Девушка и жесть

Фильмом «Бумер» Петр Буслов реабилитировал разом все несуразное русское кино «про бандитов» — а заодно дал понять, кто у молодых режиссеров за старшего. Вторым «Бумером» Буслов доказывает, что криминальная тема еще не закрыта, — а заодно открывает звезду из будущего. Аня Чибисова сфотографировала главную героиню второго «Бумера» Светлану Устинову в номерах гостиницы «Пекин» — запомните Светлану такой, пока ее не начали узнавать на улицах.

Первый «Бумер» появился как-то сам собой. Второй мучительно придумывался, снимался и переснимался на протяжении двух лет. Когда до конца работы оставалось меньше суток, Роман Волобуев оторвал режиссера Петра Буслова от перезаписи звука, чтобы кое-что прояснить.

— Мне показалось или в фильме ни разу не звучит слово «бумер»?

— Один только раз произносится. Это случайно — но ход, по-моему, хороший. Структуралистский почти. Но вышло случайно.

— А кто до этого додумался, что второй «Бумер» будет про девочку?

— Я изначально хотел снимать именно про девочку — не «Бумер», а просто фильм. И нужен был герой, чтоб с ним эту девочку столкнуть. И мы поняли, что нет такого героя. И Денис Родимин (соавтор сценария обоих «Бумеров». — Прим. ред.) в какой-то момент сказал: а ведь есть Кот. Кота, правда, убили…

— Помню, три года назад, когда тебе говорили, что раз выстрелы за кадром, значит, Кота не убили, ты активно очень спорил, что убили, что все. Не было ощущения такой немножко сделки с совестью? Все-таки сиквел — путь наименьшего сопротивления.

— Скорее был вызов: если я первый снял, почему не смогу второй. Есть же примеры. «Крестный отец-2» — великий же фильм. Такая самонадеянность была. А про путь наименьшего… Знай я, какая это махина будет неподъемная, ни за какие коврижки бы не ввязался.

— Давили чужие ожидания?

— Страшно давили. Это, кроме шуток, тяжелая ноша, которой я никому не пожелал бы. Там же как было. Для начала хотелось каких-то денег заработать. А потом — потом оказалось: чтоб из этого что-то приличное сделать, чтоб не позор — надо так рубиться…

— Там вроде после «Бумера» планировался какой-то большой, серьезный фильм про контртеррористическое подразделение…

— «Антитеррор». Это была идея сценариста Андрея Мигачева, на словах интересная, но на бумаге получилось что-то совсем не мое, у меня не получилось бы с этим сценарием жить.

— А что там с названием творилось? Какие-то страшные варианты всплывали, «Облако-рай» какое-то.

— Я очень не хотел называть его «Бумер-2» — хотя и ясно было, что в коммерческом плане как-то по-другому назвать никто не даст. Было рабочее название — «Рай на земле» — оно мне, правда, тоже не нравилось. Но так назывался сценарий.

— Какой из 15 вариантов? Где Вдовиченков в шахте работает?

— Ты читал, что ли? Шахты, да! Ну это вообще бред. Чем я думал…

— В титрах четыре сценариста — это что-то уже из американской практики: это там принято, чтоб 10 человек фильм переписывали.

— Мы начинали с Денисом, но в какой-то момент стало понятно, что нам эта история не по зубам. И я остался один. Позвонил своему другу старому — Киму Белову, мы во ВГИКе учились вместе. И Ким стал мне помогать — но он в журнале работает, у него свои дела, усидчивость хромает… От него главная польза была, что он со мной вступал в диалог, возражал, а так я в основном сам прорубался.

— А Вырыпаев на каком этапе нарисовался?

— Когда мы с Кимом закончили, там все равно начало было сильно запутано во времени, и продюсер — Сергей Члиянц — сильно переживал из-за этого. Вообще, надо отдать ему должное, что он вовремя остановил все это… безумие. Когда мы еще носились с шахтами, он приехал ко мне домой и говорит: «Петя, какие шахты? Одумайся!» Долго не решался, но все-таки сказал. И тут я подумал: «Да. В самом деле. Какие шахты?» А мы ведь уже вовсю ездили в эти шахты, спускались в них — выбор натуры. Не знаю, где тогда был мой мозг.

— И правда.

— Ты понимаешь, была какая-то вера, что мы с Родиминым можем все. Такое головокружение от успехов.

— Первый «Бумер» вы же с ним как-то дико легко написали?

— Легко, быстро — за три недели. Я приезжал к Денису, и мне казалось, что это все как-то тяжело и мучительно дается, — но оказалось… В общем, тогда это было чудо какое-то.

— Ну а что Вырыпаев?

— Они дружат с Члиянцем — я как-то, честно, ни про Ивана, ни про его творчество ничего не знал. Мы познакомились у Члиянца в офисе, он приехал — интересный очень человек, взгляд такой проницательный. В глазах я что-то у него увидел — настоящее. Мы разговорились, он стал какие-то умные вещи говорить. А тогда уже было снято полфильма по предыдущему сценарию. И была сцена в вагончике — помнишь? — на которой я зашел в тупик. Реально понял, что не могу снимать этот вагончик. Что сцена, которая написана, — это вообще полное говно. И я позвонил Члиянцу и говорю: «Сергей Эдгарович, я не могу больше снимать». И Иван подключился, мы с ним все перелопатили — выбросили кучу сцен, вставили новые.

— Когда тизер появился год назад, в нем многовато было роликовых коньков. А в фильме их, к счастью, нет совсем. Это вырыпаевская заслуга или ты сам, что называется, одумался?

— Там была сцена, где героиня на роликах, — всего одна на самом деле. Но она снята плохо и вообще в новый вариант истории не лезла.

— Кстати, красивый тизер был — мне там привиделась цитата из Де Пальмы, когда берег моря, а оказывается, что это рекламный щит?

— Ну да, «Путь Карлито», «Escape to Paradise». Хоть кто заметил.

— Второй «Бумер» — это наше время?

— Где-то 2003-й или 2002-й. Так задумывалось, не знаю, считывается ли. Вообще, надо быть семи пядей во лбу, чтоб чувствовать и передавать приметы времени. В первом получилось вроде.

— Спрашиваю, потому что жесткая картина — в плане социальной критики. Не боишься, что в тебя постовые будут стрелять?

— За что?! Из-за ментов, которые в начале? Ну это же жизнь — бывают такие, бывают нормальные. Которые в конце — те нормальные. Я, как это называется… специально негатив не нагнетаю.

— Ключевой вопрос картины — «Ты документы проверяешь или мобилами торгуешь?» — ты для себя его как-то решил?

— В принципе, да. Единственное, в чем я вижу свое предназначение на этой земле, — это снимать фильмы. Хорошие.

— А что центральная песня из фильма — «Я свободен» — год с лишним уже по радио крутится, это нормально?

— Я попросил Шнура ее поменьше ротировать — но мы снимались долго, потом ее пираты выпускали… Но, по-моему, в фильме она все равно отлично стоит. Будет второе рождение.

— Есть мнение, что это про Ходорковского песня.

— Мне когда сказали, я спросил Шнура: правда, что ты песню для Ходорковского написал? Да нет, говорит, кому ты веришь… Он мне еще сочинил для финала одну, мощнейшую, не хуже, чем «Никого не жалко», если не лучше.

— Правда, что тебе предлагали снимать «Личный номер»?

— Мне звонил продюсер Сережа Грибков, но там были катастрофические сроки, чуть ли не за два месяца надо было сделать картину. Я не стал даже сценарий читать. Я себя знаю, я медленно снимаю.

— Ну да, темпы практически германовские.

— Ну не такие и германовские — полтора года картина делалась. Если со сценарием, то два. Я честно скажу: я реально запарился с этим фильмом, он из меня выпил всю кровь. Он, по идее, сейчас должен начать отдавать обратно — но пока просто все забрал. Дико сложно впритык делать два похожих фильма. К первому я, считай, всю сознательную жизнь шел, ну и несознательную тоже, а тут надо было как-то вырастать срочно — как режиссеру.

— Ну вот через пару дней все закончится — и что?

— Про гангстеров, наверное, больше не буду снимать.

— Третьего не будет?

— Ну это по-любасу. Сколько можно. Хоть Шнур и говорит: платите бабло — а там посмотрим, но сколько можно. Господь если дал дар, надо что-то серьезное делать, да?

Как кино делается — таким оно и будет. О том, как снимался второй «Бумер», рассказывает Ксения Прилепская, которая провела два месяца на площадке, сочиняя официальный блог съемок.

27 апреля

07.30

В кафе художники аккуратно намазывают светло-зеленые скатерти на столиках горчицей. Буслов беседует с исполнительницей главной роли Светой Устиновой.

— Тут смекалка нужна, самостоятельность. Важно общее дело. Ты должна играть так, будто делаешь это для него.

12.10

На полу устанавливают специальные рельсы, чтобы по ним могла двигаться камера. За столик, спиной к камере, садится главная героиня — она в кедах и юбке.

— Приготовились! — командует Буслов.

— Поехали! — произносит оператор Александр Симонов — и действительно едет вперед по рельсам вместе с камерой.

12.38

Пользуясь паузой, актер и сценарист Вырыпаев проникновенно обращается к официанткам:

— Вы знаете, кто я, знаете? Я — мастер маленьких ролей! Вот есть какая-нибудь маленькая роль, кого на нее позовут? Меня!

13.25

Репетиция кадра. По сценарию Кот должен кинуть на стол перед Дашей ключи от «бумера».

— Не пошла торговля! — говорит Вдовиченков и сует руку в карман, ключей же там почему-то нет. — Украли ключи, да и «бумер» сп…дили — прямо не знаю теперь, что и делать. — И растерянно пожимает плечами.

29 апреля

06.49

Буслов рассказывает второму режиссеру Бакуру:

— А Симонов — реинкарнация немецкого летчика, он упал в океан во время Второй мировой войны. Ты что, не знал? И еще ему цунами снится.

— А ты, Петя, реинкарнация кого? — спрашиваю.

— А хрен его знает!

10.15

— Слушайте, — спрашиваю Вдовиченкова, — а ведь надоедает, наверное: сидишь по полдня за одним и тем же столиком, повторяешь одну и ту же фразу…

— Платят хорошо, — смеется он. — Сильная мотивация.

13.52

Вырыпаев, все еще в гриме, проходит по площадке:

— А вы не знаете, привезли ли обед?

— Это провокационный вопрос, таких на съемочной площадке не задают! — весело возмущается Буслов.

7 мая

01.28

— Где моя рация? — кричит оператор. — Кто найдет, наклейте туда, пожалуйста, надпись «Эту рацию прое…ал Симонов». По опыту прошлых съемок — очень помогает.

9 мая

00.31

Кормят здесь ужасно — как в пионерском лагере, это потому, что еду готовят в нашем пансионате и к обеду привозят на место съемки. Буслов, Устинова и Дима-директор не едят мяса. Суп здесь почти всегда с мясом, на второе котлета или курица, рыбу же здесь если и готовят, то привозят почему-то всегда холодной. По этому поводу Петя уже не первый день устраивает чудовищные скандалы, ругается матом и клянет устроителей обедов. Сегодня пятый день — и ситуация не изменилась.

12 мая

13.00

Буслов сидит в кафе и читает мои последние записи. Хмурится и делает гримасы.

— Что-то у тебя все слишком прекрасно, радостно и мило! А где жесть, мясо где? Расскажи, как мы спим по два часа в сутки! Про смены двадцатичасовые! Как мы все замучены и какого труда стоит снимать кино!

21.30

Съемочный процесс меня основательно утомил. Я не понимаю, что я здесь делаю: все идет своим ходом — и я отнюдь не необходимый элемент событий. Все как обычно. Я привыкла.

— Приготовиться!

— Мотор!

— Мотор идет!

— Типа камера!

— Есть!

— Типа начали!

13 мая

12.50

Проехав 150 км к месту съемки, мы обнаруживаем в городке, ровно на нашем объекте, чужую съемочную группу. Первичное недоумение сменяется досадой и злостью.

— Ну вот, п…дец, мы ехали полтора часа, чтобы купить здесь пирожных, осмотреться, развернуться и поехать обратно в пансионат! — Буслов в бешенстве. — Куда смотрит гребаная административная группа? Мы выглядим лохами! Понагнали «бумеров», кинули понтов и свалили!

17 мая

18.25

Сегодня у нас очень сложная сцена — ограбление турфирмы. Грабители вооружены обрезом и бейсбольной битой, поэтому уже за завтраком идет обсуждение игрового ружья, приглашен даже специальный консультант.

18 мая

01.53

Весь этот день актеры-грабители заскакивают в комнату, дико орут: «Лежать, сучки, лежать, кому говорят!», совершают несколько основных движений до команды «Стоп!», выходят из кадра и снова ждут слов «Приготовиться! Начали!».

А вчера с интервалом в десять минут до утра взрывались петарды. Последний, самый мощный, заряд угодил Буслову в грудь, теперь на этом месте у него огромная кровавая шишка.

20 мая

13.13

У Симонова на носу шесть маленьких черных кружочков, вертикально.

— Что это, гомеопатические точки? — спрашиваю я и замечаю, что нарисованы они перманентным черным маркером.

— Количество отснятых кадров, — улыбается Симонов.

28 мая

15.30

Снимаем на пароме.

Палуба парома полна «пежо», «жигулей» и велосипедов. Бабушки в платках с кошелками и босоногие пацаны проходят на посадку.

— Ой, а что такое? Погоня, стрельба? Не взорвут нас? — спрашивает, ни к кому конкретно не обращаясь, одна из старушек.

29 мая

12.00

Перед тем как скомандовать «Мотор!», Петр смотрит в объектив.

— Так, в кадре чья-то жопа. Уберите жопу из кадра! — и размеренно продолжает: — Когда мы видим жопу…

— …мы не говорим «ваша жопа», — подхватывает Симонов.

— …мы говорим просто: «жопа», — заканчивает Петя.

30 мая

16.00

На рации Симонова наклейка «Верни Симонову». Должно быть, функционально.

22.46

Темнеет.

Актер Вдовиченков бегом несется за голубым камервагеном. Его преследуют полчища комаров.

31 мая

03.59

Рассвет.

Готовы к съемке.

07.07

Как ни бились пиротехники, задымить всю акваторию Волги не удалось — ветер, пусть легкий, мгновенно развеивает часовые усилия фаер-команды.

— С дымом обосратушки! — констатирует Буслов.

Спешно придумывают выход: актер ставится перед полем, поле задымляется — и вот оно вполне уже похоже на затуманенную реку.

1 июня

17.50

Сегодня снимается вся четверка из первого «Бумера» — и атмосфера на площадке совсем другая.

— Чувствуете, энергетика изменилась? — спрашивает Вдовиченков. — То вся группа радовалась, актер один ходил угрюмый. Теперь мы веселимся, а группа отошла подальше, кто их знает, этих актеров, что у них на уме.

— Володь, а сильно отличается атмосфера здесь от съемок первого «Бумера»?

— Конечно, сильно, вот этой вот ребяческой штуки не хватает очень, такого мальчишеского веселья. Хотя не скажу, что мы там зажигали все время, — при минус тридцати-то особо не повеселишься.

8 июня

10.02

Снимаем в казарме, снимаем зону. В разгар съемочного процесса к казарме подходит рота солдат. Это их, как оказалось, дом, наше же присутствие здесь — абсолютная неожиданность. Солдаты — кто хмуро, кто весело — толпятся на плацу и перед входом: курят, болтают и смеются.

В спальню, где идет съемка, входит второй режиссер Бакур.

— Ребята, у нас есть небольшая проблема. Там сейчас грузят оружие, остановить их невозможно.

С улицы вносят огромные деревянные ящики. Военные шумно толпятся в коридоре, норовя заглянуть в проем и часто повторяя фамилию Вдовиченкова.

14 июня

18.15

Снимаем в тихом дворике в центре Москвы.

Навстречу звукорежиссеру выходит ужасно интеллигентная московская старушка под смешным зонтиком в полоску.

— Простите, а какое здесь снимается кино? — обращается она к звукорежиссеру Арсению.

Он секунд двадцать с сомнением смотрит на нее, а затем отвечает:

— «Бумер»!

— Гуля?! — недоумевает старушка.

— Да нет же, «Бумер»!

— Надо же, как интересно! А о чем оно?

— О человеческих взаимоотношениях, — лаконично отвечает звукорежиссер.

18 июня

21.51

— Это хорошая зона, блатная, — рассказывает продюсер картины Андрей Семенов про новое место съемок. — Москва недалеко, мобильный берет. Колония обычного режима, не строгая. Тут многие знаменитости сидели — Саша Масляков, например. Сюда, по слухам, Ходорковского привезут скоро.

21 июня

15.16

Актер Вдовиченков разговаривает с овчаркой. Она прекрасна и лежит за решеткой.

На решетке табличка: «Младший сержант Авдеев М.Ю.»

1 июля

18.15

Второй день мы снимаем один и тот же довольно долгий и проникновенный разговор Кота с Дашкой, меняя ракурсы, интонации и настроения героев. Устал даже актер Вдовиченков.

— Да зае…лся я, честно сказать, уже не знаю, что играть! Когда в одном дубле играешь одно, в другом — другое, в третьем становится совсем непонятно, что делать. Здесь ведь начнешь сюсюкать — она разрыдается, станешь жестко говорить — вообще непонятно, как отреагирует…

— Да ладно, тут при монтаже может остаться всего один ма-аленький акцент, маленькое, но очень важное «сю-сю»! — подходит Петя. — Так что чего, мы поливаем и поливаем — с такой интонацией, с другой. И я в целом доволен. Все хорошо!

2 июля

13.00

Выезд, намеченный на одиннадцать, по факту происходит в двенадцать — начале первого. Эта смена крайняя, то есть последняя, и осознать это в полной мере пока что невозможно — просто не укладывается в голове.

14.04

Буслов, Симонов и второй оператор Гриня сидят на остановке, смотрят на ноутбуке кадры из первого «Бумера» и спорят, похожи ли остановки.

— Да похоже! — говорит Симонов.

— По-моему, не читается, что это та же самая! — сомневается Буслов.

— Да все равно прочитается! — уверен Гриня.

— А если и не прочитается, х… с ним! — решает Симонов.

3 июля

00.06

Студия Горького. Идет четырнадцатый час смены.

— Существует проект радиопередачи, — говорит Симонов. — Джингл. Голос ведущего: «В эфире программа «Вяжем вместе». Диктор ровным, поставленным голосом командует: «Лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная, лицевая, лицевая, накид, лицевая».

Нам остается снять несколько деталей внутри и разговор ментов на улице, в уазике типа «батон».

— «Батона» нет! — сообщает Бакур, он только что узнал об этом по телефону от ассистента по транспорту.

Симонов придумывает снять ментов внутри скорой.

03.07

Приезжает скорая.

По-утреннему хмурые врачи в синих врачебных костюмах и шапочках слушают «Европу Плюс» и пытаются понять, что происходит.

Съемка все длится и длится. Интересно, побьем ли мы рекорд — 26 часов смены в первый съемочный период картины в ноябре 2004-го? Пока что мы снимаем без остановки уже шестнадцать часов… Менты разговаривают по рации. Невыносимо хочется спать.

07.32

Ну вот Буслов кричит «Стоп!», а потом: «Друзья! У меня есть объявление! Смена закончена! Как и, собственно, кино!»

Мы аплодируем.

Мы качаем Петю.

Потом качаем Симонова.

Костюмеры раздевают актеров.

Двор киностудии уже залит почти дневным светом.

Мы разъезжаемся.

Снято.