Духов день
В своем первом полнометражном фильме режиссер по образованию и ресторатор-шоумен-телеведущий по роду занятий Федор Бондарчук взялся за почти неподъемную и уже давно никем не поднимаемую тему советского похода в Афганистан. Бессмысленная и героическая гибель солдат-срочников на высоте 3234 служит тут и основой для первой кинематографической канонизации солдат-шурави, и поводом для диалога со всей сразу американской поствьетнамской киноклассикой от Копполы до Стоуна.
Федор Бондарчук: «точка зрения птицы, которая наблюдает жизнь»
-У вас фильм получился совсем простой: там вообще ничего нет, кроме истории про подростков, которые идут на войну. Не было желания как-то объемнее высказаться?
– Я специально не педалировал время. Ну да, пачки «Родопи», ну да, мы видим сумки с надписью «USSR»...
– Фотография Вероники Изотовой очень к месту.
– Да, спасибо, что заметили. Я же не говорил о бессмысленности афганской войны, я просто показывал этот промежуток времени. Ведь такое было количество возможностей: и сыграть историю с чеченцем, который идет на войну, и показать отношение персонажа Серебрякова к мусульманской проблеме… Многие ждут: ну давай, давай, раскройся мне в плохой драматургии. Мне хорошо сказал наш композитор Дато Евгенидзе, когда первый раз смотрел картину: «Ты знаешь, я все ждал, в каком направлении ты пойдешь, потому что после сцены с этим дурацким пластитом можно уйти в одну историю – и будет фильм «ДМБ»; после истории с арабами, которые когда-то там придут, можно уйти в детектив». А получилась как бы точка зрения птицы, которая наблюдает жизнь. Другое дело, что если люди не будут после фильма задавать вопросов разного характера, значит, бездарно вышло.
– Вы сами-то довольны?
– Ой, сейчас бы вырезал, конечно, много. Но надо же останавливаться, потому что нет предела. Понимаете, это же фантастическая вещь – дыхание зала. Причем зал, в котором вы смотрели, очень жесткий (первый показ был на церемонии вручения наград в области кинобизнеса. – Прим. ред.). Вы представляете – байеры! «Я куплю, потому что на это я продам билеты». Циники, профессия такая. А я, когда выходил из «Октября», перепутал выходы и попал на фуршет. И они там все стоят. Они начали аплодировать, и тут я прямо…
– Помимо байеров там еще Михалков был.
– Ну, Никита Сергеевич, он поздравил, конечно… Что мне очень понравилось – он начал говорить о картине как о состоявшемся произведении. Серьезно говорил. Вообще, достойный разговор был.
– Насколько непредсказуемы военные съемки? Не раздражает, что зависишь от пиротехники?
– Я, вообще-то, должен благодарить судьбу за то, что мне о таких вещах думать не приходилось. Я общаюсь со своим однокурсником Бахтиком Худойназаровым, который сейчас снимает, – у них там на картину триста патронов, и давай, играй войну. А у нас какие-то вещи даже в кадр не входили – мы обстреливали артистов, взрывали просто для тренировки. Это как краски – пожалуйста, на, пользуйся. Не умеешь – ну, значит, извини. Я умею.
– Где научились?
– Да я не знаю.
– Вы же все-таки у Юрия Озерова снимались…
– Нет, ну я и у отца на съемках был. Конечно, это практика отличная, все откладывалось.
– А еще, помнится, снимали «Моральному кодексу» клип с танками, так что круг замкнулся.
– Ну отчасти. Вообще, мне чем больше, тем лучше. Я вот сейчас планирую следующую картину, она раза в два по масштабу больше, чем «Девятая рота». Правда, другой жанр. Научная фантастика.
– «Девятая рота» шесть лет готовилась. Почему вы раньше не снимали?
– Денег не было. Можно было бы, конечно, снять фильм «В движении»…
– От вас логично было бы ожидать фильм про девяностые годы.
– Так его сняли уже. Я когда посмотрел «Трэйнспоттинг», сказал: ах ты зараза, зачем мой фильм снял! А другое – не мой уровень. Я считаю, что кино о девяностых нет. Есть герой – Данила Багров. А фильма нет. Надо, конечно, снять про девяностые, я про них много интересного могу рассказать.
– В чем главная разница с двухтысячными?
– В беспредельности времени. Абсолютный был хаос. Говорят, что мы с легкостью перешли из 70 лет коммунистического движения в капиталистическую реальность, – ни хрена подобного. Изменения, которые произошли с человеком, они были просто животного мегамасштаба. Знаете, картина про девяностые должна быть богатая. Это нужно интересно показать. Такие были мощные эпизоды, такие истории, что творилось с людьми… Да я сам носил кашемировое пальто горчичного цвета! Я сам ездил на пятой модели BMW. Не поверите, у меня был перстенек с бриллиантом! Все по полной программе. Все fun, fun… Одно нашествие грибов на Москву чего стоит. А какие квартиры делали – ух! И потом – сколько человек погибло.
– Можете вспомнить талантливых людей своего круга, которые не состоялись?
– Многие большие фигуры просто ушли из жизни. А те, кто остался, – все работают. Миша Хлебородов – культовый, я считаю, человек. Егор Кончаловский, Гриша Константинопольский, Филипп Янковский, мое поколение… Остальные не заслуживают внимания, это такие флюгера. Я даже и забыл про их существование.
– Большие фигуры – это кто? Кто умер?
– Да многие… А вы даже и не знаете. Они делали первые шаги в видеоиндустрии. Надо напрячься, вспомнить... Но это отдельное интервью.
***
Александр Проханов: «образ русского супермена с тяжелым автоматом наперевес»
Афганский поход – вектор Российской империи на Восток. Он логически продолжает рейд Ермака, присоединившего к России бескрайние просторы до Тихого океана, военную экспедицию Скобелева, захватившего Бухару и Хиву и весь Туркестан, кавказскую кампанию Ермолова, сделавшего Кавказ южным рубежьем России.
У афганского похода были свои певцы и свои летописцы, одни из которых хулили этот поход, другие прославляли, третьи скрупулезно, с писательской точностью фиксировали все этапы этой многолетней военной операции русских.
Эта война, как никакая другая, оставила после себя огромный военный фольклор. Колоссальное количество походных песен, фронтовых баллад, солдатских саг хранится в коллекциях военных собирателей. Можно брать кассету за кассетой, прокручивать в кассетнике и слушать переложенную на музыку эпопею афганской войны. В этих песнях, подчас бесхитростных, огромное количество бравады, тоски, пьяной удали, лихой фанаберии, а также масса достоверных примет и черточек, которые покажут, как, на каких военных машинах, в каких климатических условиях, с какими военными приемами и ухищрениями велась эта война в ущельях Гиндукуша, в пограничной с Пакистаном пустыне Регистан, по дельтам рек и по ледяным хребтам. Для каждого, кто воевал в Афганистане, такая песня подобна глотку спирта, кровавому бинту, полубезумному крику во сне.
Немало об афганском походе написано очерков, хлесткой публицистики: от репортажей отважного, неутомимого Лещинского, ведшего свой бесконечный рассказ об афганской войне в режиме онлайн под присмотром Главпура и агитпропа ЦК, до неистовой антисоветчицы Алексиевич, вскрывавшей своим пером цинковые ящики, «груз-200», как их тогда называли, и заглядывающей в изувеченные лица покойников афганской войны.
Из поэтов, писавших об Афганистане, памятью я удержал одно имя – поэта Карпенко, с испещренным шрамами лицом, жесткого и возвышенного автора стиха «Поговори со мной, трава».
Кинематограф об афганской войне чрезвычайно беден и неполон, его не сравнить с грандиозной киноэпопеей американцев, посвященной вьетнамской кампании. Фильм «Жаркое лето в Кабуле» – первый кинематографический отклик на афганскую войну, изуродованный цензурой, с привнесенными паточными сценами и интонациями, сироп Главпура и коктейль агитпропа. Этот фильм должен был ввести в советскую военную пропаганду романтизм испанской войны, незабываемый ореол испанских бригад. Еще один фильм появился на излете кампании, когда в солдат и офицеров похода бросал камень всякий, кому не лень, – «Афганский излом» с итальянцем Плачидо в главной роли. У советского кинематографа не нашлось своего актера, своего мужественного героя для изображения этой войны. Абсолютно чужой Плачидо, проштампованный во множестве итальянских сериалов, бездарно рефлексировал и комплексовал на фоне горящих кишлаков, имитируя драму честного офицера, вынужденного выполнять злые приказы. Новый фильм об Афганистане молодого Бондарчука – «Девятая рота» – это ремейк американского «Рэмбо», задним числом, с огромным опозданием создающий образ русского супермена с тяжелым автоматом наперевес. Все три фильма ничего не говорят о сущностных вещах этой удивительной афганской военно-политической эпопеи.
Мой собственный афганский прозаический и военный опыт – это школа поведения художника на войне, рождение певца восстания русских воинов, созревание политика-государственника. Роман «Дерево в центре Кабула» – мое первое афганское произведение, посвященное началу кампании. Как всякое начало, оно было овеяно романтизмом, иллюзией и красочной декоративной экспрессией. Роман был настольной книгой офицеров, получивших назначение в Афганистан. И он же вызвал неистовую критику и яростное отвержение интеллигенции, той самой интеллигенции, которая через много лет торжествовала крах советской империи, а позже, в первую чеченскую войну, своими телерепортажами и газетными статьями добивала в спину измотанную, измученную русскую армию.
Вторая книга – «Третий тост», сборник рассказов и повестей – мозаика войны, поминальный храм, который я поставил в память боевых товарищей.
И третий роман – «Дворец», написанный после того, как головы участников афганской кампании были посыпаны пеплом разрушенного советского государства. Это роман о том, как начиналась эта война, как батальон спецназа штурмовал злосчастный дворец Амина, о том, как на руинах этого дворца задымилась большая война. И в этот дым утекла вся огромная история советского государства, вся история русской экспансии на Восток. Эпитафией этой войне может послужить замечательная песня, сочиненная полковником спецназа и пропетая им в момент вывода советских войск из Афганистана: «Мы уходим с Востока…»
***
Чадов о войне
«настоящей войны я никогда не видел, и в армии я не служил. если бы сейчас началась новая война, такая как чечня, я сделал бы все возможное, чтобы туда не попасть. что там делать? воевать за чужие деньги?»
Чадов о «9 роте»
«самое главное, что в этой истории есть реальные герои, пацаны, настоящие русские солдаты. поэтому кино вышло хорошим. это было понятно еще на площадке – все игралось легко, вживую. я, конечно, не видел фильм целиком – только трейлер гениальный – но если у меня есть вкус, то народу фильм понравится»
Чадов об афганистане
«из детства помню несколько афганских песен, помню парней, которые приходили оттуда, носили только камуфляж и казались нам героями. странная была война. ее, наверное, даже нельзя с чечней равнять. там хотя бы поначалу была какая-то святость, что ли. но все же зря мы ее затеяли»
Чадов о чадове
«мне совсем не обидно, когда нас путают, только смешно. это же брат мой, родина моя, нам нечего делить. я же знаю, насколько мы разные, а то, что мы так похожи внешне, это временно»
Чадов о Бондарчуке
«федор, он очень уверенный, точный. он не требовал от нас техники, он просто о каждом из нас знал больше, чем другие режиссеры. с ним нет лишнего разбора пьесы, часовых разговоров. все очень понятно»