Греческий салат

Античные развалины и торговые развалы в центре Афин сосуществуют в странной и хрупкой гармонии — и чтобы ее понять, нужно не побояться залезть в самые неопрятные закоулки города.

Поездка в Афины обещала быть приятной во всех отношениях — я должен был жить в King George II Palace, лучшей гостинице города, Гидрометцентр прогнозировал солнечные и ясные выходные, короче говоря, у меня были прекрасные шансы наконец-то полюбить этот город, что в мои предыдущие визиты мне как-то не удавалось. Побывав в Афинах до этого три раза, я решил, что лишь ежевечернее возвращение в номер пятизвездочной гостиницы поможет уравновесить не всегда приятные впечатления от прогулок по улицам этого суматошного и некрасивого положа руку на сердце города. Но перед самым отъездом Афины все-таки выкинули фокус, одним махом разрушив все мои планы, — из «Кинг-Джорджа» сообщили, что произошла ошибка в бронировании и свободных номеров на ближайшее время у них нет и не предвидится. Для Греции это, кстати, совершенно нормальная практика. Так что мне предстояло найти себе другое пристанище.

Гостиниц в Афинах много, но найти в них номер в последний момент, да еще и перед выходными, дело неблагодарное. Единственным вариантом поближе к Акрополю оказалась гостиница Amaryllis Inn на улице с поэтическим названием Менандру. И уже с подтверждением бронирования в кармане, перед самым вылетом я решил посмотреть в интернете, что же пишут о моей гостинице и районе проживания другие люди. Волосы встали дыбом. «Амариллис» называли худшей гостиницей в Европе, один человек даже утверждал, что если вы умрете в своем номере, то ваше тело так никогда и не найдут, и что в этом месте стоит оказываться, только если мир рушится и больше просто некуда бежать. Улица Менандру полна наркодилерами, проститутками, настолько грязная, что недавно, во время очередной забастовки мусорщиков, ее даже перекрывала полиция — там просто нельзя было пройти. Ну что ж, все поменялось, но от этого только интереснее — возможно, если мне не удалось полюбить Афины с широкими проспектами, Акрополем, садами, туристами и сувенирами, то вдруг совершенно иное лицо города позволит найти в нем некоторую притягательность?

Первое, что бросилось в глаза, когда я прошел до Менандру несколько десятков метров от площади Омония, — как будто места очень знакомые и я здесь уже бывал. Потом стало понятно — все это напоминает одновременно переулки к югу от парижской пляс Пигаль, сомалийские кварталы в лондонском пригороде Саутхолл и стамбульские улочки в районе Гран-Базара, поднимающиеся от Новой Мечети и пристани Эминёню к площади Беязит.

Те же серые здания неопределенной архитектурной принадлежности, недобрые взгляды стоящих то тут, то там обитателей с самым непредсказуемым цветом кожи — но чаще всего ближе к темно-коричневому, — магазины а-ля Wang Fu, Import-Export или Rajhani Gifts с набором всего, от зубных щеток и дешевой бижутерии до самого невероятного тряпья, на вывесках которых — смесь латиницы, китайских иероглифов, арабской вязи и деванагари; снующие туда-сюда мотороллеры, непонятные персонажи, сидящие на картонках и нюхающие кокаин прямо при свете дня, — и мусор, мусор, мусор.

Гостиница оказалась не так ужасна — правда, в лобби еле помещался человек с чемоданом, в номере 606 на шестом этаже не работали — но хотя бы были — кондиционер и холодильник, но для тех, кто в начале девяностых проводил каникулы в переоборудованных из пионерлагерей домах отдыха Подмосковья такие мелочи не играют особой роли. Была горячая вода, душ, пепельница, кровать и телевизор под потолком с Би-би-си — в общем, большего для поддержания нормальной жизнедеятельности и не надо.

При этом я был всего в десяти-пятнадцати минутах ходьбы от самого сердца туристических Афин — площади Монастираки. Район вокруг площади — один огромный блошиный рынок, с ассортиментом которого не сравнится питерская Удельная или московская платформа Марк — здесь есть не только старые пластинки, книжки по разведению кактусов с черно-белыми иллюстрациями, бронзовые дверные ручки и телефонные аппараты 60-х годов, но и стальные кирасы трехсотлетней давности, мраморные статуи, а также полный набор наследия турецкого владычества — кованые длинношеие кувшины, эмалевые изразцы, кривые ятаганы, старинные кальяны и тарелки с надписями из Корана. Апогей рынка наступает в воскресенье — тогда по переулкам Монастираки из-за выложенного прямо на земле товара и толп покупателей просто невозможно пройти. Главный недостаток блошки — это цены, они неимоверно поднялись во время проведения Олимпиады и опускаться не собираются. Я пытался сторговать серебряный подстаканник, за который с меня попросили аж сто евро, — но при внимательном осмотре обнаружил, что он вообще латунный и покрыт какой-то амальгамой с патиной.

Монастираки плавно переходит в другой торговый район — Плаку, который ориентирован уже исключительно на туристов. Главная улица Плаки, Адриану, — это бесконечные ряды магазинчиков с примерно одинаковым набором: всевозможных цветов и дизайнов футболки и толстовки с надписями «Greece», тарелки, маленькие амфоры с классическими древнегреческими краснофигурными и чернофигурными росписями, медные шлемики, пепельницы, фонарики, флаги, спортивная форма «Олимпиакоса», «Панатинаикоса» и АЕК и прочая туфта. Впрочем, среди них попадаются и хорошие места — например, ювелирные магазины с музейными копиями, где можно купить совершенно прекрасные кольца, серьги, ожерелья и браслеты из настоящего золота с рубинами, сапфирами и изумрудами, воспроизводящие предметы разных эпох из греческих музеев — от грубоватых минойских украшений образца 1500 года до н.э. до вычурных византийских драгоценностей, и все это ручной работы и по очень хорошим ценам. Но такие места еще надо поискать.

Плака своими узкими турецкими улочками карабкается по северному и восточному склону Акрополя, и кварталы повыше отданы на откуп неимоверному количеству таверн. Настойчивые зазывалы ресторанчиков словно предлагают хоть какую-то индульгенцию всему, что творится на афинских улицах, и греческая еда с этим действительно неплохо справляется. Тот самый «Греческий» салат — нарезанные чуть ли не пополам огромные помидоры, огурцы, кольца красного лука, огромные зелено-коричневые оливки и глыба феты, все это щедро сдобренное оливковым маслом, — такое блюдо просто невозможно испортить. Тушенный в винном соусе петух — сразу и нежный, как курица, но и чуть-чуть волокнистый, на зуб похожий на кролика. Пока не обглодаешь все косточки, ни о чем, кроме петуха, думать невозможно. Жирная мусака из баклажанов, картошки и бараньего фарша. Сверху заливаешь все это кувшином домашней рецины — у меня после ряда путешествий по Греции развилась настоящая зависимость от терпкого белого вина янтарного цвета. Правда, за простецкий ужин в таверне придется выложить денег сравнимо с ужином в ресторане средней руки в центре Москвы или Лондона.

Между Акрополем, Монастираки и Плакой расположена древняя Агора — частично это так или иначе восстановленные детали античных стой, откуда пошла вся мировая демократия и философия, большая же ее часть — этакий городской парк с тропинками среди деревьев, жутковатого вида древних каменных глыб и с собственной жизнью: вот явно сидят какие-то албанские гопники с пивом, вот под деревом одинокая девушка неумело перебирает струны дешевой гитары. Куда-то сюда скидывали убийц со скалы Ареопаг, грозно нависающей над парком. Туристов в парке мало, они как раз все сидят на отполированных веками камнях Ареопага — оттуда открывается неплохой вид на город.

Ну а над всем этим владычествует Акрополь — белеющий мрамором днем и ярко подсвеченный ночью, — где бы вы ни были в центре, почти везде у вас на виду будут укрепленные стены холма, с которых за вами подглядывает хитрый глаз храма Эрехтейон. Именно Акрополь придает смысл всему, творящемуся под ним, — например, если убрать из центра Москвы Кремль, то кажется, что ничего радикальным образом не изменится, уберите же из Афин Акрополь, и город станет хаотическим скоплением довольно некрасивых зданий, в котором властвует бесконечный и бессмысленный базар. Районы города отличаются по большому счету друг от друга только тем, что в одних торгуют сувенирами и старьем — дорого, а в других — китайским ширпотребом, наркотой и телом — за бесценок. Видимо, олимпийские боги до сих пор покровительствуют этому странному городу и мраморное великолепие храмов Акрополя создает ту гармонию, хрупкую и вместе с тем необходимую для оправдания его существования. Бесконечный дуализм, черное и белое, плюс и минус, от горнего мира с безупречной дорикой Парфенона всего двадцать минут пешком до глубочайшей клоаки, где семь смертных грехов, кажется, выбиты на каждой стене и на лбу первого встречного.

Так и я каждый вечер возвращался домой, в лабиринт грязных улочек вокруг площади Омония. На моей улице днем разворачивался какой-то бангло-африканский рынок, поэтому вся она с наступлением темноты оказывалась завалена обрывками картона и раздавленными овощами. На соседней улице, Сократу, между прочим, всю ночь пробка и сигналят машины — здесь снимают чернокожих проституток с огромными сиськами и задницами, на самой Омонии круглосуточно кипит жизнь, туда-сюда проезжают стаи желтых такси, а в газетных киосках продают даже виски и узо. Я покупаю ворох местных русскоязычных газет — говорят несколько лет назад в «МК — Афинский курьер» можно было прочитать про колбасу-убийцу и о том, что от новых евро у людей слезает кожа с рук. Еще беру набор алкоголика — двухсотграммовый мерзавец анисового Ouzo Mini и полулитровую бутылочку воды — и плетусь в свою гостиницу выяснять, что же на самом деле творится в этом абсолютно непонятном месте — возможно, здесь не обошлось без колбасы-убийцы.