Автор нового здания Политеха: «Лучше строить это, чем дом для богатого негодяя»
По просьбе «Города» Петр Фаворов поговорил с Массимилиано Фуксасом, автором нового здания Политеха на Воробьевых горах, о политике, Саакашвили и том, что авторский стиль в архитектуре — это ерунда, которая никого не волнует.
- Многие согласны с тем, что стиль Массимилиано Фуксаса очень трудно определить. Почему так?
- Потому что нет никакого стиля! Я сражаюсь на стороне жизни в войне со стилем. Стиль это, выражаясь современным языком, — бренд. Мне не нравится ни стиль, ни бренд — потому что они всегда одинаковые. Каждый проект неповторим. Он как ребенок. Ни один ребенок, ни один человек не похож на другого, даже если они близнецы. Каждая работа вырастает из тех нужд, которые она призвана удовлетворить.
- То есть нет никакого средства посмотреть на здание и сказать — это построил Фуксас?
- Ну, некоторые думают, что они так могут, но я не знаю, как у них получается. Очевидно, они понимают мою работу лучше, чем я сам. Но даже они не говорят про мой стиль. Скорее, они чувствуют какие-то оттенки, намеки, манеры — хотя я совершенно не в курсе, что все это значит. Люди вообще могут сказать только одно — хороший дом или плохой. Конечно, они не знают имен архитекторов, да им и не надо. Вчера я видел здание ТАСС. Я не знал имен архитекторов, и уже снова их позабыл — но я понимаю многое в этом здании: время, настрой, материал. Для всего этого не нужно знать его авторов.
- Ваши здания часто удивляют. Вы к этому как-то осознанно стремитесь?
- Нет, вовсе нет. Я всегда говорю: у архитектуры есть две стороны — академическая и потребительская. Мне не нравится ни та, ни другая. Для начала я всего лишь стараюсь понять, что делать, стараюсь дать ответ на некоторые запросы заказчика. Но этого мало для хорошей работы. Тут нужно кое-что еще. Это эмоция. Это попытка заразить других своей страстью. Архитектура — это прежде всего помощь.
-
Музейно-просветительский центр Политеха и МГУ — новая образовательная площадка, которая откроется в 2017 году1/7 -
Центр будет построен на участке площадью 1 га на новой территории МГУ, в 500 метрах от станции метро «Университет», между Вторым учебным корпусом МГУ «Ломоносовский» и жилым комплексом «Доминион»2/7 -
Внутренние планы здания изменятся, но в общем здесь предполагается экспозиция «Математика» и открытые фонды, залы для временных выставок, лаборатории, научный кинотеатр, конференц-залы, музейный образовательный центр, библиотека, кафе и зоны отдыха3/7 -
Примерно таким центр Фуксаса увидят жильцы «Доминиона»4/7 -
5/7 -
6/7 -
7/7
- Помощь кому?
- Всему. Всем. Архитектура должна помогать жить лучше, видеть лучше, существовать в красоте, испытывать фантастические эмоции.
- Эмоция — это обычно очень мимолетная вещь. Нет ли проблемы в попытке вызывать эмоции с помощью такой долговременной, неизменной вещи, как архитектура?
- Секундочку! Архитектура — вовсе не неизменна, а эмоция — вовсе не мимолетна! Например, Святая София в Стамбуле была построена Юстинианом как церковь, потом была мечетью, потом снова церковью, теперь это музей. Как любая архитектура, она способна менять свою функцию. Но эмоция в ней неизменна. Вы заходите туда, видите этот парящий купол, эти нисходящие линии сводов — и вы испытываете все то же очень мощное переживание. А если вы его не испытываете — то вы ничего не смыслите в архитектуре.
- Но это храм, а если мы говорим, например, про жилой дом — нужно ли, чтобы он вызывал эмоции? Удобно ли будет жить в таком доме?
- Ну, скажем, музей Гуггенхайма в Нью-Йорке. Это же просто фантастическая архитектура, и она может быть чем угодно. Это как сценарий для хорошего кино. Это мог бы быть и мой дом, функция не имеет значения.
- Вы бы могли там жить? Постоянно в этой огромной пустоте?
- Я обожаю пустоту. Почему бы мне в ней и не жить?
В сентябре Фуксас приехал в Москву, чтобы, кроме прочего, выступить на открытой лекции в институте «Стрелка»
- Вы часто сравниваете архитектуру с кино. Как они для вас связаны?
- Они очень похожи, потому что архитектура тоже пытается передать движение. Здания часто складываются в моем сознании как сценарии: ты приближаешься, ты сидишь там, идешь туда, видишь свет оттуда и так далее. В кино движется камера, меняются ракурсы и планы — и в архитектуре происходит то же самое. В конце 70-х я прочел одну книгу, которая очень сильно изменила мои взгляды на архитектуру — это был сборник бесед Трюффо с Хичкоком. Они там говорят про очень многое, но важнее всего в них для меня оказалась тема монтажа. Это то, чего не хватает архитектуре — монтажа. Не в том смысле, что я предлагаю все нарезать и склеить из кусочков, — а в вопросе организации пространства и способов его восприятия.
- Считаете ли вы свою архитектуру политической?
- Нет, но архитектура всегда является политикой, хотим мы того или нет. В чем-то она против власти, в чем-то — часть власти. Она одновременно и близка к правителям, и бунтует против них. Архитектура в этом смысле — гибрид, а я обожаю все гибриды.
- Я почему спросил — некоторые ваши проекты кажутся определенно политическим высказыванием. Например, Дом мира Шимона Переса в Тель-Авиве — это же прямо декларация. Но в то же время сейчас ясно, что он относится к уже завершившемуся периоду оптимизма на Ближнем Востоке. Или ваш проект в Тбилиси, который кажется идеальным воплощением надежд невесело закончившейся эпохи Саакашвили. Хоть вы и не считаете архитектуру неизменной, политическая ситуация явно меняется несравненно быстрее. Нет ли тут конфликта?
- Это все неважно, пока внутри есть люди. Позавчера мне прислали письмо из Тбилиси: зашел в твой комплекс госучреждений, почувствовал себя очень хорошо, там полно народу, никакой лишней бюрократии, очередей нет. Это работает — с Саакашвили или без него. Он начал этот проект, и он был немножко не в себе. Теперь там президентом кто-то другой — это даже неважно. Я хотел доказать, что в этой новой для современной архитектуры стране можно выиграть непростой конкурс и построить это очень передовое здание. И с Домом мира дело обстоит похоже — мы с Пересом построили его за 10 лет на добровольные пожертвования, и что бы ни происходило на Ближнем Востоке, там и сейчас встречаются евреи и арабы — общаются, делают оливковое масло, спорят о мире, играют в футбол. Это, конечно, капля — но лучше сделать это, чем ничего. Лучше построить это, чем дом для богатого негодяя на каком-нибудь острове.
-
Среди последних больших работ Фуксаса — новый терминал аэропорта в Шэньчжэне, напоминающий авиалайнер1/7 -
Многие свои работы Фуксас создал вместе с женой Дорианой, как например башню корпорации Guosen Securities в Китае2/7 -
Новый Национальный архивный центр Франции — еще одна свежая премьера Фуксаса3/7 -
Бизнес-центр компании De Cecco, важного производителя пасты. Помимо макарон, Массимилиано Фуксас с супругой построили штаб-квартиру другим могущественным соотечественникам — Ferrari4/7 -
Центр мира Шимона Переса в Яффе5/7 -
Сценография к опере «Эдип в Колоне»6/7 -
Центр госуслуг в Тбилиси — памятник прогрессивной политике Саакашвили7/7
- Тогда давайте поговорим про Москву. Вы выиграли конкурс на постройку образовательного центра Политехнического музея на Воробьевых горах, около МГУ. Это ультрасовременное здание, но ему предстоит стоять в окружении сталинской и неосталинской архитектуры. Вам комфортно от такого соседства?
- Прежде всего, я обожаю сталинскую архитектуру. Это великая школа, идеологический ответ на американские небоскребы, но немного более безумная. Я бы сам такую башню не построил, но она мне нравится.
- Но куда ближе, чем само главное здание МГУ, к вашему участку стоят неудачно подражающие ему современные жилые дома…
- Ну а что я могу сделать? Не могу же я сказать — снесите тут все, я построю одно красивое здание? Мне интересно, что происходит с городом. Все фрагменты в городе разные, что-то построили бизнесмены, что-то прежние властители, что-то совсем безумцы. Но город — он таков.
- А что особого вы видите в Москве?
- В городе — ничего, пожалуй. Вот его население — это другое дело. Мне кажется, русские непрерывно видят сны наяву. Это как у Кубрика — «С широко закрытыми глазами», но наоборот. Это сочетание жесткого реализма и полной нереалистичности — мне нравится это российское противоречие. Я вообще очень люблю противоречия. Ненавижу все гомогенное, одинаковое, спокойное. Ни один человек не свободен от противоречий, и ни одно хорошее здание тоже.
- А чтобы вы изменили в Москве?
- Опять-таки ничего. Разве архитектор может изменить пятнадцатимиллионный город? Может, что-то можно поменять в городе в тридцать тысяч человек, да и то я не уверен. В Чунцине живет 30 милионов человек — что изменится в нем, даже если построить там 2000 новых квартир? Мегаполисы меняют тебя, а не ты — мегаполисы.
Интервью
Фотографии