Несколько дней с владельцем «Республики»

Кадеты, бандиты и первый фарш

В «Республике» на «Маяковской» на втором этаже весит огромная доска, желающие вешают там всякую всячину. Кто-то продает обувь, кто-то вывешивает свой военный билет или пропуск на китайский рынок. Дымов читает послание некоего школьника: «Почему я ругаюсь матом? Когда я был маленьким, дяди нам строили дом, и я всегда старался помочь в строительстве. Если у них что-то не получалось, то они ругались матом. И мои первые словами были матерными. Сейчас я употребляю мат в анекдотах, в обыденной речи и всегда стараюсь не ругаться при родителях. А то будет полный… Ваня Виноградов, 13 лет. Город Королев, школа №113». Дымов продолжает: «Почему я все-таки ругаюсь матом? Иногда мне лень думать, и я просто добавляю «б...ь». Иногда меня плохо слышат, и это помогает сконцентрировать внимание собеседника. Когда злюсь — это расслабляет. Многие считают, что мне это идет. Иногда просто нет лучших слов для описания происходящего. Я часто думаю, засоряет ли это мою и вообще речь в целом? Вадим, 35 лет. Москва». Это уже творчество самого владельца «Республики». Дымов дергает за соседнюю бумажку — кто-то ездил на пикник: «Уголь, шампуры, стаканы, сок, кетчуп, майонез, кола, пиво 5 литров, водка 2 литра». Тут же «Условия поступления в Суворовское училище». Это тоже Дымов, он когда-то учился в Суворовском. «Я родился в Уссурийске, процентов 50 населения военные. И семья была у нас военная, и в гости ходили одни военные. Так что я себя мог представить только военным. У нас было единственное на Дальнем Востоке Суворовское училище. Помню, как туда попал. Стою в майке и трусах «Динамо–Киев». И за разговоры ночью меня отправляют мыть туалеты. До пяти утра их мыл, потом на занятиях уснул, и два наряда влепили. Целую неделю не могу вырваться из этого круга. Проспал — наряд, а наряд — проспал. Проспал на занятиях — новый наряд. Только на втором курсе все стало получаться. После Суворовского поехал учиться в Донецкое высшее военно-политическое училище. Потом, правда, я все равно ушел и попал в регулярную армию. Служил под Киевом — одни алкоголики, боеприпасы, вывезенные из Европы, валялись повсюду. Разруха и пьянство. Это конец перестройки был, и я понял окончательно, что армия для меня закончилась».

Мы встречались с Дымовым 4 раза. Каждый раз я узнавал что-то новое о его увлечениях. О колбасе (у Дымова 6 мясоперерабатывающих заводов по всей России), пивных ресторанах «Дымов №1» и магазинах «Республика» знают более-менее все. Из менее известного — гончарная мастерская в Суздале и только что открывшееся книжное издательство «Третья смена». Еще вот, оказывается, он катается на мотоцикле, играет на электрогитаре, стреляет по тарелкам, коллекционирует старые советские магнитофоны, современное искусство и винил. На выходных он то в Европе, то во Владивостоке, то в Суздале, где выстроил себе дом с баней. Напрашиваются два вопроса. Во-первых, как он все успевает? Во-вторых, как при этом можно тратить столько времени на общение со мной? «Да ничего я не планирую. Стыдно признаться, но не планирую. Опаздываю постоянно. Особенно с утра. Допоздна работаю и утром долго сплю. И ничего с собой поделать не могу. И пусть не обижаются — я вот ни на кого не обижаюсь. Иногда думаешь: надо на него обидеться. На сволочь эту. А никак не получается. На самом деле так самому комфортнее, проще жить».

После университета Дымов работал во Владивостоке помощником председателя суда. «Колбасой я случайно занялся. Товарищ один у меня есть, вот он колбасу и предложил. Если бы творог предложил, был бы творог, а не колбаса. Все в жизни происходит случайно. В моей уж точно случайно». Из интернета мне стало известно, что за производство всей колбасы поначалу отвечал Володя, бывший корабельный кок. Именно он мешал первые фарши. При этом интернету ничего не известно о том, как Дымов в лихие 90-е разбирался с бандитами. «А у меня были связи! Я же на профессионального военного учился. Так что все здоровые парни были, спортсмены. Мы все вместе держались. Я ни разу братве ни копейки не заплатил. Всегда с ними договаривались. Но при этом всегда приходилось быть очень жестким. У нас в России вообще к друг другу очень жесткие требования. И в дружбе, и в бизнесе. Мы, русичи, нетерпимые, уважаем сильных, а слабых презираем. — Дымов очень любит слово «русичи», употребляет его как минимум раз в 15 минут. — Так что я с бандитами сталкивался многократно. А в последний раз такой был случай. В 2001 году приехал в Донецк на встречу однокашников. Мы сидели, выпивали. Один мой одногруппник что-то расспрашивал, рассказывал. И вдруг кто-то через несколько столов начал его оскорблять, материться. Я говорю, Макс, тебя унижают. Иди скажи: «Я не такой, вы ошиблись». А приятель испугался. Пришлось мне. Подхожу, а меня встречают ударом в челюсть. Кусок зуба отлетел, во рту чувствую дуло пистолета. А поскольку разговор был мужской, он мне задал вопрос. По-донецки это звучало так: «Ну шо, петушара, зассал?» Я говорю: «В принципе — да. Зассал. Но я не петушара». Так вот, а ствол все во рту. Такой люгер сумасшедший. Я не особо испугался. Просто подыграл ему, чтобы голову бездарно не сложить — парень на наркоте был. А тогда в Донецке правил Ренат Ахметов и его окружение. Оказалось, это его люди гуляли. И даже когда приехала милиция, они сначала его избили, пистолет забрали, а потом оружие вернули. Это я все к тому, что братва у меня не вызывала никакого трепета. Они всегда существовали где-то рядом, я никогда не присоединялся к ним. Мне нравилось движение неприсоединения, индепендент такой. Вот я и музыку слушаю индепендент, английский независимый рок».

Дымов любит во время разговора сам с собой играть в интервью. Сам вопросы задает, сам отвечает. Чем больше ему нравится разговор, тем чаще он применяет этот прием.

— Вадим, а к какому стилю по жизни вас можно отнести?

— Ну, знаете, Вадим… М-м-м. Ну такой инди, индепендент.

Независимость и суверенитет Вадима Дымова обеспечивается внушительным золотовалютным запасом. Его личное состояние оценивается в 100 миллионов долларов. Сам Дымов утверждает, что понятия не имеет, сколько у него денег. «Я не запарен на деньгах. Могу на миллион ошибиться. Может быть, все будут над этим смеяться, но я правда не знаю, сколько у меня денег на счетах, и сколько в кошельке сейчас, не знаю. Знаю, что есть. Тысяч 50 всегда есть наличными. Мало ли — пошел в ресторан, внезапно подошла компания». Через несколько дней я приезжаю к Дымову на завод, мы садимся обедать — борщ, рис, гуляш; входит охранник. «Вадим Георгиевич, сколько денег брать?» Дымов: «50 тысяч и тысячу долларов, а нет, возьми 75 тысяч рублей. А вообще возьми сотку». Мне было известно уже, что на следующее утро Дымов улетит в Штаты, и вряд ли ему там потребуются рубли — а вот после нашей встречи он как раз собирался в ресторан. «Вот внезапным друзьям повезет», — думаю. «Для меня деньги — это свобода. Можно улететь в Осло. А почему Осло? Ну не был я там. А кроме того, деньги для меня эквивалент собственного успеха». У Дымова есть золотой телефон Vertu за 18 тысяч долларов. Подарили как-то. Теперь лежит дома, пылится. «Я его один раз включил, посмотрел и выключил. Так и лежит. Мне это напоминает такую разводку для богатых закомплексованных лохов. Я просто физически не могу прилюдно использовать подобные вещи. Скорее мне понятен Билл Гейтс, который отдал свои миллиарды благотворительным фондам. А русичам, — Дымов снова использует любимое слово, — этого не понять. Зачем такую кучу денег отдавать, лучше купить какой-нибудь очередной Магнитогорский комбинат».

Формальный повод для нашей сегодняшней встречи — появление издательства «Третья смена». Первая книжка «Готовим по-французски» уже вышла, при этом с концепцией и дальнейшими релизами пока все не совсем ясно. Единственное, что уже точно известно, — в ближайшее время появится книга некоего Антона Борисова «Кандидат на выбраковку». «Это такая остросоциальная литература. Меня судьба парня этого взволновала. Он очень серьезно болен. Его нашли в блогах, списались. Оказалось, что он родился во Владивостоке, потом жил в Волгограде, а сейчас в Америке. У него очень редкое заболевание. Он вот такого размера, — Дымов разводит руки в стороны, выходит, Борисов не больше метра. — Это стеклянная болезнь, то есть при малейшем сотрясении тела ломаются кости. Но при этом у него очень неплохая, светлая голова. Книжка о том, как такие люди живут в обществе. А издаем не потому, что жалеем. Мне действительно кажется это нужной литературой. А каких-то более четких планов и вправду нет. Вот звонят из «Коммерсанта», спрашивают о планах. Я говорю, да нет у меня их пока. Они не верят, требуют сумму, объемы». Тут Дымов снова включает излюбленный прием — беседу с самим собой.

— Вадим, вы же успешный бизнесмен. Назовите сумму!

— Напишите «десять миллионов».

— Вадим, в месяц или в год?

— Напишите «в месяц».

«Проходит несколько минут, и они перезванивают. Говорят, что не поняли, сумма в долларах или в рублях? Я им — в долларах. Они так ошарашено: «10 миллионов долларов в месяц?» А я им уверенно: «Да нет же! В год!» — Дымов снова хохочет. — После этого уже несколько деловых предложений поступило. А у нас тут я, да три хромых, да один слепой».

Когда я ухожу из кафе в «Республике», Дымов начинает хвастаться. Вот Путин-свечка, вот вышитый Пушкин. Пушкиных тут вообще собирают. Тут же шлем космонавта, кубик Рубика. «А где у нас Бог?» Бога потеряли. Я предлагаю поджечь Путина. Доверенное лицо «Единой России» Вадим Дымов тут же соглашается.

Колбаса, гитары и борщ

Венгерские колбаски, одесская колбаса, колбаса уссурийская, молочные сосиски, баварские и франкфуртские сосиски, сосиски мини, докторская колбаса, ветчина к завтраку, русская колбаса, докторская колбаса ручной вязки, любительская в синюге, ветчинные сосиски, колбаски шашлычные, колбаски с сыром, колбаски белые мюнхенские, краковская колбаса, салями туриста. Это мы с фотографом приехали на завод и наткнулись на ларек «Дымов». Внутри крашеная блондинка под пятьдесят. Вадим традиционно опаздывает. Спрашиваю у продавщицы: «Вы самого Дымова видели?» Ответ просто сногсшибательный: «Конечно, он у нас колбасу покупает».

В приемной стоят дымовские гитары. «Я играю, — говорит Дымов, — и других директоров подсадил. — Открывает кофр, внутри шестиструнный электрический бас Yamaha. — Это брат родной играет. Группа называется Double Standarts, играют что-то вроде Incubus. У нас студия есть — у мамы, на третьем этаже. И барабаны есть, и клавиши, комбики». Тут же изразцы из суздальской гончарной мастерской Дымова. Надписи на них гласят: «Богат, да глуп», «Оба два, ни в одном добра», «Нет мира между нами». В углу кабинета я натыкаюсь на предмет явно из мира контрразведки — «Схема проекта Зорге. Вариант 4». На белом листе чертеж какого-то здания. Чуть позже выясняется: Дымов строит очередной колбасный завод. На улице Зорге.

Мы идем по заводу. «Здесь отдел маркетинга. Здесь снабжение. Сереж, здорово. Отдел продаж, юристы. Здрасте. А вот Антон, привет. — Дымов здоровается почти с каждым сотрудником. — У нас тут очень правильный микроклимат, никто не орет, все знают четко, что им делать. Мне здесь даже комфортнее, чем в «Республике». В бухгалтерии очередная картина Майорова — «все мастихином нарисовано». На заводе работают 1500 человек. Вряд ли, конечно, Дымов знает всех, но при мне он назвал по имени человек 30. Чуть ли не единственный, кто остался безымянным, — то ли таджик, то ли узбек с белой маской на лице, ковырявшийся со шваброй на входе. Но и того Дымов потрепал по плечу.

Дымов почти бежит передо мной по коридору, обложенному белым кафелем. На нем белый халат, белые выглаженные брюки, белая бейсболка и белые кроссовки. На входе в цех приходится вставить руки в какие-то металлические устройства. На ладони льется жидкость — это спирт. Загораются две зеленые лампочки — значит, все, руки чистые, можно колбасу делать. Ноги в это самое время тоже как-то омываются — приходится топать в бахилах по специальным лужицам. Вокруг машины и люди лепят сосиски, вареные колбасы висят в специальных контейнерах, какие-то бинты, все шумит и жужжит. Ко мне подходят и просят надеть маску: «На бороду, пожалуйста. Извините, правила для всех». В цеху еще двое бородатых — и вправду оба в масках.

Поднимаемся наверх. Тут любимый дымовский цех — сырокопченых колбас. Опять спирт на руки, опять бахилы в воде. На стенах — огромные цифровые экраны. Это специальные австрийские компьютеры, контролирующие весь технологический цикл: температуру и всякие параметры, необходимые для правильного копчения. Если что не так — австрийцы по интернету залезают в эти машины и все решают прямо из Австрии. Главный местный специалист, Татьяна Павловна, проводит экскурсию: «Колбасы хранятся в камерах. Вот тут наши колбаски теряют до 20 процентов влаги». Копченая — местная гордость. А про вареную Дымов говорит с презрением: «Она за один день делается. Вот мы сейчас новый завод в Дмитрове делаем — там вареной вообще не будет».

Идем в столовую. Маленькая комната, метров 12. Холодильник завален колбасами и водой. «Я здесь хочу «Дымов №1» сделать. Для своих». Секретарша приносит обед: борщ с мясом, рис с гуляшом, салат из огурцов, помидоров и ветчины. Разговор приобретает какой-то абсурдный характер.

— Как же у вас спирт не воруют, которым руки моют?

— Сделай нормальный стул, стол, накорми. Тогда и воровства не будет. Вот у нас на заводе воровства нет. Я создал маленькое локальное сообщество, где нет воровства, где нет хамства, где все уважают друг друга.

— Боятся, видно, вас. Вот и не воруют. А борщ вкусный у вас.

— Что, борщ? А ну да, вкусный… Так я по поводу воровства. Нужно добиться лояльности, а не страха. Помню, как в армии старший офицер сразу говорил: «Слышь, ты, че мозги еб...шь?» Это эффективно, но невежливо. Не мой метод.

Переходим к рису с гуляшом, я рассказываю про писателя Сорокина, которого только что сбил КамАЗ. Дымов останавливает меня как раз тогда, когда я перехожу к конспирологической версии происшедшего. «Вот я как-то перелетел через такси. На мотоцикле ехал, а таксист из крайнего левого ряда резко пошел в правый, где я ехал. В общем, перелетел через крышу. Ну ничего. Сгруппировался, выжил. Пара царапин, и все. Таксист выбежал из машины, и на меня. Я его каской по башке треснул». — «Как каской?» — «Он выскочил и кричит: «Ты че глаза выпучил?» И подбегает ко мне. Я говорю: «Вы понимаете, что я чуть не умер, чуть не разбился. Вы искали дом, это очевидно. Я вас давно заметил. Вы не обижайтесь, но я вас каской двину по башке. И двинул. Он кричит: «Ой, больно, больно, больше не надо», а я говорю, что больше и не буду. Я людей старше себя много не бью! Но потом я даже извинился. Говорю, извините, что я вас каской ударил. Я хотел кулаком, но потом понял, что будет больнее. А каской более назидательно. Вы это надолго запомните». Надеюсь, он больше так не перестраивается».

«Макдоналдс», Суздаль и баня

Дымов опять опаздывает. Договорились вместе поехать в Суздаль. Вроде бы в 10 утра должны встретиться около его завода в Крылатском. Я, похмельный и невыспавшийся, приехал в 10.40. Позвонил Дымову — тот еще спит. Приехал около 12, оказывается, вчера где-то выпивал. Фактически с горя — на днях его ограбили в итальянском посольстве. «Представляешь, проходит посол, мы здороваемся, тут же карабинеры стоят. Я оборачиваюсь, а портфеля нет. Выходит жена посла: «О, господин Вадим, извините, у нас такое очень редко случается». А охранники тут же мне выдают, что у них это постоянно. А портфель Ralph Lauren я только что в Нью-Йорке купил. Первый раз вообще портфель понравился по-настоящему. То есть только вот купил, и сразу украли вместе с паспортом, айподом, бумагами. Так самое смешное, что на следующий день мне прислали приглашение: «Его превосходительство посол Итальянской Республики приглашает вас на прием». То есть зайдите купите новый портфель и приходите к нам».

В суздальское поместье Дымова кроме нас собирается целая компания, своего водителя вместе с мини-вэном Вадим отдал друзьям. Кроме прочих в гостях должен оказаться лучший друг Дымова — Алексей Поляков, физик и банкир, который, если верить Вадиму, постоянно пьет шампанское и ходит в разных носках. Полякову Дымов отдал свой старинный синий «ягуар». Мы с Дымовым едем на его джипе «тойота», Вадим за рулем. «С нами еще, может, и Лагутенко отправится. Вчера его видел, вроде загорелся. Надо ему позвонить. — Мы залезаем в машину, Дымов включает Maximo Park. — Обалденно нравится». И тут же останавливается. У того самого колбасного ларька, содержимое которого я изучал в первый свой приезд сюда. Картина такая. Крылатское. Открытый Land Cruiser, из которого несется английский рок из Ньюкасла. И Дымов покупает в ларьке «Дымов» колбасу «Дымов». Именно что покупает! «Пожалуйста, батон вот этой сырокопченой и килограмм той. И четыре паштетика дайте».

Дымов пропагандирует Владимиро-Суздальскую Русь с 2001 года. Тогда он оказался там впервые, а уже через год отстроил себе дом. С тех пор довольно регулярно — как минимум раз в месяц — вывозит туда тусовки из Москвы. Как-то приезжал даже принц Майкл Кентский — посмотреть гончарную мастерскую, которую Дымов построил в Суздале. «Я позвонил своим ребятам, попросил узнать, есть ли возможность принцу выделить в Суздале одного гаишника с машиной. Ну так, на всякий случай». Через несколько дней Дымов отправляется встречать принца, во Владимире его останавливает милиция. «Проезд в Суздаль закрыт, поворачивай на х..!» — «У меня там дом. Я домой еду. А что случилось?» — «Король приехал!» Выясняется, что после звонка Дымова «своим ребятам» Владимирское УВД запустило спецоперацию, в которой задействовано несколько сот милиционеров, автобус ОМОНа и некий полковник, который не пускал Дымова в собственную гончарную мастерскую. «Он на меня заорал: «Вы куда?! Царская особа приезжает, здесь парковаться нельзя». Дальше полковник потребовал у Дымова список сотрудников, состоящих на учете в психоневрологическом и наркологическом диспансере, и сертификат дымовского буфета. «Я ему объясняю, что буфет для своих. Зачем вообще нужен сертификат? А он на меня орет: «Чтобы у меня принц не обосрался!»

Мы останавливаемся около балашихинского «Макдоналдса» и оказываемся в конце длинной очереди. Дымов вспоминает про вчерашнего Лагутенко, который вроде собирался с нами в Суздаль. К тому же Илья недавно предлагал Дымову открыть китайский ресторан. Подходит наша очередь. «Картошку будешь? Тогда нам две больших картошки, двойной чизбургер, макчикен, 9 макнаггетсов, сырный соус, кетчуп. Все с собой». Пока ждем двойной чизбургер, Дымов набирает Лагутенко: «Илья, мы вот с народом в Суздаль едем. Не можешь? Ну ладно, а помнишь наш разговор про китайский ресторан? Давай лучше бар сделаем? Мы на выходных с Новиковым в Нью-Йорке были. Там отличные места есть, в Москве таких нет. Лучший бар будет в Москве. Согласен? Отлично. А я тебе наберу яблок суздальских, привезу. Ну все, давай тогда!»

Возвращаемся в джип, трогаемся, на ходу жуем картошку с бургерами. Играет группа Justice — из серии «Республика рекомендует». Совершенно непонятно, конечно, как этот человек умудряется соединять в себе качества веселого европейского расп…дяя и хваткого жесткого бизнесмена-русича (пользуясь терминологией самого Дымова). «Так я же борюсь с этим бизнесом. Я сейчас себе вживляю другой бизнес. Можно назвать это арт-бизнесом. Даже не в смысле бизнеса, а в смысле мироощущения. Деньги нужно творчески использовать. Дружбан мой, Леха Поляков, тот, что в разных носках, вот умеет правильно жить и многому меня научил. Не человек, просто роскошь какая-то. Роскошь. Я с ним в Париже познакомился, он там в тулупе ходил. Так мало того — он и на лыжах только в этом тулупе катается. В Куршевель приезжает в тулупе, олигархов пугает. А если увидишь его шлем, а мы с ним еще и на мотоциклах вместе ездим, то будешь рыдать. Знаешь, какой у него шлем? Как у Моргунова в фильме «Кавказская пленница». Вот в таком же оранжевом шлеме Леха ездил вчера по городу. Он же банкир — так что в костюме, в шлеме в этом и на мотоцикле, а галстук развевается. В общем, на русича не похож он. Добрый, нежадненький. Человек люкс. Он мне открыл новую жизнь, помогает он мне очень. — Тут нас подрезает какой-то джип. — Гнида конченая! — Дымов улыбается: — Гнида, какое хорошее слово. Забытое».

Проезжаем Покров. Звонит тот самый Поляков. «Леха, вы лохи! Зато у меня есть с собой «Москва–Петушки». Сегодня буду вам зачитывать. Там описывается как раз эта дорога, по которой мы едем. Когда? Завтра? Нет, давай мы повторим это дело в следующий раз. Возьмем алкоголя и поедем на электричке, как Ерофеев. Вы уже пьете? Шампанское?» Дымов рассказывает Полякову о краже портфеля. Оказывается, что самое главное — не портфель и даже не паспорт, а два молескина, в которые Дымов последние два года записывал все свои идеи: «Я бы многое отдал за них». Я предлагаю разместить объявление в интернете и пообещать вознаграждение. Вадим тут же звонит некоему Жене (он же Джон), который ведет все дела «Республики» в интернете. «Джон, записывай. В итальянском посольстве украли портфель Ralph Lauren рыжего цвета. В нем был паспорт на мое имя, в нем был айпод — ну и бог с ним, я его дарю мировому сообществу. В нем были ключи от дома, но я поменял замки — так что они мне больше не нужны. Женя, пиши все. И вот главное, что там были два молескина, все исписанные. Вот они мне нужны. Жень, опубликуй в ЖЖ. Пусть вернут. Блокноты даже подписаны — «Республика. Дымов». Жень, я готов за них отдать… а-а-а… например, 10 тысяч долларов. Да, 10 штук за блокноты. — Повисает пауза. Похоже, что Женя-Джон не ожидал такой цифры. — Много? Да, хорошо, а то подумают, что я жирный олигарх. А сколько, думаешь, надо? Назови сумму. Пять? Давай пять. И повесь фотки блокнота — они есть в «Форбсе». Они как-то его снимали. Можешь даже так написать: «Дымов был ограблен в итальянском посольстве».

В это время мы проезжаем страшноватый, угрюмый город Лакинск, бывшее имение Суворова. Вокруг фабрики, серые потрескавшиеся здания, сгоревшие деревянные дома. В этот момент Дымов достигает какого-то феерического состояния. Он представляет, что Лакинск его родина и снова начинает разговаривать сам собой.

— Вадим, а вы где родились?

— Город Лакинск. Около холодильного комплекса, где рыбу продают. Такой двухэтажный кирпичный домик. Из силикатного кирпича. Очень аккуратный. Дорога, правда, немного шумит.

— А большой городок?

— Ну нормальный, тысяч пятьдесят или двадцать, точно не помню, ну много.

— Вадим, а красивый город?

— Ну как… центральная площадь красивая. И чистенько. Главное — мэр у нас хороший.

— А мэр ворует у вас?

— Нет, мэр не ворует! Деревья падают, а мэр не ворует.

— А какой у вас там бизнес?

— Ну у нас промышленный городок. И ткачихи отличные. Свиноферма, бытовая химия.

— Интеллигенции много у вас?

— Много! Даже лишняя!

Деревянный дом Дымова стоит прямо напротив женского Ризоположенского монастыря, вокруг обычные местные жители копаются в огородах и строят разнообразные пристроечки, чтобы, как в Крыму, было куда селить отдыхающих. Нас встречает седой старичок, он тут и приказчик, и садовник, и плотник в одном лице. «Вадим Георгиевич, баню топить?» — «Топи, родимый, топи». Оказывается, что вслед за Вадимом в Суздаль переехала его мама. У нее тут собственный ресторан. А в подвале суздальского дома имеется специальная комната, где мама хранит бесчисленное количество банок: абрикосы, томаты, грибы, свекла, баклажаны, «брусника от Корнеева Виктора». Вот «Заправка для борща» — это по специальному заказу сына. А вот огурцы, которые мама Дымова отправляет в Москву Аркадию Новикову.

К вечеру в Суздаль приезжает вся компания: телеведущая СТС Маша Железникова, коммерческий директор Дениса Симачева Ольга Самодумова с дочкой, модель Данила Поляков, банкир в разных носках Леша Поляков с подругой и с приятелем Кириллом. В какой-то момент появляются сосед Боря и художник Майоров. Вино, шампанское, водка. Десятки бутылок. Колбасы. И обещанные чтения. Дымов читает вслух Ерофеева, Поляков отвечает Сорокиным.

«Водяра должна быть как слеза, и все ее подвиды должны называться «Слезы». Допустим так: «Девичья горючая» — 5,20, «Мужская скупая» — 7, «Беспризорная мутная» — 4,20, «Сиротская горькая» — 6 рублей, «Крокодиловая импортная» — червонец и так далее».

«Толяп дал длинную очередь, две пули попали Реброву в правый бок, у Штаубе на левой руке отлетел указательный палец. Ольга бросила опустевший наган, выстрелила из пистолета. Пуля разорвала Толяпу щеку».

В какой-то момент они начинают читать одновременно, остальные, разбившись на группы, беседуют о своем: никто никого не слушает, шум, гам. После полуночи шум и гам, уже без Ерофеева и Сорокина, перемещается в баню. Дальнейшие события помню нечетко. Помню, Дымов показывал татуировку — византийского грифона на плече. Еще помню, что на шее он собирается вытатуировать «Прощай, политика!». Еще вот печка в какой-то момент взорвалась, точнее, котел в печке, и горячая вода полилась на пол. А еще, когда все легли спать, мы с художником Майоровым допивали на кухне последнюю бутылку водки под названием «Вальс-бостон». И еще помню, как под утро художник Майоров сказал: «Я Вадима знаю с юности, вокруг него тогда всякие крутились — и бандиты были. Но меня он сразу тогда поразил — вроде такое окружение, а этот Малевичем и Кандинским интересуется».

Я принес Дымову подарок — «Лондон в иллюстрациях». Теперь сижу на втором этаже — ем местный клаб-сэндвич. Вадим где-то внизу беседует с Сергеем Мазаевым. Вдруг он забегает в кафе и кричит: «Бросай здесь вещи! Пойдем с нами». Спускаемся в подвал через служебные помещения, все заставленные белыми пластиковыми ящиками с седьмым «Гарри Поттером». Через два дня в 12 ночи перед входом в «Республику» будут стоять несколько сот человек. Все за «Гарри». А сейчас он томится в самом низу, среди труб и металлических конструкций. Мы с Дымовым и Мазаевым стоим рядом с «Гарри» и курим. 

Через пять минут мы снова в кафе. Краем глаза я замечаю, как за Дымовым неожиданно появляются две фигуры: первый — лет шестидесяти, с длинной седой бородой и с волосами до пупа, второй — вылитый Терехов — глава Союза офицеров, защищавшего Белый дом в 1993 году. «Вы Дымов?» — спрашивает волосатый, а «Терехов» в это время лезет правой рукой за пазуху. Дымов: «Я? Нет!» Волосатый: «А где Дымов?» Дымов: «Не знаю». Мы хохочем и, одновременно вскочив со своих мест, несемся в торговый зал. Пробегаем один стеллаж, другой. Останавливаемся только у стойки с русскими дисками. Так, «Мумий Тролль», «Калинов мост», «Ленинград».

Колбаса-любовь!