. Скорее всего, для местных жителей ценность приобретения всей этой пластмассы в том, что она дает ощущение уверенности в себе: если тебе действительно нравится радиоактивный ящер, ты можешь совершенно спокойно себе его позволить, не думая о том, что кто-то покрутит пальцем у виска. Уважение к чужим фетишам дает ощущение внутренней свободы. И спокойствия.

Чужаку, впрочем, успокоиться довольно сложно. Несколько часов шопинга пролетают незаметно, и приходишь в себя уже на улице, нагруженным пакетами с динозаврами, солдатами удачи и майками со смыслом. Хочется курить, но вот уже лет десять как в Акихабаре действует строжайший запрет на курение даже на улице. А в гостинице, во время безуспешных попыток запихнуть барахло в сумку, тщетно уверяешь себя, что большинство покупок будет непременно роздана знакомым детям. Но ясное дело, что ни Годзиллы, ни двухголовый Тарантино, ни даже гигантский и, прямо скажем, довольно уродливый человекоподобный робот (откуда он взялся? я вроде его не покупал) не могут отныне принадлежать больше никому. А знакомые дети пусть сначала немного подрастут. И научатся понимать, что в этом мире действительно ценно.