Владимир Мусаэльян

главный советский фотограф-«личник», снимавший Брежнева, Андропова, Черненко и Горбачева

Я пришел в фотожурналистику в 1960 году — в ТАСС. Ездил по стройкам, объездил все географические точки советской империи, замерзал в Арктике, высаживался на льдину, изнывал от жары, снимая советских пограничников, высаживался с морской пехотой в Балтийске, любовался красотами Дальнего Востока и два раза пересекал экватор. С космонавтами работал со всеми — начиная от самых первых, и знал их всех лично.

А потом меня позвали снимать Брежнева, и я почти 13 лет пробыл его личным фотографом. Потом работал с Андроповым, с Черненко, Горбачевым, Ельциным, а из последних снимал Путина. Брежнев ко мне отлично относился, с другими такого не было. Андропов был скрытный человек, у него почки были больные. Черненко тоже был больной совершенно со своей эмфиземой легких — но, понятно, даже на последнем издыхании все хотят править.

Горбачев — очень своеобразный человек, безумно говорливый. Все-таки Леонид Ильич умел слушать, и потом народный ум применял в своих высказываниях и докладах. А Горбачев слушал только себя. К нему приходят женщины и говорят: у нас предприятия встают, мы без зарплаты, люди с голоду помирают. А он им в ответ: а для чего мы перестройку придумали? Для вас! Вот и берите все в свои руки, и решайте вопросы, а не жалуйтесь.

Ельцин и для меня был и остается первым президентом, который бомбил российские города. Все, что он натворил в Чечне, мы до сих пор расхлебываем. И это все последствия политики, начатой Горбачевым. Его сейчас снова много по телевизору показывают в связи с юбилеем — а я не смотрю, мне противно. Я видел, какой он был пьяница, и мне было неловко за нашу страну и ее руководителей, срам и стыдоба.

Александр Чумичев

фотограф ТАСС, пятнадцать лет снимал Горбачева, Ельцина и Путина

В кремлевский пул я попал в 1986 году. До этого с отличием закончил дневное отделение журфака МГУ и объездил с обзорными командировками весь Советский Союз. Был молодым, но уже ведущим фотокором ТАСС. Никаких конкурсов, экзаменов на замещение вакантной должности личного фотографа главы государства, конечно, не было. Все решало руководство ТАСС, а утверждало КГБ и отдел пропаганды ЦК КПСС.

А в команду Ельцина я попал скорее по стечению обстоятельств. После отставки Горбачева я «ушел» из политики. Я всеядный фотограф, мне интересно все, и тогда я с удовольствием занялся портретами — у меня была современная студия, в которой я снимал моделей, писателей, музыкантов, художников. Но летом 1992 года со стороны руководства Фотохроники ТАСС мне поступило предложение слетать в США для освещения в составе пула первого официального визита Ельцина в эту страну. В это время в составе кремлевского пула уже работал мой коллега по фотохронике Александр Сенцов — меня решили пристегнуть к нему на время, для усиления. А к тому времени у меня в активе уже было несколько фотографий Ельцина «со стороны» — это Ельцин, уходящий с XIX Всесоюзной партийной конференции; Ельцин — трибун с горящими глазами на броне танка в августе 1991 года; Ельцин — победитель, подписывающий Указ о роспуске КПСС в присутствии ее генерального секретаря Горбачева. Поэтому мне было интересно поработать с ним вблизи.

И с Ельциным, и с Горбачевым было сложно. Во время протокольных съемок оба как будто не признавали своего фотографа. И только во время каких-то личных съемок можно было услышать обращение к себе по имени. Горбачев внешне был очень сдержан, закрыт, с Ельциным работать было интереснее, он обладал богатой мимикой и мог во время мероприятия всякое отчебучить. Надо было все время быть настороже, чтобы не пропустить очередную «загогулину».

Со стороны Горбачева замечания по поводу фотографий обычно делала Раиса Максимовна. Хотя непосредственно с ней я не часто работал, но несколько раз слышал от нее: «Саша, если вы нас плохо сфотографируете, мы вас уволим». Первое время работы с Горбачевым мы, в полном соответствии с давней традицией приукрашать советских лидеров, ретушировали знаменитое пятно на лбу. Получалось смешно: с экранов телевизоров на нас каждый день смотрел Михаил Сергеевич с кляксой на лбу, со страниц газет он же выглядел иначе. Видимо, наверху тоже заметили эту несуразицу, дали команду — и в газетах Михаил Сергеевич стал появляться с отметиной.

В самом начале работы с Горбачевым я сопровождал его в ГДР, где со мной случилась большая неприятность. Отснимав целый день, вечером я проявил свои цветные пленки в гэдээровской Фотохронике — негативы оказались засвеченными. Оказалось, что накануне в Западном Берлине был совершен теракт, пострадали американские и немецкие военнослужащие, было много жертв. Поэтому в Восточном Берлине были усилены антитеррористические меры. В аэропорту, куда мы прилетели из Москвы, значительно увеличили мощность рентгеновских аппаратов, просвечивающих багаж. Но кончилось все хорошо: немецкие коллеги дали дубли сюжетов, пропавших у меня, а также снабдили меня кодаковскими негативами, на которых я отработал последние три дня визита. С тех пор я никогда не сдавал в багаж фотоматериалы, возил их с собой в специальном освинцованном пакете.

Во время этой же поездки в ГДР со мной по неопытности приключилась еще одна неприятная ситуация. Кортеж с Горбачевым прибыл в Трептов-парк к памятнику Вучетича «Советский воин с немецкой девочкой на руках». Я был в хвосте колонны. Пока добежал до российской делегации, возлагающей венок к подножию памятника, успел застать конец церемонии, сфотографировал памятник, весь комплекс, побежал назад. Кортеж уже двигался. Прибежал к выходу из парка, а кортеж уже уехал. Я остался один, а ведь Трептов-парк находится далеко от центра Берлина, где Горбачев должен был выступать во Дворце Республики. Я горел. Что делать? Смотрю — поблизости около «Трабанта» (такой немецкий запорожец) стоят два бюргера. Беседуют. Вспомнил, что когда-то в детстве учил немецкий, собрал в кучку все немногие, всплывшие на волне моей памяти, немецкие слова и попросил ребят отвезти меня ко Дворцу Республики. Иначе мне капут! Ведь отвезли и ни копейки не взяли. Я был спасен второй раз.

Вообще Михаила Сергеевича за рубежом всегда принимали восторженно. В 1989 году, когда он приехал с официальным визитом в Пекин, обстановка в Китае была очень напряженной, студенты вышли на улицы с плакатами. Мы, журналисты, могли проехать к дворцу, который выходил фасадом на площадь Тяньаньмэнь, только прикрепив к ветровому стеклу машины большую фотографию Горбачева. Его имя по всему миру тогда ассоциировалось с реформами, даже в бастующем Китае. Чем все это кончилось, известно: только Михаил Сергеевич улетел, как в Пекине появились танки. В итоге сотни убитых, тысячи раненых.

От Ельцина нас курировала его дочь Татьяна Борисовна. Как получилось сделать знаменитый снимок Ельцина на танке: после окончания официального визита в Москву президента Буша, Горбачев с супругой улетели на недельку в Форос. Я тоже уехал к детям на дачу. Утро 19 августа началось «Лебединым озером» по всем каналам. Мы с Юрием Лизуновым (дачи у нас были рядом в одном тассовском поселке) на его машине поехали в Москву. К 12 часам я уже был у Белого дома. Чуть ранее в зале заседаний Верховного Совета России Борис Николаевич выступал перед депутатами с речью. В зале было полно журналистов и иностранных дипломатов. Им Ельцин без всякой иронии посоветовал быстрее покинуть Белый дом, так как его окружают танки. Дипломаты рванули в посольства, а журналисты, посчитав, что все самое интересное уже было, разъехались по редакциям передавать только что услышанное и увиденное. Я же опоздал на первое действие драмы, поэтому болтался вокруг Белого дома, снимал подъезжающие танки и защитников Белого дома, которые тащили из ближайших дворов кто что мог. Из всего этого возводились баррикады. Отношения защитников с войсками не были напряженными. Девушки залезали на танки, угощали танкистов водой, засовывали в дула танков гвоздики. Неожиданно со стороны фасада Белого дома, выходящего в сторону Москва-реки, появилась большая группа депутатов, во главе которой шествовал Ельцин, всем своим видом демонстрировавший решимость и энергичность. С помощью охраны он забрался на танк, побратался с танкистами и с суровым видом зачитал свой Указ №59, которым призвал граждан России на защиту демократии. Был тот редкий случай, когда у меня почти не было конкурентов, все разбежались по редакциям.

А с Путиным я проработал всего два месяца. Когда приходит новая команда, она меняет старую. Поначалу было, конечно, обидно. Тем более что наша отставка была неожиданной и очень резкой. Спустя время я благодарил судьбу, что так случилось. Скучать мне некогда, работы у меня и сейчас много и разной. В свободное время готовлю материалы для фотокниги о нашем смутном времени.