Другие голоса, другие комнаты

Фотография: А. Кузьмичев

Когда матрос Керель из романа Жана Жене совершал убийство или отдавался мужчине, он чувствовал себя так же, как «превратившийся в аллигатора юноша: в его глазах еще не угасла человеческая душа, но он уже не замечает своей огромной пасти и рассматривает свое потрескавшееся тело, свой бьющий по воде или песку хвост с величием царственного ребенка в ореоле кружев, гербов, сражений и тысячи преступлений». Так же чувствовал себя советский гомосексуалист, которому 121-я статья Уголовного кодекса гарантировала «до пяти лет лишения свободы за половое сношение мужчины с мужчиной» (самое интересное: что именно надо было сделать, чтобы заработать пять, а не три, например?). Он, советский гомосексуалист, скорее всего, был по-мужски лаконично пострижен – как Артур из сериала «Долгая дорога в дюнах» – и причесан на косой пробор. Одет в неброский костюм. Не выделялся в толпе. Он был крокодилом среди людей – и постанывал от удовольствия, втягивая экзистенциальный аромат собственной исключительности. Он был Резидентом, Штирлицем, Своим среди чужих. Вряд ли Здрасте-Я-Вашей-Тетей – такого слишком скоро бы заприметили. Иные наматывали круги по скверу у Большого театра: «Нас двое, вас двое – пошли покувыркаемся». Многие – и лучшие! – бежали своей слабости и поддавались соблазну лишь под взором любимого, проверенного друга – вполне по Платону: «Когда мужчины возлежат друг с другом из похоти, они предаются страсти и не приближаются к совершенству. Но когда мужчины возлежат друг с другом и делятся знанием и добродетелью, это чисто и совершенно. Соревнуясь, чтобы пробудить самое возвышенное друг в друге, они способны создать полис и вызволить народ из невежества».
Полис создали в 1992-м, под сенью французского кино. Днем и ранним вечером в кинотеатре «Мир» на Цветном бульваре Жанна Моро, Изабель Юппер или Жан-Люк Годар лично удостоверялись в аншлагах на своих прежде запрещенных картинах. Субботними ночами на кресла, где с утра эмансипе и придурки примутся сдаваться интеллектуальным чарам «Безумного Пьеро», проливалась роса творившейся здесь – под надзором специально обученных ментов! – содомии, а со сцены Эдита Пьеха стенала: «Я люблю ва-ас, мои дорогие сексуальные меньшинства-а-а!»

В 1993-м 121-ю статью отменили. Славянские неофиты, освободив скамейки у Большого старикам и детям, пустились во все тяжкие. Вначале радовались голым мальчикам-рыбам в аквариумах «Шанса» (менты радовались не меньше, фильтруя подъезжавшую на пригорок гей-лимиту на предмет регистрации). Потом в элитных «Трех обезьянах» на Трубной завидовали бомонду в лице Бори Моисеева и Виктюка (на днях тверское казачество выступило с предложением сажать всех педерастов на кол и начать как раз с этих двоих). Потом руководство клуба за умеренную плату решило дать поклонникам Бори и Романа доступ к телам, и вместо них там стала ошиваться отборная шваль, готовая отдаться за тарелку супа (и шваль, наоборот, готовая эту тарелку поставить). Потом обскакали Амстердам: «Самоволка» представляла собой лабиринт кабинок с дырками в перегородках на уровне таза – 20 анонимов одновременно вдували друг другу паровозом. Потом Лужкову все это надоело – на 47 лет Победы Лора Колли вещала с платформы «Центральной станции»: «Щас закрывают нас – завтра ждите, что отключат свет и горячую воду».

Свет и воду не отключили. Жаждущие супа рассосались по новым местам. Боря и Роман по-прежнему воплощают «ужас-ужас!» для подмосковных домохозяек. Домохозяйки московские рванули в «Три обезьяны». Рекламные стенды Тверской изукрасили порочные фейсы полуобнаженных красавцев. Телеролики Mail.ru и SkyLink, реалити-шоу и секс-игра Тутты Ларсен «Поцелуй навылет» полнятся глупыми, как девочки, новыми пидарасами. «Гей» (от амер. сокр. GAY: Good As You – «не хуже тебя») – теперь этикетка, которую налепляют на лоб, чтобы потом внедрить в мозг, скрытый за лбом, информацию о продаваемом продукте. Целевая аудитория 20-летних пиарщиц.
Теперь уже и не поймешь, кто пидор, а кто нет. Длинноволосые, пухлогубые, румяные и с накладными карманами – все на одно лицо, в очереди за порцией супа и подключением к сотовому интернету. Никакого экзистенциального аллигаторова хвоста, никаких дефиниций. Почти как во времена Платона. И – как во времена Платона – радость подлинная и долговечная ждет лишь тех, кто «возляжет делиться знанием и добродетелью, но не похотью». Прочим – наши наилучшие пожелания и нижеследующий материал.