перейти на мобильную версию сайта
да
нет

Лучшие преподаватели страны Гуманитарный взрыв в «Вышке»

В этом году в Высшей школе экономики открывается филологический факультет. Год назад открылся исторический. Важное отличие от других институций — здесь не обязательно следовать государственным программам, зато можно создавать собственные стандарты и учить студентов тому, что им действительно нужно:

архив


Факт открытия в Москве двух гуманитарных факультетов сам по себе, честно говоря, не слишком интересен. Но вот то, что они открылись в Высшей школе экономики, это меняет дело. Ведь что случилось в начале 90-х? Переход к капитализму и некая высшая, как сказал бы Д.А.Пригов, небесная школа экономики значимо понизили статус гуманитарного образования в России. Социальный престиж гуманитарного знания и публичного интеллектуала как лидера этого знания, на мой взгляд, сильно упал. И вот сегодня, двадцать лет спустя, мы видим, что Высшая школа экономики и гуманитарное знание в лице двух институций — исторического и филологического факультетов — объединились. Насколько закономерным было это взаимное движение навстречу?

Александр Каменский, декан исторического факультета: Статус гуманитария в советское время тоже был не слишком высоким. К тому же здесь уже давно существуют факультеты психологии и философии. Поэтому совершенно понятно, что это была продуманная политика.

Александр Осповат, глава филологического направления филологического факультета: Во-первых, Высшая школа экономики претендует на роль ведущего университета. Во-вторых, я бы тоже поспорил с тем, что гуманитарные науки переживали такой существенный кризис в 90-е и 2000-е.  Не так давно я читал спецкурс в Новосибирском педагогическом институте — даже не в университете. И мне показалось, что тот юношеский энтузиазм, который когда-то сопровождал героический период русской филологии — это было в 60-е, 70-е годы, — он странным образом воспроизвелся в новых условиях. Конечно, профессия наша не хлебная, и это не бизнес. Но, с другой стороны, резкое разделение на специальности «международные финансовые отношения» и «древнехеттский язык» — это некоторый вызов для молодого поколения. Это сознательное противопоставление себя ведущей тенденции — и это тоже амбиции, тоже драйв. И у нас, и у факультета истории довольно высокий конкурс.

Оправданно ли, на ваш взгляд, присутствие гуманитарных дисциплин в университетском джентльменском наборе? Понятно, что он освящен традицией, сакрален, но, что называется, положа руку на сердце — насколько сегодня действительно необходимо присутствие в этом наборе гуманитаристики?

Осповат: Меня Кузьминов (Ярослав Кузьминов, ректор Высшей школы экономики. — Прим. ред.) спросил: «Вы можете в двух словах объяснить не с научной точки зрения, зачем нужна филология?» Я говорю: «Наша задача — это сделать так, чтобы люди начали понимать, что они сами говорят и пишут». Отрыв слова, как письменного, так и устного, от его смысла — настоящая проблема. И то же самое относится к истории, потому что она формирует, как и филология, базовые навыки мышления и понимания себя и как индивидуума, и как социальной фигуры. И особенно сейчас это необходимо. При таком увлечении валютоемкими науками человек нуждается в самоидентификации, которая невозможна без гуманитарных наук.

 

 

«При таком увлечении валютоемкими науками человек нуждается в самоидентификации, которая невозможна без гуманитарных наук»

 

 

К вопросу о широте кругозора студентов. Как устроено у вас в «Вышке» — может ли выпускник гуманитарных факультетов Высшей школы экономики в самой экономике толком не разбираться?

Каменский: Есть вполне справедливый принцип: на всех факультетах — вне зависимости от профиля — есть курс по экономике. Другое дело, что это не тот курс, который читается на факультете экономики. Понимаете, в чем дело: если мы говорим, что гуманитарная составляющая необходима и экономистам, и социологам, и менеджерам, то точно так же и наоборот. Эти знания современному человеку тоже необходимы. И для жизни, и в профессии. На наших исторических факультетах, естественно, экономику не преподавали, если не считать политэкономию, которую мы все изучали и тут же забывали. В результате потом некоторые историки начинали заниматься, скажем, экономической историей или какими-то сюжетами, связанными с историей экономики, и им приходилось многое осваивать самостоятельно. Это частный случай, но таких частных случаев очень много. У нас есть разрыв между историками, занимающимися экономической историей, и экономистами, занимающимися экономической историей. Это группы, не соприкасающиеся между собой и говорящие на разных языках. А ведь современная наука — не история, филология, философия, это некое трудноопределимое поле, в котором все пересекается. И бывает очень сложно провести границу. Когда мы читаем современные исследования, часто бывает сложно сказать, что это: сочинение по истории, по филологии, по философии или по социологии. На Западе это часто называют cultural studies для простоты. Одна из проблем высшего образования у нас — что процессы, которые происходят в науке, никак не отражаются на структуре образования. Это деление по специальностям вредно, потому что зачастую не позволяет ученому подняться на современный уровень.

Сейчас очень много разговоров о кризисе школьного образования. В работе с первокурсниками вам приходится все строить с нуля или можно как бы надстраивать базис, заложенный в школе?

Каменский: Мы очень волновались, как пройдет первый набор. Когда он состоялся, я, честно говоря, был совершенно потрясен, потому что я не предполагал, что при наличии в Москве МГУ и РГГУ какие-то ребята устремятся изучать историю в «Вышке». Поражен я был тем, что из 40 студентов, которых мы приняли, примерно 90 процентов оказались круглыми отличниками в школе.

И не фиктивные, как выяснилось, отличники?

Каменский: Нормальные, да. И причем с очень большим географическим разбросом: от Якутии до Рязани. Поэтому нам сложно судить. Скажем, мой предшествующий опыт всегда говорил о том, что студенты приходят очень плохо подготовленными. Я примерно 20 лет заведовал кафедрой в РГГУ, преподаватели которой читали курс истории на всех факультетах. И преподаватели мои всегда жаловались, что студенты не знают вообще ничего по истории и что им надо заново все рассказывать. Это немножко наивно, но я считаю, что если они в школе чего-то не выучили, это не преподавательская проблема. Если они чего-то не знают, они могут прочитать тот же школьный учебник. А мы должны давать что-то совершенно иное. Проблема есть. Она и в Америке есть.

Осповат: Может быть, даже более острая.

Каменский: Это общая проблема точно так же, как, cкажем, дебаты вокруг учебников истории.

Осповат: Cредняя школа, даже самая хорошая, дает образование под некоторым углом зрения: выучить то-то и то-то. И даже очень талантливый учитель и знающий, он излагает некую истину. Мы хотим изменить эту систему. Так, чтобы студент — не сразу, а с какого-то момента — знал, что есть разные точки зрения. И то, что от меня, например, слышит, не является окончательной истиной. Мне интересно вот, как вчерашний школьник среагирует.

Насколько то, что вы говорите, связано с вашим двадцатилетним американским опытом преподавания?

Осповат: Вы знаете, ну, наверное, мне трудно судить…

Вы ведь до отъезда не преподавали?

Осповат: Моя последняя должность — завхоз Музея Пушкина. Но дело здесь вот в чем… Каждая институция устроена по-своему: в Америке одна, в Германии другая, в Англии третья. Это имеет основания и традиции. Мне хочется взять не слепок с немецкой или американской системы, а просто усвоить идею того, что есть разные подходы. Мы очень сильно усилили языковую подготовку. Ты должен не только говорить, но и писать по-английски, потому что иначе твои работы не прочтут. К тому же мы не хотим, чтобы у нас был традиционный курс зарубежной литературы. Что такое зарубежная литература? Ты читаешь Байрона в переводе Жуковского. Это замечательный текст, но к Байрону он никакого отношения не имеет. Ты читаешь Корнеля в переводах Лозинского. Это тоже очень хорошо сделано, но это не Корнель. Мы хотим немножко затормозить раннюю специализацию, для того чтобы сначала человек прочитал, например, Диккенса в оригинале. Лектор рассказывает по-русски, а перед глазами у студентов английский текст.

 

 

«В аудитории было человек 30 — среди них несколько мэров и вице-губернаторов. Треть — люди с историческим образованием»

 

 

Каменский: В «Вышке» все студенты на всех факультетах изучают английский язык и обязаны этот английский язык сдать на международный сертификат. Студент, который не сдал, может быть отчислен. Кроме того, у нас с первого курса есть исследовательский семинар, на котором студенты с самого начала приучаются к исследовательской работе.

Студенты участвуют в какой-то самостоятельной исследовательской деятельности?

Осповат: Они приобщаются сначала. Потом начинают в ней участвовать.

Каменский: Во всех университетах России, Советского Союза начиная со 2-го, там, 3-го курса были спецсеминары. Но это означало, что ты на 2-м курсе — в одном спецсеминаре, на 3-м курсе — в другом, на 4-м курсе — еще в одном. Здесь речь идет немножко о другом. Этот семинар начинается с 1-го курса и идет на протяжении всех 4 лет у одного преподавателя. Они учатся самым элементарным вещам, а затем постепенно втягиваются в реально существующие научные проекты.

То есть структура образования построена так, что на выходе вы видите — в идеале — готового к работе исследователя?

Осповат: Ну понимаете, надеяться на то, что все 40 человек будут готовыми исследователями…

Каменский: Не дай бог.

Осповат: Это противоречит видам науки. Да и такого не может быть. Важно, чтобы навыки исторического, филологического, а в идеале — историко-филологического гуманитарного мышления были усвоены всеми выпускниками, которые могут дальше применять их в самых разнообразных сферах.

Практический вопрос: а чем смогут заниматься ваши выпускники? В смысле — чем смогут зарабатывать деньги?

Каменский: Этот ваш вопрос практически дословно повторяет тот вопрос, который задают очень часто, скажем, на дне открытых дверей потенциальные абитуриенты.

Осповат: А также ректор и проректоры.

Каменский: Они говорят: «Вот, значит, я закончу ваш факультет. А кем я буду?» Я всегда отвечаю: «Вы будете историком. А вот кем вы будете работать — это другой вопрос». И если мы с вами поглядим окрест, то обнаружим людей с историческим образованием в самых разных сферах. Меня в этом году позвали в Академию народного хозяйства прочитать лекцию в рамках повышения квалификации руководящих работников. В аудитории было человек 30 разного возраста — среди них несколько мэров и вице-губернаторов. И затем руководитель этой программы мне сказал, что среди них примерно треть — это люди с историческим образованием.

О чем, кстати, была лекция?

Каменский: О реформах в России, о проблемах реформ, модернизации и так далее. Но они задавали вполне осмысленные, я бы сказал, вопросы. То есть на этом уровне таких людей достаточно много.

Ошибка в тексте
Отправить