Здравствуй, школа!

День города

– Что за мазафака? – возмущается на подступах к Красной площади девушка с тугим хвостом. – Почему ее перекрыли?   

Перекрыли только площадь, на остальных улицах и площадях все как в обычные выходные. На Тверской гуляют, на Пушкинской сидят на лавочках, на Поклонной катаются на скейтах, никто не орет и не гадит. Наверное, это лучший День города – если не принимать во внимание событий в Беслане.

На Манежной полноватый молодой человек и его девушка греются на солнце.

– Мы не то чтобы День города отмечаем, – говорит Саша, – мы рядом живем, решили прогуляться. А вот этот дурачок зачем тут все устроил – не понимаю.

В пяти метрах от Саши Жириновский раздает свои диски и футболки с надписью «ЛДПР». Подростки чуть ли не виснут на шее у Жириновского: фотографируют его на мобильные, просят автограф.

– Это ненормально, что День города не отменили совсем, – продолжает Саша (он заведует отделом кадров на заводе). – Зачем эти флаги все? Это сейчас, днем, одна только молодежь пьет – увидите, что вечером будет. Первого сентября, в тот самый день, что было? Школьникам по фигу было – пили. Я не понимаю. Мы же одна страна, и национальности у нас нет: мы все россияне, должно быть какое-то сочувствие. Или уж тогда делайте кавказские республики отдельной страной, тут уже и другой разговор будет.

В Александровском саду стоит человек в алом цилиндре, клетчатом пиджаке и алых гольфах, рядом – здоровый чернокожий тип. Нет, не совсем чернокожий: руки у него белые, а на лице – маска.

– Знакомьтесь! – восклицает тот, что в цилиндре. – Это великий боксер Майк Тайсон.

Человек с лицом Тайсона принимает боевую стойку.

– Только что познакомились, – рассказывает тот, что в цилиндре. – Я смотрю: во, прикольные люди! Подошел к ним. Сейчас вместе пойдем на день рождения. Каждый день кого-то убивают, кого-то взрывают – и что? Теперь никуда не ходить, что ли?

В разговор включается Тайсон:

– Нам не то что все равно, но мы уже давно все напланировали и не любим менять своих планов. Ха, мы любим веселиться.

Подходит третий приятель. Он тоже слышал, что произошло в Беслане:

– Для меня – значение? Ну да, имеет: менты теперь по-жесткому деньги срубают. Говорят: неместный – гони сотку. Я-то сам с Дальнего Востока.

На улице Льва Толстого тихо и безлюдно, как и почти везде в центре. Пейзаж разнообразят лоток с арбузами и несколько сильно нетрезвых подростков, которые подваливают к лотку.

– Федеральная служба безопасности, – говорит один, с прыщавым лицом и коктейлем «Отвертка» в руке. – Предъявите документы на торговлю.

Торговка щебечет:

– Сейчас-сейчас, дорогие, документы все в порядке.

– Что это тут написано – 80 тысяч? Это 80 тысяч килограмм или арбузов? – наседает парень с «Отверткой»; в другой руке он вертит коричневую корочку с гербом. – А цена у вас тут проставлена – шесть пятьдесят, почему по восемь продаете?

Парню явно нужны деньги. Напуганная торговка не смеет заглянуть в его корочку, а там написано: «Меньшиков Денис Николаевич. Голицынский институт пограничных войск, отделение кавалерии».

– Мы из ФСБ! – оправдывается курсант. – Нас послали! Проверить тут все! Это операция ФСБ!

Слово «ФСБ» он произносит так, будто это волшебное заклинание, исполняющее желания.

Восемь вечера, уже прохладно – на террасе «Кофемании» на Никитской посетители сидят, укутавшись в фиолетовые пледы. Две девушки пьют белое вино.

– А в Америке, – рассказывает одна, – в супермаркете лежат яйца, и там одна цена. В другом – такие же яйца, но цена намного выше. Это потому, что здоровые продукты.

В черной «волге» таксист слушает, как на «Эхе Москвы» Андрей Черкизов и Акрам Хазам обвиняют во всем спецслужбы. У таксиста такое настроение, что он не торгуется, а сразу называет правильную цену. Привозит к «Китайскому летчику», там тоже называют цену: «У нас сегодня концерт – 200 рублей». На сцене – французский шансонье Нильда Фернандес.

– Когда я, мне был три года, – произносит Фернандес, – у моей бабушка был скокатулка.

Все смеются.

– Как? А-а-а! Шкакатулка! Я в ней слышал музыка. И вот она!

Сегодня в «Летчике» фестиваль «Бонжур, Пари!». Клуб забит под завязку. Крошечный шансонье притопывает каблуками.

– Это здорово, – говорит Илья, молодой человек с бородкой. – Наоборот, это здорово. Фернандес – такой человек, я его раньше только по телевизору видел. Смотрите, как он всех привлек сюда. Сегодня же весь день говорили: никуда не ходите, это опасно, – а вон сколько человек пришло. И Фернандес их отвлек от всех этих событий.

На сцену поднимается команда Паперного.

– Даже не знаю, что сыграть, все уже играл, – говорит он.

– Про войну давай! Газманова! – орет кто-то пьяным голосом. Паперный поет про яблоко и девушку, начинаются танцы. Первыми выходят Таня и Аня.

– Надо все забыть. – Таня пытается перекричать музыку. – А вообще-то, я вашу Москву ненавижу. Я с Камчатки. Москва – говно. Я в ваше метро когда вхожу, меня пот пробивает каждый раз.

Пот потому, что ее сестра ехала в том самом поезде, что взорвался между «Павелецкой» и «Автозаводской». Аня берет меня за руку, отводит в соседний зал, где потише. Кажется, она очень пьяна.

– Конечно, это плохо, что мы тут танцуем. Х…о это. Я раньше работала в «Известиях», а теперь на одном политическом сайте – не могу сказать, на каком. Когда случился взрыв в школе, моя редакторша начала плакать. Я так удивилась.

Аню хватает молодой человек, она обмякает на минуту, но вырывается:

– Для меня эти все события были просто новостями, я, как машина, о них писала, передавала информацию – а редакторша плачет. Я на этом мясе деньги зарабатываю. Понимаешь?

– Стыдно, что ли?

– Да нет, не стыдно – забавно. А еще... – она откидывает челку. – Да мне сегодня просто четвертак! День рождения у меня!