Планета вампиров

В Бухаресте многое может померещиться: и то, что милостыню просят нищие без головы, и то, что сладости выпекают исключительно для вампиров, и то, что сам город — это вылитая Москва 90-х. Впрочем, что здесь совершенно точно имеется, так это ковер весом 14 тонн.

Чем шире в городе площади, тем уютнее жизнь в переулках. Для стран с тоталитарным прошлым (и настоящим) эта особенность закономерна. В Бухаресте советские плацы соседствуют с кварталами роскошных вилл. Которые прячутся в кипарисовых зарослях совсем рядом с застройкой режима Чаушеску. «Чау», как его ласково здесь называют.

Меня пригласили в Бухарест на поэтический фестиваль. Заключительная часть проходила на море в Констанце, куда некогда сослали римского поэта Овидия. Я представил себе литературный фестиваль в деревне Норенская, где сидел поэт Иосиф Бродский. И ощутил легкое дыхание румынского абсурда.

Узнав, что я из Москвы, юная консьержка театрально вздыхает:

— О! У вас выступала Мадонна!

Я вспомнил анекдот про Майкла Джексона, который начал концерт в Бухаресте со слов: «Хелло, Будапешт!» И понял, что западным кумирам эти люди будут прощать все — и долго.

На мой вопрос, где вечерами в городе дают аутентичную пищу, та объясняет, как пройти в «Макдоналдс».

— Там, там! — показывает в сторону пьяца Романиа.

Там, на Римской площади, скалится голодная волчица из бронзы, сверкает никелем фастфуд. Я разворачиваюсь в другую сторону. Под ногами щербатая брусчатка. Как и многие древности Бухареста, она сохранилась из-за нехватки денег на ремонт. И слава богу. Тут же, за углом, приткнулось симпатичное кафе. Во дворе модерной виллы столики, фонари. Дикий виноград, и вполголоса беседуют полуночники. Тушенная по-деревенски курица с овощами на гриле. Сносное домашнее винцо. Домашний хлеб. Почему не сказала? Что у них в голове?

По легенде, Бухарест основал пастух Букур, заложив на берегу речки Дымбовицы церковь. Та, понятно, не сохранилась. Что касается пастуха, имя его означает буквально «веселый». Так что и сам город можно по-русски назвать Веселовск. Или Веселовский, кому как больше нравится. До римского вторжения тут жили древние даки. Знамениты они были тем, что почитали бога мертвых Залмоксиса, верили в загробную жизнь и, как шахиды, не боялись смерти. Символом у них считалась голова волка, водруженная на тулово змея. Что означало мужскую инициацию и возможность оборачиваться то диким волчарой, то ползучим гадом.

С тех пор в румынах есть что-то и от того, и от этого. Собственно, легендарный трансильванский вампиризм и оборотничество имеют свои корни в мифах именно доримской культуры (умноженные на христианские мотивы причастия кровью Христовой). Об этом прекрасно писала Ф.Морозова в послесловии к «Дракуле» Брэма Стокера, изданного в «Энигме». Обязательно прочитайте и послесловие, и сам роман перед отправкой в Румынию. Чтобы разобраться в вампиризме и кто такой был Влад Дракула по прозвищу Цепеш, Сажатель-на-Кол. Плюс, конечно, работу великого румына Мирчи Элиаде «Даки и волки». Чтобы не обольщаться насчет румынской «тихушности». Поскольку она — мнима.

В начале II века н.э. страна даков стала римской провинцией — о чем свидетельствует колонна Траяна в Риме. Истребив мужскую половину, захватчики смешались с женским населением. С тех пор румыны считают себя прямыми потомками римлян. Понятно, такая наследственность импонирует больше, чем турецкая, саксонская, венгерская или цыганская. Глядя на лица людей, которые едут в метро, понимаешь, что легендарных кровей тут намешано много. И что они, эти крови, до времени дремлют. Отчего каждый румын имеет вид человека, немного прибитого пыльным мешком. Но когда-нибудь, безусловно, одна из кровей взыграет. И победит все остальные. Но какая именно?

Тут и начнется самое интересное.

Бухарест неуловимо похож на Москву 90-х. Те же очереди в «Макдоналдс», и пусто в дорогих ресторанах. Люди на остановках штурмуют автобус. Развалы букинистической книги, много развалов. Большие города в эпоху перемен вообще славятся книжной торговлей — народ по бедности избавляется от литературы в первую очередь.

В метро обычные, как и везде в Европе, люди — если взять Европу на отшибе, в Португалии. Там народец тоже сонный, заторможенный. Пребывающий в спячке. Но вдруг посреди вагона вырастает старуха. На ней черная юбка, цветастый платок. Седые космы — настоящая ведьма. Через плечо переметная сума, в руке палка. Куда едет? Откуда взялась?

Полная галлюцинация.

Она выходит из вагона, покупает сладкий крендель. И бредет сквозь пеструю толпу, шамкая ртом. Надо сказать, жители Бухареста вообще помешаны на сладостях. В чем одни усматривают турецкое влияние — их шербеты и пахлаву. Другие же, и я в их числе, полагают, что вурдалака после ночных похождений просто тянет на сладкое. Отсюда и выпечка. Что касается вампиров, распознать их несложно. Один, молодой поэт, даже оказался участником нашего фестиваля. Я наблюдал за ним — и вот какие выводы сделал. Во-первых, от бессонницы у вампира круги под глазами. И синюшный рот, который в улыбке обнажает сначала резцы, а уж потом остальные зубы. Во-вторых, глубоко посаженные темные глаза. Сросшиеся, в-третьих, брови и заостренные кверху уши, покрытые волосами. И, в-четвертых, один необрезанный ноготь — для быстрого рассечения яремной вены.

Город пересекают бульвары, пробитые в Бухаресте на манер парижских. На бульвары нанизаны, как брелоки, площади с круговыми развязками и лесом светофоров. На парапетах просят милостыню калеки. Проходя мимо, я поражаюсь их артистичности — как ловко манипулируют они культями. Горбатый, безрукий, безногий. Последним в ряду сидит человек, у которого нет головы. Я прихожу в дикий восторг. «Молодцы, румыны!»

«Но этого не может быть!» — говорю себе тут же. Оказывается, нищий натянул куртку на голову и спит с протянутой рукой.

А я поверил.

В начале ХХ века Бухарест называли Парижем Востока. Что верно, если учесть «парижскую» застройку города. «Париж» начинается к югу проспекта Победы — в районе площадей Революции и Энеску. Это Королевский дворец Карола II (боковые входы для тайных визитов любовницы Магды Лупеску). Румынский зал «Атенеум» — один из лучших европейских филармонических оркестров играет именно в этом театре. «Хилтон», бывшая резиденция шпионов всех мастей и разведок. И университетская библиотека.

Здания, отстроенные в неоклассическом стиле, напирают друг на друга, как мебель в антикварной лавке. Я был здесь поздно вечером — удивительное зрелище! Ни души, тишина. Пустые мраморные лестницы — гулкие колоннады и портики — как декорации некогда успешного, а ныне снятого с репертуара спектакля.

Так оно, в сущности, и есть.

Второй город внутри города (после «Парижа») — усадебные кварталы. В конце XIX века в Бухарест стали переезжать разбогатевшие помещики из провинции. Но строились в городе по-деревенски, в стиле загородных резиденций. Роскошных усадеб и элегантных вилл в балканском стиле, а позже и в стиле модерн — невероятно много в районе улочки Донича. Представьте себе московский особняк Рябушинского на Никитской, в разных вариантах размноженный где-нибудь в Нескучном саду. И вы поймете, о чем речь.

Это один из самых уютных, домашних кварталов Бухареста. Что подтверждают посольства супердержав и рестораны с террасами в зарослях можжевельника. Многие виллы катастрофически запущены и разрушаются. Объясняется это просто. После революции 1989 года дома вернули потомкам владельцев. Но у тех нет ни денег на поддержание, ни желания. И домики тихо ветшают. Глядя на стены, покрытые трещинами, замшелые валуны фундамента, расколотые вазоны и балюстрады, понимаешь, насколько модерну к лицу такой вот естественный декаданс.

И что нигде, кроме Бухареста, такого уже не увидишь. Разве что в Тбилиси.

Третий город внутри Бухареста — застройка эпохи 30-х годов. Функционализм и баухаус представлены в Бухаресте до оторопи обильно. И ходишь по улицам, не веря глазам, как по музею истории стиля. Что, опять же, объясняется просто. Помещики, перебравшись в столицу, посылали детей учиться в Германию. Где как раз начиналась новая архитектура. Дети, вернувшись, стали строить. И на улицах выросли десятиэтажные втулки. Лежачие параллелепипеды. Стеклянные конусы.

Нигде, кроме Бухареста, такого разнообразия я не видел. Разве что может быть в Тель-Авиве.

И четвертый город, который захочешь — не пройдешь мимо. Это советские кварталы эпохи Чаушеску. Особенно вопиющий район — около метро «Униреа». На огромной площади бьют совершенно ташкентские фонтаны — диктаторы любят фонтаны. Бульвар, утыканный номенклатурными билдингами из ракушечника, выходит на циклопическую махину. Это и есть парламент, кафкианский Замок. Логово Дракулы.

В профиль здание похоже на сфинкса без головы — поскольку стройку не завершили и крыша осталась в урезанном виде. Самое большое по площади сооружение Европы — и второе после Пентагона в мире здание — занимает 330 тысяч квадратных метров. На 12 этажах 3100 комнат, десятки залов. Один, центральный, покрыт ковром. Вес ковра — 14 тонн. На глубине 20 метров имеется, само собой, бункер — диктаторы любят бункеры. Полностью иллюминированный, при Чаушеску парламент съедал все электричество Бухареста за четыре часа.

Но диктатора это не смущало.

Да, Румыния — маленькая страна, которой правил большой диктатор. Поэтому люди до сих пор делят друг друга на пособников и диссидентов. Как бывает в маленьких странах, особенно с развитым оборотничеством, — те и другие часто менялись ролями. Что, само собой, зафиксировано в охранке. Но из соображений гражданского спокойствия власть не спешит оглашать черные списки.

Охота на ведьм продолжается.

Я видел женщину, которая кричала на базаре обидчику: «Коммунист проклятый!» Другая, совсем молоденькая девушка, после третьего бокала пристала ко мне с вопросом: «Как ты относишься к коммунистической идее в целом?»

«Ты за или против?» — не унималась она.

Я попросил напомнить, в чем состоит суть идеи. После чего со мной она больше не разговаривала.

Это был мой последний вечер в Бухаресте. Я спустился в холл. «Nightlife, please! Nightlife», — обратился к консьержке. Должна же быть в городе клубная жизнь! Та понимающе улыбнулась и вызвала машину. «Пассаж Виктории!» — сказала водителю. Тот кивнул, колеса затарахтели по брусчатке. Я несколько приободрился. Но, как потом оказалось, напрасно. Пассаж представлял собой щель, соединявшую два центральных проспекта. В углу киоск с выпивкой.  У стенки на лавках тянут пиво пара забулдыг. Толстая усатая тетка. Две квелые девицы.

Я пристроился на выступе с фляжкой бренди Zaraza. Клубной жизни явно не наблюдалось.

«My friend! — окликнул я мужичка, курившего у киоска. — Nightlife!»

Тот проворно допил пиво, представился:

«Атанасий! — и стал призывно кивать в сторону выхода. — Go, go!»

Мы двинулись в путь. Около получаса он таскал меня вокруг классических портиков «парижской» застройки. Озирался, принюхивался. Даже насвистывал. Так и не обнаружив ночной жизни, Атанасий сунулся в подворотни. Звякнул и остановился на последнем этаже деревянный лифт. Атанасий выскочил, ткнул пальцем в звонок. И, не дождавшись ответа, стал барабанить в дверь, а потом в окно (там имелось окно). Было слышно, что внутри есть жизнь. Шорохи, движения. Даже вскрики. Но открывать жильцы нам почему-то не собирались. «Значит, все заняты!» — сокрушенно покачал головой Атанасий. И я понял, куда он пытался меня сосватать.

Когда лифт распахнулся, таинственная дверь осветилась. Я увидел десятки одинаковых звонков, облепивших косяк борделя. У каждого звонка имелась табличка. Но только одна из них оказалась заполненной.

Я подошел ближе, прочитал.

«Ионеску» — было написано на этой бумажке.

Кто бы сомневался.