— С какого момента вы помните друг друга? Сколько вам было лет, когда вы познакомились или, возможно, вы помните конкретный день?
Григорий Сельянов: Лет с пяти-шести, когда начали ходить в гости друг к другу. Но у Феди могут быть и другие воспоминания.
Федор Балабанов: Я доверяю Грише, он чуть постарше меня, уверен, хорошо все помнит. Для меня эти походы были огромным удовольствием, потому что у Гриши было офигенное лего. А когда я был маленьким, мне очень нравилось «Лего»!
Г.С.: Да, «Лего» тогда было смыслом жизни.
— «Лего» сложно переплюнуть — но вдруг еще что‑то отложилось в памяти?
Ф.Б.: Помню, что у Гриши в гостях я впервые поиграл в «Симс», построил свой дом. Мне это очень понравилось!
Г.С.: Я вот истории плохо помню. Но почему‑то хорошо запомнил вашу квартиру. Как приходили туда, саму атмосферу. Не игры, не то, что конкретно мы делали. Но мне очень нравилась планировка, зеленые обои.
Ф.Б.: Сейчас, к сожалению, обои поменялись, да и многое другое, ремонт делаем с невестой моей.
Г.С.: Вы сейчас там же живете, да?
Ф.Б.: Да, до сих пор. Приходи в гости, когда в Питере будешь.
Г.С.: Давай. Ты тоже приходи.
Ф.Б.: Вы тоже в Питере?
Г.С.: Да.
Ф.Б.: Круто! У меня сейчас проект в Москве, мы его закончим к концу лета, и я вернусь в Питер. Первым же делом приду!
— А с чего началась ваша дружба, помните?
Г.С.: В раннем возрасте все было сопряжено с отношениями родителей.
Ф.Б.: Да, это как двоюродный брат, с которым ты встречаешься, может быть, раз в год. Или по случаю, где‑то, когда‑то, ведь у каждого своя продуктивная творческая жизнь. Я даже со школьными друзьями встречаюсь не чаще раза в год, просто нет времени. Но, когда выпадает возможность, всегда рад, всегда есть о чем поговорить.
Г.С.: Мы и сейчас периодически пересекаемся — на фестивалях, показах, премьерах. К сожалению, это происходит не так часто. Но после этого интервью мы обязательно увидимся в ближайшее время!
— А вы никогда не работали вместе?
Г.С.: Пока что нет. Петра (Петр Балабанов — художник-постановщик, брат Федора Балабанова. — Прим. ред.) я звал к нам на короткий метр, но он не смог.
— Нет желания сделать что‑то вместе? Хотя бы ради интереса.
Г.С.: Если это произойдет логически-органично — с удовольствием. Но делать это специально, потому что «мы должны» — однозначно нет.
— Давайте еще немного поговорим про ваше детство. Были ли у ваших семей какие‑нибудь традиции? Что‑то особенное, необычное?
Ф.Б.: Когда мы были «молодыми» и проходили события типа новогоднего корпоратива «СТВ», то наши родители собирались и шли в какой‑то ресторан. Обычно детей там было не очень уж много, поэтому присутствие Гриши всегда спасало и скрашивало эти скудные вечера взрослого счастья. Мы могли пообщаться, поиграть. Когда я шел на такие мероприятия, я знал, что там наверняка есть Гриша, поэтому все будет хорошо, я не заскучаю (смеется).
— А традиции внутри семей? Ходили ли друг к другу в гости, например, в какой‑то день в году?
Г.С.: Были праздники, дни рождения, Новый год. Так как люди дружат, они отмечают их вместе. Такого, что конкретно 25 января мы встречаемся все у вас, а 15 октября у нас, — нет, не было. Обычная семейная дружба.
— Какие у вас были отношения с отцами друг друга, когда вы стали чуть постарше?
Г.С.: Алексей довольно часто звонил папе. Он звонил на домашний телефон, а папы периодически не оказывалось дома. И вот тогда у нас мог случиться какой‑то разговор. Я помню один момент очень хорошо! Мне было лет шестнадцать, он позвонил и начал говорить про Владимира Набокова. Я как раз тогда прочитал «Лолиту», был в восторге от языка, от стилистики. И Балабанов рассказал, что он восхищается Набоковым, что хочет снять «Камеру обскура». Я тем же вечером ее прочитал, мне очень понравилось! Как потом выяснилось, папа пытался получить права, чтобы Алексей ее снял, даже вел переговоры с наследниками Набокова. Но не вышло.
— Федор, а у вас?
Ф.Б.: С папой Гриши я много сталкивался, например на фестивалях. Я с большим уважением отношусь к его вкусу. Если у меня есть интересный сценарий, я и сейчас всегда связываюсь с ним, встречаюсь, показываю, обсуждаю.
— Федор, если я не ошибаюсь, вы часто были с вашим папой на съемках.
Ф.Б.: Да, бывал. Например, на «Грузe 200».
— Гриша, а вы видели Балабанова в работе?
Г.С.: Да, на съемках «Мне не больно». Мы с товарищем приехали, а там снималась сцена дня рождения олигарха, очень богатая. Стояли большие столы, заставленные едой, шампанским. Нам по семнадцать лет, мы подумали: «О, сейчас съемки закончатся, нас пустят покушать». Сцену досняли, мы побежали к столу, чтобы съесть поросенка, но… это оказался муляж. Не получилось.
— Балабанов дома и Балабанов на съемках — это два разных человека?
Г.С.: К сожалению, на съемках я был только один раз, больше не видел его за работой. Я очень сожалею, что не бывал чаще, теперь могу узнавать только по старым видеоматериалам и бэкстейджам. Все наши контакты — домашние мероприятия, только по ним я его по-настоящему помню.
— Гриша, насколько разнится ваш папа дома и ваш папа в работе?
Г.С.: Я бы не сказал, что разница радикальна. Он сын летчика, отголоски военной дисциплины прослеживались везде. Да, он добрейший человек, но в нем была и есть некая молчаливая строгость.
— Федя, а вы что скажете о папе? Сильно отличался?
Ф.Б.: Конечно, отличался. В первую очередь это связано с тем, что в работе он всегда был очень быстр и четок. Он точно знал, что хочет снять и как этого добиться. Особенно в ранних картинах — из него энергия просто била ключом. Дома же он был спокойнее, как будто это два разных, непохожих человека. Различия радикальные.
— А Сельянов?
Ф.Б.: Я мало с ним работал. Если мы сейчас с ним общаемся, что‑то обсуждаем, это все равно неформальные встречи, нет такого ощущения, что он продюсер на моем проекте, а я перед ним отчитываюсь. Я знаю, что в работе и в целом он очень серьезный человек. Как подчеркнул Гриша, ему присуща молчаливая строгость, съемочные группы его побаиваются. Помню, мы работали над картиной «Скиф» Рустама Мосафира, я был там супервайзером. И повисло несколько сценарных вопросов. Все боялись что‑то сказать. Сельянов приехал на съемки, мы с ним вышли покурить, я набрался смелости, выдвинул идею и привел аргументы. Он выслушал меня, обсудили — все нормально! Но люди побаиваются, я замечал, да, есть такое.
— Гриша, в одном из интервью вы говорили, что очень долго авторитет отца на вас давил. Вы это сих пор его ощущаете?
Г.С.: От этого никогда никуда не уйти. Ни раньше, ни сейчас. Например, однажды в школу пришли люди из [городского] отдела образования, тогда учительница музыки велела мне встать и начала рассказывать про моего отца. А мне, как чувствительному ребенку, было тяжело. Особое внимание уделялось и моему первому опыту с короткометражками, много критики, это тоже двойное внимание. Но если бояться, ничего никогда не сделаешь.
Ф.Б.: Я с Гришей абсолютно согласен. У меня есть запоминающаяся история: я учился вместе с парнем по имени Гоша, в пятом классе между нами сложилась типичная детская вражда. Друг другу не понравились, все время пытались задеть. И в какой‑то момент, через полгода учебы, он узнал о том, кто мой папа, — тогда как раз вышел «Брат-2». А я никогда этим не кичился, никому про это не говорил. И тут у него очень сильно поменялось отношение ко мне, он просил автографы, подходил. Короче, было неприятно и некомфортно. Это же был мой нормальный и честный оппонент, с которым я враждовал! А тут все сломалось, хотя я вообще ничего для этого не сделал. Поэтому — да, есть давление, двойная ответственность, двойной взгляд, всегда от тебя чего‑то ждут. И сколько я ни работаю на съемочной площадке, всегда люди спрашивают: когда же, когда я сниму свой фильм. Это рядовой вопрос, который задают абсолютно все.
Г.С.: В вашем-то случае это еще тяжелее. Я тоже никогда никому не рассказывал, люди, с которыми я общался, могли случайно узнать, через год. Не назову это проклятием, но для детей знаменитостей характерно брать псевдонимы и скрывать фамилии. Я тоже долгое время работал под псевдонимом.
— Все-таки фамилия может сыграть злую шутку в среде кино?
Г.С.: Смотря что понимать под злой шуткой. Что тебя будут усиленно критиковать? Наверное, да.
— Завышенные ожидания?
Г.С.: Ну да, сто процентов.
Ф.Б.: Будучи ребенком известных родителей, гораздо легче начать свой путь, но и гораздо проще все испортить.
— Как вы думаете, почему дружба между семьями становится редким явлением?
Г.С.: Вы думаете, это так? Впервые об этом слышу.
— Мне кажется, такая тенденция есть.
Г.С.: Может быть, это мы какие‑то странные, не знаю. Наверное, нет надобности в личных контактах, все стали индивидуалистами.
Ф.Б.: Раньше не было социальных сетей. Вот ты спустился во двор погулять, а из соседнего дома вышел условный Петька. И вы гуляете с ним, общаетесь. У тебя особо и выбора-то нет. Когда приходят друзья родителей, они приводят с собой ребенка. И ты с ним общаешься, потому что он твой ровесник, есть о чем поговорить, можно вместе поиграть. Сейчас это происходит реже, у меня многие друзья обзавелись детьми, но при этом их дети друг с другом просто не знакомы. Нет такого, что дружба семьями ушла, просто людям всегда есть чем заняться, у них мало свободного времени. Одно дело, когда ты встречаешься со своим другом и вы хотите чем‑то своим позаниматься. Например, поиграть во что‑то или съездить на рыбалку. Другое дело, когда это семейная встреча.
Моя невеста предложила классную идею: когда вернемся в Питер после съемок, соберем всех друзей с их детьми и сделаем большой детский праздник. Пусть они познакомятся, вместе время проведут. Думаю, это здоровская идея — почему нет? Вдруг они найдут общий язык, ведь это здорово, когда дети твоих друзей дружат между собой. Это преемственность поколений. Мне кажется, сейчас стало куда меньше естественной почвы для таких событий. Раньше было принято ходить друг другу в гости.
Г.С.: Да, возможно. Вот, например, я не был в детском саду.
Был Владимир Карташов, художник-постановщик у Балабанова, которого не стало, к сожалению, в Кармадонском ущелье. Вот у него были сыновья, мы дружили. У Шевчука — сын Петя. Это меня и спасало.
— А что вообще для вас значит дружба? Как вы формулируете для себя?
Г.С.: Дружба — это общие интересы. Банальный вопрос — банальный ответ (смеется). Это совпадение духовных миров, когда твои принципы и убеждения совпадают. Вы дополняете друг друга, у тебя есть то, чего нет у другого человека, и, наоборот, вас что‑то роднит, вы пребываете в такой синергии. У меня есть друг детства, Ваня. Я сейчас мало с кем общаюсь из прошлого, но для меня важно, что есть вот такая связь с каких‑тот ранних пор. Мы несем разные истории, приятные или неприятные, но это единение корнями. Часто дружба бывает и партнерской: я тебе помогу, а потом ты мне. Взаимовыручка. Сосед, дай соль, завтра я тебе дам анальгин.
— Федор, что скажете про дружбу?
Ф.Б.: Я считаю, что дружба — это понимание, что ты можешь положиться на человека в случае чего (дай бог, чтобы этот случай не наступил). Общие интересы, да, без них сложно дружить. Я знаю много людей, к которым очень тепло отношусь, но, к сожалению, поскольку мы интересуемся разными вещами и работаем в разных сферах, так про при встрече только и делаешь, что предаешься ностальгии, даже нет опции что‑то обсудить. Я рад был бы повидаться, но без общих интересов, конечно, трудно.
— Может ли быть дружба внутри профессии? Это сложнее, чем обычная дружба? Всегда ведь есть опасность возникновения конкуренции.
Ф.Б.: Меня конкуренция не пугает, конкуренция — это здорово, это естественная возможность для роста. Если у тебя есть друг, являющийся твоим конкурентом, и он успешнее тебя — ты равняешься на него, пытаешься превзойти. Сам растешь.
Г.С.: Да, внутри профессии можно встретить много интересных, классных людей. По поводу конкуренции: не знаю, возможно, если вы два режиссера или актера — да, вот у них часто бывает конкуренция.
— И напоследок, пожалуйста, поделитесь еще какими‑то воспоминаниями из детства. Вдруг найдется новое общее?
Г.С.: Помню, у нас дома висели эскизы к фильму «Про уродов и людей» с непропорциональными лицами, они едут на свинье задом наперед. Очень интересные картины. Мы недавно с Надей (Надежда Васильева — вдова Алексея Балабанова. — Прим. ред.) созванивались, просили какой‑нибудь эскиз, хотим у себя в квартире повесить. Может быть, с ней увидимся. У меня не очень хорошая память, помню только отрывки, стоп-кадры. Еще вот помню, что в детстве ездил к дедушке и бабушке Феди.
Ф.Б.: В Анапу!
Г.С.: Да, к маме и папе Алексея, там меня впервые угостили пирогом с рыбой. Я подумал, что это будет отвратительно. У меня рыба ассоциировалась только с минтаем, который мама варила кошкам вместе с кашей. Потом вынесли пирог — и это было что‑то! Невероятно, с семгой или с лососем. Это было потрясающе вкусно, теперь я обожаю пироги с рыбой!
Ф.Б.: Там с рыбой все очень хорошо! Бабушка, при переезде из Свердловска, подружилась с дядей Сережей, а он возил свежую рыбу из Новороссийска!
Г.С.: А ты ел этот пирог, ты помнишь?
Ф.Б.: Да, но мое любимое — бабушкина пицца! Была такая советская чудо-печка, сковородка сверху закрывается второй сковородой, и там уже все запекается. Был такой тоненький слой теста и большой слой начинки сверху, всякая солянка: колбасы, мясо, кетчуп, помидоры. Помните пиццу в школьной столовой? Такая маленькая, круглая. По сравнению с ней у тебя в руках была просто квинтэссенция! Невозможно вкусно. Пока оставался хоть кусочек, я пробирался ночью на кухню, чтобы хоть что‑то урвать. Вот так, собственно, я и потолстел (смеется).
— А сейчас, при сумасшедших графиках и постоянных проектах, вы собираетесь за одним столом? Как раньше или частями семей?
Ф.Б.: Иногда встречаемся, конечно! В последний раз, когда Петя был в Москве, сидели в ресторанчике.
Г.С.: Кажется, в кинотеатре «Октябрь» мы виделись на каком‑то показе, с Надей поддерживаю связь, с Петей. Он приходил к нам на премьеру в [студию] «Лендок». Давно не собирались коллективом, это да.
Ф.Б.: Гриша больше в Москве находится, а я в столице бываю только по работе. Не по делу сюда не приезжаю, а если у меня проекты, очень сложно состыковаться. Но главное — в любое время и в любой ситуации мы все равно остаемся на связи.