Женское счастье

Еще немного, и про кого-нибудь из них снимут кино в Голливуде. Но пока это только выставка: «Амазонки авангарда» наконец добрались до Москвы. За полтора года триумфального турне картины Натальи Гончаровой, Любови Поповой, Ольги Розановой, Варвары Степановой, Надежды Удальцовой и Александры Экстер объехали все музеи Гуггенхайма (в Берлине, Венеции, Бильбао и Нью-Йорке), а также Королевскую академию в Лондоне. Изо всех экспортных русских артшоу это оказалось самым успешным, затмив даже академическую «Великую утопию». То, что в России был авангард, привычно. Но то, что в этом авангарде было множество женщин, да еще свободных, счастливых, творчески реализованных (хотя временами практически нищих), – это новость.

Нас-то, конечно, это не удивляет. Подумаешь, женщины. Да, во французском сюрреализме художниц не допускали подписывать декларации, позировать на групповых снимках и участвовать в выставках. Но в России еще в XIX веке у женщин были финансовые и правовые свободы, которые не снились их европейским подругам. Художники смотрели на коллег-женщин снизу вверх. Гончарова в 1910-е годы была символом коммерческого успеха и однажды дала пощечину репортеру за то, что тот посмел назвать ее фамилией мужа. Экстер, жена киевского банкира и любовница видного итальянского футуриста, разъезжала по Европе, лихо промотируя новое русское искусство. Попова и Удальцова учились кубизму в Париже, чем не могли похвастаться менее отесанные мужчины их круга, включая Малевича. А Розанова (на фото ее картина «Зеленая полоса», 1917 г.) была просто и без преувеличения гениальной.

Кончилось все по-разному, но всякий раз плохо. Гончарова в 1913 году погналась за длинным рублем дягилевских сезонов в Париже, но рубль оказался не таким длинным, как жизнь. Экстер немного поработала на Советы (сделав костюмы к фильму «Аэлита»), потом эмигрировала, но Европа ее не признала. Удальцова тянула с эмиграцией до 1929 года, когда оказалось поздно, и через несколько лет ее мужа, художника Александра Древина, расстреляли. Розанова и Попова сгорели совсем молодыми – не столько от болезней, сколько от отсутствия медицины при военном коммунизме. А Степанова сложила жизнь на алтарь искусства мужа, художника Александра Родченко.

Или так: кончилось все по-разному, и всякий раз блистательно. Картины бесценны, имена бессмертны, судьбы головокружительны. Кино про них точно будет.