Грозный город

Чеченка в Москве

Подруги в университете спрашивают Хаву: «Не страшно тебе ездить в Грозный каждое лето?» Хава говорит: «Ну как же, там ведь бабушка с дедушкой живут. Дедушка у меня в рубашке родился: его ранили из снайперской винтовки калибра 5.45, с вращающимися пулями. Врачи сказали, что это чудо: обычно после этого не выживают». Подруги спрашивают чеченку: «А на дискотеку вам можно? А почему ты все время в юбке – это же неудобно и холодно?» Она отвечает: «Девочки, юбка – это ничего не значит, просто у нас это как бы хорошо считается. А на дискотеку нам нельзя – до свадьбы даже за руку нельзя держаться».

Про Беслан подруги Хаву ничего не спрашивали: в университете Беслан обсуждали только чеченцы. Наши говорили: «Ну как это можно было с детьми? Человек в здравом уме не может на такое решиться».

Хаве восемнадцать, в Москве она уже 12 лет, школьные подруги по ней скучают, университетские – очень любят. Преподаватель истории Древнего мира попросил ее: «Если кто-то из студентов или учителей будет что-то тебе говорить, ты приходи ко мне. Нет, у нас ничего подобного не случается, это я так, на всякий случай».

Хава живет у метро «Полежаевская». «Нас весь двор знает. Мама у меня на дому шьет – много женщин приходит: и наши, и русские, и армянки. Хвалят маму: ее одежду не отличишь от фирменной». Заговорив о маме с папой, Хава начинает улыбаться, подкладывает беляшей, подливает чай. «Папа водитель, на «газельке» работает, двери возил. Ему звонят часто москвичи, которые всю жизнь здесь прожили, спрашивают: «Аслан, как быстрее доехать туда-то?» Сама Хава половине двора преподает английский за 150 рублей в час. «Знаю, что это мало. Мама меня ругает: «Ну что ты у меня такая глупая? Попроси их добавить». А я не могу. Мне цену сами назвали – неудобно другую просить».

Соседи – где бы в Москве ее семья квартиру ни снимала – везде отличные попадались. «Двери со всеми нараспашку. После Беслана нам соседи сказали: «Жалко вас, опять будут мучить». Когда «Норд-Ост» был, пришли два милиционера – отпихнули маму и прямо с сигаретами и в обуви в зал пошли. Папа на диване там смотрел телевизор. Он вскочил, кричит на них: «Вам что тут, барак? Идите в коридор!» Они у всех, кто снимал в подъезде квартиры, – у молдаван тоже – взяли по 400 рублей». Но после Беслана никто не пришел. «Я думаю, потому что участковый к нам очень хорошо относится».

Только вот одна соседка, она же хозяйка квартиры, почему-то недавно потребовала вместо $350 – 500. «И ремонт боимся делать, – Хава обводит глазами довольно жалкого вида кухню. – На прошлой квартире сделали, просто конфетка получилась: потолки побелили, обои наклеили. Пришел хозяин, посмотрел, ему понравилось. Не прошло и двух недель, он сказал: «Все, освобождаем квартиру…»

На День города – на четвертый день после захвата школы – Хаву задержала милиция. Бежала в университет – останавливают милиционеры. «Чеченка?» – «Да, чеченка». – «Поехали». – «Я объясняю: вот же московская прописка, студенческий, я на занятия опаздываю». – «Нет, раз чеченка – пойдешь с нами».

«Мне так обидно стало. Сначала они меня пробили по базе: проверили адрес. Потом отобрали паспорт, хотя это же незаконно: если кто-то забирает мой паспорт, мне взамен должны дать расписку. Повезли куда-то на Таганку на допрос. Там спрашивают: «Почему вас задержали?» Я как бы пошутила: «Наверное, на террористку похожа». А мне серьезно отвечают: «Не на террористку, правильнее – на шахидку. Сейчас, – говорит,– пальчики откатаем. То есть снимем отпечатки». Сфотографировали, допросили. Отпустили, только когда мамин знакомый им позвонил, – он, кажется, прокурор».

И еще иногда она в транспорте слышит – это не к ней относится – «Люди просто говорят в троллейбусе про наши дома и соседние, которые недостроенные: «Для кого это строят? Для черных? Расплодились в Москве, а нам уже мест нет…» И в метро страшно, когда вижу лысые головы. Но, правда, говорят, по одиночке они не нападают».