Прежде чем говорить о «До самого рая», следует сперва рассказать о другом романе, тесно с ним связанном, — «Вашингтонской площади» Генри Джеймса. Эта трагикомедия, написанная в 1880 году, рассказывает о богатой и наивной наследнице, которая вопреки воле отца заводит роман с красивым мерзавцем, желающим от нее лишь денег. Мерзавец героиню предает, и она таки остается одинока, не в силах полюбить кого‑либо еще.
На Вашингтонской площади в Нью-Йорке происходят события и всех частей «До самого рая» — правда, реальность это альтернативная.
Так же как и в романе Джеймса, центральное место здесь занимают достаток, статус и понятие свободы. И так же, как и в «Вашингтонской площади», наивный и романтичный герой противостоит прагматичному и бездуховному обществу.
Главного героя, Дэвида Бингема, красивого (не припомню некрасивых протагонистов-мужчин у Янагихары) наследника очень богатой семьи, хотят выдать замуж за Чарлза, добропорядочного сорокалетнего вдовца. Но Дэвид влюбляется в молодого учителя музыки по имени Эдвард. У Эдварда темное прошлое, и есть все основания полагать, что любит он не Дэвида, а его деньги. Он предлагает Дэвиду сбежать с ним из Свободных Штатов на другое побережье, где однополые браки запрещены. Покинутый вдовец тем временем мучается от неразделенной любви.
Во второй части мы видим Вашингтонскую площадь образца 1993 года. Героя тоже зовут Дэвид Бингем, он родом с Гавайев, работает в Нью-Йорке и встречается со своим боссом, Чарлзом, который болен СПИДом. Попутно мы узнаем историю отца Дэвида, которого тоже звали Дэвидом и которого сгубила любовь к Эдварду — и нет, это не те самые Дэвид и Эдвард, а другие, родом с Гавайев. Если вы еще не запутались, держитесь — дальше будет больше. О Дэвиде, отце Дэвида, мы узнаем из его писем, в которых он рассказывает о своих мучительных отношениях и о том, что в конечном итоге их с Эдвардом разлучило.
Третья часть романа наиболее интересна и насыщена событиями. Она тоже о болезни — пандемии с катастрофическими последствиями для всего мира, которая привела к образованию антиутопической государственной системы, где еда и вода ограничены, книги и телевидение запрещены, на ужин готовят енотов, а в домах проводят обыски. В будущем гомосексуальность осуждается из практичных соображений: взрослым следует производить потомство, поскольку рождаемость в стране упала до катастрофического уровня.
И вновь на Вашингтонской площади Дэвид не любит Чарлза. Точнее, Чарли, внучку эпидемиолога, перенесшую вирус и выжившую благодаря экспериментальному препарату, который изменил ее физически и психически. Дедушка советует Чарли выйти за Дэвида, ведь он — хорошая партия, хоть вряд ли когда‑нибудь полюбит Чарли: он предпочитает мужчин. На этот раз воля дедушки оказывается сильнее, и ничего хорошего из этого не выходит. Каждый четверг муж куда‑то уходит, не рассказывая потом, чем занимался. И однажды Чарли решает за ним проследить.
То, что начиналось как романтический фанфик о жизни четырех друзей в Нью-Йорке, превратилось в истязание главного героя, напоминая уже другой жанр фанфикшена — «хёрт/комфорт», делающий упор на эмоциональных и/или физических страданиях одних персонажей и заботе о них со стороны других.
В «До самого рая» этот прием присутствует, описаний мук неразделенной и разделенной любви предостаточно. Но здесь они не оглушают, как в «Маленькой жизни», и герои не очень счастливо, но живут дальше.
Как и в предыдущем романе, Янагихара исследует тему болезни и человеческой хрупкости. Страдания душевные и физические тесно связаны, и люди вновь оказываются в западне собственных тел, которые предательски и необратимо выходят из строя. Любовь тоже оказывается западней: с ней невозможно бороться и от нее невозможно уйти, несмотря на боль, которую она приносит. Реинкарнируют Дэвиды, Эдварды, Чарлзы, и если раньше Янагихара писала лишь о мужчинах, то здесь у нее впервые появляется героиня — причем оказывающаяся самой живой из всех.
Но есть ощущение, что замах был амбициозным, а удар вышел смазанным. Многословный, перегруженный деталями роман не вовлекает эмоционально. Порой в повествование врываются диалоги, по уместности и логике достойные скорее янг-эдалт-романа. И дело не в русском переводе, над которым работала команда действительно выдающихся переводчиков. Персонажи больше напоминают функции. Янагихара говорит, что Дэвид наполнен страстями, но этих страстей мы не чувствуем, а лишь видим заламывание рук, что делает роман не то чтобы плохим, но местами просто скучным.
С другой стороны, у Янагихары получается поднять те же вопросы, которыми задавался и Джеймс. Может ли героиня быть по-настоящему любима, без оглядки на деньги и статус? И, если уйти от пассивной позиции, возникнет другой вопрос: может ли она любить сама? Может ли человек в принципе любить чисто, не стремясь что‑то приобрести при этом и сохраняя самого себя? Героине «Вашингтонской площади» и, судя по всему, большей части героев «До самого рая» сделать этого не удается.
«До самого рая» рассказывает о выборе между неизвестностью и безопасностью, между деньгами и любовью. Как найти себе место в этом мире? Где пролегают границы личной свободы, и в какой момент ее становится слишком много — настолько, что она разрушает отношения и судьбы? И хороших вариантов у Янагихары нет, не может быть абсолютного счастья ни дома, ни на чужой стороне, ни, судя по всему, в объятиях возлюбленного. Все стремятся прочь — к предполагаемому раю, который больше походит на мираж.
Издательство
Corpus, перевод Александры Борисенко, Анны Гайденко, Анастасии Завозовой, Виктора Сонькина
