Паскаль

что это было «Шелковое сердце», один из главных романтических поп-хитов 2000 года, написанный и исполненный Павлом Титовым под именем Паскаль. Собственно говоря, для российского шоу-бизнеса Титов был в первую очередь автором песен — вместе с поэтом Константином Арсеневым они написали множество хитов для других людей, в том числе, например, для Григория Лепса. «Шелковое сердце» тоже первоначально предназначалась не для Паскаля, но в итоге попала на его альбом. В общем-то, это была не первая и не последняя удача Титова, но главная из исполненных им самим. Стоит отметить еще удивительный образ Паскаля в клипе на «Шелковое сердце» — в нем он почему-то одет в духе эдакого лиричного Курта Кобейна, что с музыкой мало вяжется.

где он теперь После «Шелкового сердца» Паскаль выпустил еще целых четыре альбома, но до уровня популярности самого начала 2000-х так вновь и не добрался. Сейчас Павел Титов продолжает давать концерты и спорадически публикует новые песни. В апреле этого года он написал на своей странице «Вконтакте», что вновь сотрудничает с Константином Арсеневым: «Что ждать от этого дуэта? Возможны ли еще такие хиты, как «Шелковое Сердце», «100% любви», «Боже, как долго» и т.д.? Время покажет!»

Павел Титов

Паскаль

«У меня все началось очень рано. Я с пятого класса был барабанщиком в школьной группе. Потом стал сам сочинять, участвовал в разных коллективах, написал песню под названием «Летний сад». Она стала хитом, звучала на всех тогда возможных радиостанциях, показывалась на всех телевизионных каналах Ленинграда — это были 80-е годы. Вот такой первый взлет, который укатал во мне понимание, что артистическая деятельность — это хорошо, что мною могут быть достигнуты определенные позиции и высоты. Собственно, тогда я уже из училища имени Мусоргского поступил в училище имени Гнесиных и начал свой творческий рост.

Пик случился в декабре 1999 года, когда абсолютно случайно, по настоянию девушек-диджеев «Русского радио», песня «Шелковое сердце» попала в эфир. Тогда был снят директор радиостанции Строев, «Русское радио» осталось без управляющего звена. На худсовете девчонки, просто диджейки, Алена Бородина и другие, предложили включить в эфир песню «Шелковое сердце», ну и ее поставили. Никто не ожидал, что это во что-то выльется, ставки делались на другие песни — а вот чем все кончилось.

Обычно все происходило следующим образом: я писал музыку, делал несколько треков под конкретного исполнителя. И тогда была какая-то девушка, которой мы «Шелковое сердце» предложили. Я написал мелодию, Константин Арсенев — текст. Она, спасибо ей большое, не думала, как многие, по полгода — достаточно быстро среагировала и сказала, что ей песня не нравится. Мол, восемь раз «шелковое сердце», ну что это такое? Ну не нравится, и бог с ним. А к этому времени у меня уже был практически готов альбом, и мы решили его чем-нибудь добить из того, что у нас было в запасе. Мы сидели на студии, я сыграл «Шелковое сердце». Там же без рода текст, от третьего лица, кто угодно может петь. На студии был такой паренек Леша Кузнецов, он говорит: «Слушайте, а можно ее возьму? Что-то мне показалось, что я что-то с ней могу сделать». Взял, потом через несколько дней принес болваночку, мы ее послушали — и там уже стало все совсем по-другому. Хотя все равно чего-то не хватало — и мы еще напридумывали всякого, бридж туда этот вставили «если сердце твое стало храмом любви тра-та-та-та та-та-та», и вроде она заиграла. На «Русское радио» мы, соответственно, отнесли весь материал. Сделали определенные акценты, конечно, на песню «Боже, как долго», думая, что все-таки она будет песней номер один. Но они выбрали «Шелковое сердце».

Конечно, я до сих пор играю «Шелковое сердце» на концертах, она остается песней номер один. И нет, она мне еще не надоела. Абсолютно. Конечно, она простовата, но в силу того, что ее можно по-разному подать, ее интересно играть. Потом, с постепенным ростом человека меняются его мировоззрение и взгляды. Достоевского можно перечитывать сколько угодно. Я не с точки зрения гениальности сравниваю Достоевского и «Шелковое сердце», я к тому, что есть вещи, которые ты с годами заново открываешь. Как книги, которые когда-то мы в школе читали и не понимали. А с возрастом перечитываешь и понимаешь, что ты в свое время не смог увидеть вот это, не смог услышать вот это. То же самое и с песней. Если в ней есть потенциал, то она раскрывается постепенно.

Да и вообще, мы же об эстраде говорим — вот почему у Льва Валерьяновича не спросить, не надоело ли ему петь «День Победы»? Или «Рощу соловьиную». Раньше в голову не приходило задавать такие вопросы. Почему? Потому что люди росли на этих песнях и с ними продолжали жить. А Юрий Михайлович Антонов? Из года в год сорок лет поет одно и то же. Это в сегодняшнем мире песню, вдруг попавшую на радиостанцию, надо слушать и запоминать быстрее, потому что через два-три месяца ее заменит другая песня. Нет таких песен, которые даже год держатся, не то что десять! Поэтому петь песню, которая крутится на радиостанциях двенадцать лет, — это вообще-то гордость. Это значит, что это продукт, который задел, живет до сих пор. Я очень много, кстати, песен пою с первых двух альбомов. И не чувствую никаких проблем.

Что касается возвращения в эфир… Конечно, никто не против, потому что каждый исполнитель считает, что его песни не стали хуже. Причина исчезновения из эфиров массы артистов, мне кажется, немножко в другом. От нас ждут постоянно каких-то вещей типа: «А давайте мы напишем, что вы застряли в лифте и приняли роды?» Я такого не хочу. Когда меня приглашают на съемки, это обычно такие передачи, в которых я не хочу участвовать. Я не хочу быть причастным к тому, что происходит в нашем медиапространстве. Но мне-то нормально, мне чего, у меня своя аудитория, она от меня не отвернется вдруг, потому что меня перестали показывать по телевизору.  У нас же теперь есть альтернатива в виде интернета.

Интернетом я стал пользоваться более-менее активно не так давно. Честно говоря, долго не придавал значения, не понимал мощности этого медиа. Теперь я понимаю, что есть достаточно много людей, которые пытаются что-то найти, скачать, послушать. Была пара-тройка примеров, которые меня повергли в определенный шок. В городе Сочи в одном ресторане меня мои хорошие друзья попросили спеть одну мою песню. Я говорю: «Хорошо, ребят, я просто не вижу ни гитары, ни фортепиано. Как я вам ее спою, а капелла?» А там в уголке стоит паренек, у него ноутбук и микрофон. И он чего-то там напевает. Они говорят: «Да сейчас мы уладим!», подошли к нему, что-то нашептали, и говорят: «Все, у него все есть». Я подхожу к нему, он спрашивает: «А вам в каком виде эту песню?» Я делал три версии этой песни, а в эфир, естественно, вышла одна. Две были просто убраны. А у него все есть. Все три версии песни. Я говорю: «Откуда, как так?» Он отвечает: «Ваш аранжировщик или, допустим, звукорежиссер работает же в компьютере. А компьютер же подключен к интернету? Все. Я в его компьютере». Это парадоксально, но это так. Поэтому все мировые и многие наши студии ни в коем случае не работают с интернетом. И если новую песню нужно каким-то образом сохранить, ее ни в коем случае нельзя перекачивать через интернет, все это выложат тут же».