«Не представляю себе Москву только внутри МКАД» Главный архитектор Генплана Андрей Гнездилов о Большой Москве и городских промзонах
В Институте Генплана Москвы происходят большие изменения: в феврале сменился его директор, теперь главным архитектором института назначен Андрей Гнездилов из бюро «Остоженка» — причем раньше такой должности вообще не было. «Афиша» обсудила с Гнездиловым его назначение, будущее Большой Москвы и трансформации городских промзон.
— Если зайти на сайт НИиПИ Генплана, то такая должность, как главный архитектор, там еще не значится.
— Пока есть только приказ, подписанный новым директором, — утвердить должность. Она была раньше, потом, насколько мне известно, ее упразднили, когда Сергей Ткаченко стал директором института: поскольку он сам архитектор, эта должность была не очень нужна. Следующий директор Генплана, Эрнст Мавлютов, тоже был архитектором. Когда Карима Робертовна Нигматулина стала директором института, — а по образованию она математик и экономист, специалист в области теории управления, — ей потребовался архитектор, который бы занимался архитектурными вопросами.
— У нас уже есть главный архитектор города, в чем между вами разница?
— Главный архитектор Института Генплана отвечает за проект развития города, а главный архитектор города отвечает и за постановку задачи, и за реализацию. Конечно, это очень совместная работа, — собственно, меня Сергей Кузнецов и познакомил с Каримой Нигматулиной, которая пригласила меня работать в институт.
— Вообще, конечно, еще несколько лет назад приглашение человека не из номенклатуры, а из частного архитектурного бюро на такую должность в Институт Генплана было непредставимо. Как вы думаете, с чем это связано?
— Думаю, одной из главных причин явилось то, что мне посчастливилось участвовать в международном конкурсе на Концепцию развития Московской агломерации. Это повлияло и на мое решение тоже — год назад я бы не мог себя здесь представить. Наше участие в том конкурсе — это как обучение в университете экстерном: мы слушали других участников, которые являются ведущими урбанистами мирового уровня, и учились — и сами у себя, и у города, и у наших коллег. На семинарах была атмосфера мозгового штурма. Все делились своими идеями, эти идеи становились общими — практически это был формат консультаций. Это и принесло свои плоды в итоге конкурса.
«Где заканчивается зона ответственности соседа и начинается моя? Вот дети знают, где заканчивается их двор, потому что в соседском можно и по шее получить»
— Вы будете продолжать работать над развитием агломерации в новой должности?
— Конечно, я участвую в процессе — практически ежедневно проводятся совещания, обсуждения работы по территориям Новой Москвы. Я не представляю себе Москву вне агломерации, только внутри МКАД. Первое решение которое я хочу внедрить, — о том, чтобы в институте никогда не показывали схему Москвы, обрезанную по МКАД. Должна быть общая карта, куда должны войти не только эти самые «присоединенные территориии», но и Мытищи, и Люберцы, и Видное, и Химки. У развития всего этого Большого Города должны быть общие принципы. Когда-нибудь и управление агломерацией станет общим.
— Какова роль главного архитектора института в этом процессе?
— Главный архитектор института, как любой человек, может или влиять, или преступно бездействовать, глядя на произвол стихии. Профессионал должен организовывать процессы, пытаться их правильно направить.
— Институт Генплана все-таки довольно закрытая структура, как вы будете налаживать взаимодействие с другими участниками процесса?
— Формат этого конкурса был очень показателен, потому что в качестве экспертов были весьма значимые фигуры — лучшие силы и со стороны Института Генплана, и со стороны географов, и со стороны социологов. Я хотел бы проводить в институте семинары, где бы выступали ведущие специалисты в разных областях. Моя идея — объединить все позитивные усилия максимально большого количества специалистов. Действительно, институт Генплана всегда был структурой повышенной секретности, что в основном было связано с засекреченными геоподосновами. Сейчас порог этой секретности снижается, мы теперь все пользуемся открытыми подосновами, космическими снимками, Google, Wikimapia, где даже подписаны номера воинских частей.
— Что вы постараетесь изменить в подходе к градостроительству?
— В нашей практике существует одна парадоксальная вещь — наши нормы проектирования не рассматривают вопросы собственности и соседства. При этом почти все зарубежные нормы рассматривают это чуть ли не в первую очередь: что можно делать, не мешая соседу. Где заканчивается зона ответственности соседа и начинается моя? Вот дети знают, где заканчивается их двор, потому что в соседском можно и по шее получить. Понятия категорий собственности у нас отсутствуют в городской практике, зато есть никому не понятная «придомовая территория». В городе должны быть ясные правила, городской строительный устав — до 1917 года этот устав строго соблюдался. Горожане — это некая общность со своими принципами общежития. Клетки создают ткань, а у клеток обязательно есть граница, мембрана называется (Рисует на бумаге клетки). Если нет мембраны, то клетка перетекает и разрушается. Мы должны восстановить эту клеточную структуру, понять, где чья зона ответственности, а для этого нужно менять идеологию развития городской ткани, нормы градостроительного проектирования.
— А что будет с существующим генпланом Москва-2025?
— Он будет откорректирован. Во-первых, Москва изменила границы — у нее появились новые территории на Юго-Западе (рисует сектор). Я отношусь к этому новому участку как к прототипу. Поскольку агломерация равномерна во все стороны, не стоит рассматривать этот сектор как единственно возможное направление развития. То есть, это такой пилотный проект, который будет со временем распространён по всем секторам круга.
— Какие идеи вам хотелось бы воплотить в первую очередь?
— Мне кажется, город сильнее нас, мы просто должны угадать его движения и помочь его естественному развитию. Например, Малое кольцо Московской железной дороги, которое раньше было каркасной основой промышленного пояса, уже готовят к пассажирскому движению. К чему это приведет? Весь этот индустриальный пояс, который сформирован вокруг железных дорог, является отдельной системой. Это город, который лежит внутри нашего, знакомого всем города. Но мы этот город не знаем, мы туда не ходим, нас туда не пускают. Он мешает нашей жизни, мы не можем через него проехать, зато туда притягиваются фуры, там скапливается всяческий криминал. И вот если по этому кольцу начнут ездить не платформы с углем и цистерны с мазутом, а удобные городские электрички, и город начнет разрастаться вокруг новых пересадочных узлов, то со временем мертвая ткань заместится нормальной городской тканью. Надо городу помочь это сделать. И еще надо вернуть городу реку, которую он почти не замечает. Короче, сначала надо прибраться, и жизнь наладится. Я москвич, и мне казалось, что я хорошо знаю Москву, но я не ожидал, что в результате этого конкурса я так влюблюсь в этот город и в то, как он живет. Сейчас, правда, болеет…
— Вы изрисовали пять листов за время нашей беседы — не будете скучать по творческой работе?
— А, по-моему, впереди очень творческая работа…