Бедный Эрик

«Русский авангард»

Голландский архитектор Эрик ван Эгерат прилетел в Москву в полпятого ночи — специально для заседания общественного совета, который должен был окончательно утвердить его комплекс «Русский авангард». В одиннадцать утра Эгерат, высокий загорелый человек в черном костюме, черной рубашке и золотом галстуке, врывается в офис компании «Капитал Груп» — компания собирается строить «Авангард» на месте заброшенной фабрики между новой Третьяковкой и Большой Якиманкой. Первое, что попадается Эгерату под руку, — номер «Афиши» с его соотечественником Ремом Колхасом на обложке. «Господи, а этот что тут делает?» Разговор переходит к «Русскому авангарду» — пяти башням в стиле пяти художников 1920-х: Кандинского, Родченко, Малевича, Поповой и Экстер. Больше всего Эгерата волнует «Малевич» — прозрачная оплывающая свеча. «Все кричат: это не Малевич! Но это именно то, что я вижу в Малевиче. Да, на картине «Белое на белом» — два квадрата, застывшая структура. Но внутри я вижу огромное пространство, очень мягкое, как облака, космос, как вечность, как что угодно. Я приехал сюда строить свое собственное здание, а не молиться на русский авангард», — на этом месте Эгерат падает на колени и вскидывает руки к навесному потолку.

Разговор продолжается на языке жестов: «Нью-Йорк большой вот так (Эгерат тянется вверх), Лос-Анджелес большой вот этак (разводит руками в стороны), а Москва — и так и этак. Мне нравится здешнее сумасшествие, здешняя грубость, даже здешняя привычка ко лжи — когда русские лгут, они очень честны. Это все так по-детски, тут просто все впереди». Район, где собираются возводить «Русский авангард», вызывает у него не такие теплые чувства. «Когда я в первый раз увидел Дом художника, я подумал: вот дерьмо. Но теперь я понимаю, что и у него есть душа, характер, сексуальность. Вот «Президент-отель» — это настоящее дерьмо, элементарная неграмотность. А ЦДХ — это такое чистое воплощение не-архитектуры, простоты, модернизма, преувеличенное до смешного. Я думаю, они прекрасно будут смотреться с «Авангардом».

В полпятого вечера в конференц-зал Москомархитектуры набивается до сотни людей. «Это возвращение русского авангарда туда, откуда он вышел, — в Третьяковку», — комментирует главный архитектор города Александр Кузьмин. Лужков интересуется: «А что если Третьяковка переедет?» — «Тогда останется память», — находится Кузьмин. И вообще, добавляет он, такое соседство может сдвинуть с места реконструкцию ЦДХ. «Микеланджело говорил: чтобы создать скульптуру, надо взять кусок белого мрамора (то есть нынешний Дом художника) и отсечь все лишнее». — «Это Роден», — поправляет мэр. Начинаются прения. Всем не нравится нынешняя Якиманка: «Там нет ни одного стоящего здания — одни муляжи и подделки». Эгерата в основном хвалят: «Его принятие скажет об открытости и демократичности города», «Это огромное достижение, свидетельствующее о нашей культуре». Правда, выясняется, что две башни стоят в охранной зоне церкви Ивана Воина, но эксперты считают, что это не проблема. Серьезнее то, что «происходит ухудшение восприятия церкви с правительственной трассы» и что у злополучного «Малевича» обнаружился «падающий в сторону культового здания абрис». Эгерат крутит очки. К каждой башне есть мелкие претензии: «Кандинский» — слишком яркий, «Попова» выпадает из масштаба, в «Экстер» надо добавить все той же загадочной колористики. Над «Малевичем» тучи сгущаются всерьез. «Все равно «Малевич» ниоткуда не виден. Убрать его — и с этим можно согласиться». Эгерат начинает грызть очки. У вице-мэра Иосифа Орджоникидзе свое решение проблемы видимости: нужно перенести «Русский авангард» на Якиманскую набережную, прямо напротив Петра. Тогда «туристы с наших трамвайчиков тоже смогут его рассмотреть». Последним выступает мэр — подбоченясь, рука в кармане брюк, в глазах хулиганский блеск. «Я хочу задать себе несколько вопросов. Является ли этот проект интересным для Москвы? — Да. Это нечто необычное, в чем-то даже улавливающее наш характер и философию, и не нужно бояться моментов, характерных для авангарда, импрессионизма и модерна». Мэру тоже не нравится Якиманка: «Когда я проезжаю по ней, у меня возникает боль и раздражение по поводу того, что мы сделали с Москвой. Но вот украсит ли нам это Якиманку? Вот здесь и возникает внутренний червь сомнения... Нет вопросов — хорошая вещь. Но ее нужно взять и найти ей другое место. Но вот так вот внедрять в уже практически испорченное — нельзя, плохо, неправильно». Возможные варианты ссылки, по мнению Лужкова, — Сити, Красные Холмы, Олимпийский проспект: «Вот там это будет видно, будет красиво». «Так, — резюмирует Кузьмин, — следующий вопрос о здании Межбанковской валютной биржи. Ну здесь без червей».

Это уже потом Эгерат и «Капитал Груп» выступят с заявлением: дескать, они рады принципиальному одобрению проекта и надеются найти ему новое место — поблизости от первоначального. Возможно, им даже удастся воспользоваться предложением Орджоникидзе — но тогда вместо заброшенной фабрики придется снести часть Парка искусств. А пока Эгерат перед зданием Москомархитектуры растерянно повторяет: «Как же так? Все за, а он вышел, сказал «нет», и что — все?»